Подателю сего. Отрывок из нового романа «Снюсть жрёть брютъ» («Алкосвятые»)
19 июля, 2012
АВТОР: Алексей А. Шепелёв
7 июля в 19.30 в книжном магазине «Порядок слов» (СПб.) состоялась презентация второго выпуска журнала «Русская проза» (обозначенного литерой «Б»), вышедшего в питерском издательстве «Инапресс». В составе номера: «Еще на Пасху…» и «1974 год» Леона Богданова, сопровождающиеся эссе Андрея Левкина «Заметка о Леоне и Богданове» и диалогом Бориса Останина и Кирилла Козырева «Поиски дервиша»; «Другая система» Павла Улитина; «Пять описаний одного текста» Аркадия Бартова; повесть «Сообщения» Алексея Цветкова-мл.; повесть-фантасмагория «Летовс-wake» Виктора Iванiва, «Подателю сего» — отрывок из нового романа Алексея А. Шепелёва «Снюсть жрёть брютъ» («Алкосвятые»), а также тексты Александра Скидана, Юрия Лейдермана, Марианны Гейде, Павла Пепперштейна, Юрия Цаплина, Сергея Соколовского и др.
Подателю сего
Отрывок из нового романа «Снюсть жрёть брютъ» («Алкосвятые»)
Часть четвёртая, можно сказать, приставная: Снова зима, или 15 дней, которые подтрясли Сашу (ну, или Что такое «полежаловки в доме Ю. А. Гагарина», и к чему они приводят, а также история св. Максимия без лишнего «агиографического» лоску, и кое-что об «чёрных дырах» и «антимире»)
Полежаловки у св. Ундиния на дому – святое дело. Столько всего изведано, что стыдно становится. Для меня, а после для ОФ это было, в несколько разные периоды, единственным развлечением, общением и утешением в одиночестве. Причём О’Фролову наверно всё же больше досталось. Св. Максимий, человек практически полностью чуждый такого предрассудка, как совесть, вообще отдельная история, вернее, целый цикл оных. Сам Ундиний, помнится, одно время вёл статистику разжираний: подобно тому, как девушки и женщины обводят в календариках даты своих менструаций (а некоторые и коитусов), отмечал синей пастой дни пьянок, а красной – когда обкурился; через несколько месяцев, пытаясь на коряге внести в реестр пропущенные деньки и недели, он вдруг ужаснулся: почти все числа были синими, а четверть из них были красными и фиолетовыми – и он настолько устыдился, что в сердцах выбросил сей исторический документ! Это мой образ жизни в основном таков, что для меня сии два-три дня на малой родине исключают включение в общественные, общественно-производственные отношения, общение и досуг, и заняты чтением, письмом и уединёнными сельхозработами, а если жить нормальной жизнью?.. Новизна в том, что теперь альтернативы почитай что и нет.
В деревнях и сёлах и повсюду в одноэтажной необъятной окраине пьют просто нечеловечески тотально, и виной тому единственно урбанизм, который проник в каждую пядь русской земли и в каждую клеточку сознания нашего селянина! Деревни, деревенского, деревенских уже давно нет! Никто ничем не любуется, не живёт ни в какой в гармонии, не играет на гармони: везде машины, ларьки, деньги, сотовые телефоны и «Дом-2», только всё-это не в таком уж центре вожделения, ведь существование у подавляющего большинства не праздное и течёт по сути на грани выживания, но всё же всё равно в центре. У нас в Сосовке N, к примеру, один ларёк – в центре — продаются привозные товары, и цены на них такие же, как в центре Москвы (доставка в Тамбов, затем в район, затем сюда, плюс «бонус-накрутка» «от себя» от местных продавцов-наймитов – всё равно альтернативы нет – раскупят!), и все товары раскупаются (это притом, что зарплаты тех, кто работает в госучреждениях, максимум тыщи две-три, а большинство не получает денег вообще!)! Что, казалось бы, захочет купить человек, у которого свои овощи и яблоки, иногда мясо, по крайней мере, курятина и яйца, молоко и т.п.? Как ни странно, в первую очередь – чипсы, чупа-чупсы, сухарики и прочую дребедень – и в первую очередь для детей (начиная от года!) и подростков (заканчивая тридцатником!). Не гребуют и отвратными «готовыми» пельменями, блинцами и котлетами. Как индейцы побрякушки – за баснословную цену! Даже те товары, которые вроде бы необходимы, если вдуматься, свезены со всего света и до неприличия адаптированы: всё в тюбиках и пакетиках, как у космонавтов: лапшичка, чай, кофе, табак, экстракты, заменители… — мало что осталось и от природы, и от культуры…
Ошибка в том, что ГМО не рекламируют – их бы раскупили влёт! Какая-нибудь простецкая пошлость вроде «улучшения качества (а вообще пора переходить к количеству) интимной жизни»: «ГМО – для неё и для него!» (У тех, кто провёл детство в городе, в стерильной среде, видите ли, даже на кота и цветы – аллергия!) И чтобы получить все эти «блага», сдают за копейки быка али свинью или центнеры и тонны картофеля и зерна, сдают целиком, оставляя себе только то, что не принимают (рога, копыта, ливер; мелочь картошки, некондиционное зерно – кормить скотину – круговорот), сами практически не вкушая, не перерабатывая – домашние колбаски у нас никто не изготовляет!.. (Плюс, а вернее, минус упаковка: добрую часть мы переплачиваем именно за неё, чтобы тотчас же выбросить ея, скрывающую сущность товара (вспомним, как противоположное, нехитрые упаковки советского прома), в мусорное ведро – в окружающую среду – а в мозге, как, впрочем, и в природе, всё это оседает мёртвым грузом, тромбом, гнилью и плесенью, зловонием – словесно-ментальный мусор имеет ту же природу.) А иные и вообще ничего не делают – просто пьют, потому что хотят обычной городской жизни, стремятся к «большому миру», где всё есть, а здесь ничего нет.
В городе, понятно уж, особенно небольшом (в большом – тесно!), тоже «всё есть» не для всех. Практически невозможно вырваться из всего этого, или хотя бы из ощущения. Всё бетонное, отчуждённое, заводное и заводное, водочное, сублимированное, разбодяженное, стабилизированное, искусственное. Цивилизация стремится к полнейшему объебасничеству: если даже ты и заработал сколько-то денег, то потратить их в теперешних условиях весьма рискованно. Стремление к извлечению максимальной прибыли привело к фальсификации почти всех товаров (см. циклы телепередач «Среда обитания» и др. и публикаций в СМИ): даже медикаментов, продуктов питания и продуктов труда интеллектуального. Узаконенные мировоззрением обман, халтура, доля обмана, симулякр как пищевая добавка, социально-экономический тупик, не меньше. Энтропия разъедает среду обитания, как природную, так и антропогенную, во всех сферах, критическая масса накапливается, процессы напоминают образование злокачественной опухоли, бес(о)человечная цивилизация пожирает самоё себя, требуя радикального лечения…
…Я сижу на полу на кухне спиной к батарее. Разливают на столе, спускают мне стопку свежепринесённого чемергесу: «На, борода!» Я опрокидываю, давясь, ловлю ложку с чисто символической порцией капустки, на коленях ползу по липкому полу в угол к глобальной бутыли с квашеной капустой, запускаю в растрескавшуюся горловину руку – «Куда, борода?!» Надо мною – дворовые друзья Саши – жёсткие, невоспитанные – а как ещё сказать?! – привычные-обычные чуваки, коих мы с ОФ называем «нехорошие котята» и дивимся всегда, зачем св. их так радушно привечает. «Сегрегаты» — ещё одно определение для них, хотя обычно это синоним для обозначения нас самих. Мы и они – как небо и земля, но змий всех уравнивает, а самому св. лишь бы выжрать. Тут главное, чтоб конвейер работал, а они ребята пробивные – по-своему даже весёлые и находчивые.
Капуста – одна порция на стакан, железный закон. И хорошо ещё, что есть, а то бывает, что и того нет – в энный день застолья закуска дело излишнее. Ундиний, выражаясь по-ихнему, «вообще не заморачивается на еду», тем более для гостей, великий русский глагол «потчевать» ему неведом. Ты же, пьяно увещеваю его, создан по образу и подобию Божию, засим Адама, вкушавшего в райском саду фрукты, ягоды и нектары, а посему не можешь полностью отрицать целесообразность закуси. «Пошёл ты, Лёнь, но хуй» — и опрокидывает ещё стаканище.
Какой неимоверной ценой мне порой давались редкие победы в виде покупки половинки хлеба или пары «Роллтонов» – причём тут же налетали и все остальные!..
Вот, говорят сверху над ещё одной чудом принесённой субстанцией в бутилочке от кетчупа, сэм с никотином: если выжрешь – озвереешь, как кот Леопольд, без базару. Некоторые даже отказываются. «Да ладно!» – не верю я и принимаю дозу. «Смотри, борода!..»
Через несколько минут я вдруг встаю и провозглашаю: «Щас, блять, кого-нибудь расшибу!» — и кидаюсь на самого маленького, на Михея. Под общее удыхание меня оттаскивают, но пить к сему времени уже нечего.
Начинается стояние или сидение на холостом ходу жажды, на пике грозящих совсем обнегативиться эмоций, мозговой штурм, где взять денег. Я, сидя у батареи, как йог, тоже маюсь, раскачиваюсь всем корпусом, стукаюсь спиной – от испитого и недопитого все жилы и скулы сводит. «Бля, ёбнуть бы кого, башку бы проломить!..» — кто-то уже начинает озвучивать проступающие сквозь угар непотребные мыслишки.
И тут – эврика! – под окном кухни буксует машина. Открываем форточку (снегопад, мороз, мятель): «Помочь?! Полтинник». На выход! – командует кто-то, и мы, семеро жлобов, мчимся вниз и выносим легковушку на руках! Через полчаса – ещё, потом ещё – праздник продолжается. И даже до неприличия…
У всех записных гостей подворья Гагариных говорящие псевдонимы: одного зовут Килл, двух других – Клёпа и Шалашин (вспомним познавательную передачку из нашего детства – «АВГДейка» — познания, правда, приводят чаще всего на одну и ту же колею, и народное выражение для повзрослевших Клёп – «шалаш некрытый»), жрут просто как тварьё, они же привносят и зеленокурение, не брезгуют ничем. По признанию ОФ, «в последние разы у Саши я регулярно получал в зубы – от него самого, от его папы или от котят». Какой-нибудь Шалашин, как мы его помним, дня со второго функционирует ограниченно: только продирает глаза, стонет, ему подносят почти полный губастый, он, не отрываясь, весь обливаясь и краснея, присасывается к нему – и отпадает, как налившаяся пиявка. Как проснётся – опять то же, и так до последнего. Сие есть признак истинных змиеадептов, стоящих уже в преддверии накота: то же самое и д. Саша, святоундиниев папа, ныне вот уже покойный. Иногда в другой комнате с мамой, а иногда с нами. Всё-это, конечно, удручает, и хочется выжрать ещё и ещё.
Всё наше сочувствие и лучшие пожелания св. Ундинию, но для сегрегастов сих вообще, наверно, мало чего есть святого на свете, тем паче жажда. Неоднократно, когда кончались деньги, брался под руки д. Саша и сопровождался двумя «котятами» до сберкассы, а там уже приходилось буквально водить его рукой! Мне самому не раз приходилось в неурочный час обходить с ним старых знакомых, чтобы взять в долг. Иногда д. С. проявлял жёсткость, и слава Богу, не ко мне. Подпол в отставке, бывший преподом военного училища, ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС, он, сколько бы не пил, пока ещё не совсем совсем, сохранял в себе недюжинную физическую мощь и нечто от офицерского достоинства, что было и контрастом, и в какой-то мере даже каким-то щемяще-русским единством с той непомерной жёсткостью, которую он проявлял к своему организму. Так и стоит пред глазами картина: на супермегакоряге д. С. возлежит на кухне на видавшем виды диване, по виду, позе и живописности (достойной кисти Ильи Ефимовича) представляя нечто среднее между Ильёй Ильичом и Владимиром Ильичом (иногда он ещё, как истинный насос, спал там на полу на матрасе), рядом трёхлитровая банка с водой («Лёшь, не в службу, принеси…»), на полу ведро («Лёшь, не в падлу, отнеси…»), и он, человек с больным желудком, литрами глушит воду, и тут же со страшными звуками изрыгает её обратно — в ведро. А между процедурами, повторяющимися с небольшими перерывами по всей ночи, читает роман «Echo»! Вид очень серьёзный, скромно комментирует. В том числе и за такой колорит я наверно и прислуживал ему не без удовольствия.
Сами мы, надо сказать, порой тоже невольно обнаруживали за собою некое выбивание из среднеантропологических нормативов, как говорит ОФ, иногда просто поражаешься: например, мочеиспускать не 5 раз в день, а все 200, если не больше, и сколько можно искурить (в сутки, причём в основном «Примы»), сколько выпить, мешая самые различные напитки, от пива до одеколона, сколько можно беспрерывно удыхать при создании произведений «ОЗ»!..
Все таковые флуктуации крайне асоциальны: в любом случае декалитры спиртного, чуть не килограммы пепельниц, 5-6 часов мочеиспускания1 и 20-часовые сессии творчества уж точно никак не совместимы с работой. А порой и с самим существованием: внезапно проснувшись в мир после очередного «заплыва», чувствуешь себя не токмо как выброшенная, а уж прямо как вброшенная на сковородку рыбина. «Бля-аа-ть!.. Яб-ба-а-ать!..» — раздаётся со всех сторон и кажется: даже прямо у тебя в пульсирующей какими-то взрывами голове — это проснулись возле тебя сегрегаты, и хрипло брутальными стонами-возгласами сии тренирующие свою экзистенцию полутрупы в очередной раз поражаются, до какой степени могут дойти переносимые обычным человеческим организмом перегрузки! И вдруг осознаёшь, что автоматически и сам являешь с ними в унисон!.. Вот тебе и русский архетип – смотрите!..
Другое дело – котеняты, романтики; если уж Шалашин сей очнётся-проснётся, то налицо повод ужаснуться – его полусвязным россказням. «А я, прикинь, иду такой в жопень… Ну, и чувак там какой-то попался в подворотне… И чё-то это… злость такая напала… переклинило – ага, думаю, попался, падла!.. Ну и я, короче, такой…» — далее спокойным тоном, как в порядке вещей, с дебильной, правда, интонацией он повествует, как «исхуярил» невинного человека до полусмерти, раздробил ему ногой челюсть. Дальше – суд, похмелье, «разрулить», «крыша», «братва», «козлы», условный срок, штрафы. Все смеются. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
______________________________
1. Если, положим, один «сеанс» длится две минуты, то тогда в итоге получаем поистине дурную бесконечность: 200х2=400, 400:60=6,666 666 666 666 666 666 666 666 666 6667.
Максимий как живой выписан. для тех кто его знает. и даже более. да и воопще познавательно-все пьют,но написать об этом,тем боле так не могут.