Все сложности когда-нибудь разрешаются. Так было и с этой моей загадочной неспособностью свободно передвигаться, то есть просто ходить.

В «Прикосновении» шла речь о левой лодыжке. Теперь взбунтовалась правая, и не лодыжка, а вся стопа. Две кошмарные ночи и третья полегче. Правая стопа не дышит. Прокачаешь, стоя в У Цзи, вроде заработала, начинаешь засыпать и чувствуешь, как она опять становится деревянной и холодной. Через полчаса-час просыпаешься от страха: стопа неживая – холодная, набухшая, ничего не чувствует.

Подскакиваешь с постели и снова в У Цзи. Почти тут же в ней появляются признаки жизни, и за 20-30 минут она отходит, оживает. Опять в постель, и всё опять повторяется: полчаса сна и пробуждение с парализованной мёртвой стопой. Так всю ночь, обе ночи, 30-40 минут сна, столько же в У Цзи. Световые дни – в удручённости, даже в отчаянии. Что делать, не знаю. Через 5 дней всё повторилось, не так жёстко, но повторилось. А потом была очередная баня, и вот это-то и стало настоящим кошмаром.

Я работал как всегда – банный день у меня, наверно, самый продуктивный; если есть сюжет, рассказ записывается чуть ли не автоматически. На этот раз сюжета не было, но мысли были. Я их записывал, потом шёл в парилку, выходил, снова писал – и так весь день. На улице уже стемнело, когда я напоследок помылся и в последний раз зашёл в парную. И тут обнаружил, что выбраться оттуда я не могу. Меня буквально скрючило, дышал с трудом, ноги задеревенели почти до колен, и я не мог их поднять. Уже думал, что придётся ползти, от бани до кровати метров 25. Рядом с дверью стояла лопата, и я использовал её как опору, как костыль. Доковылял, хотя думал – конец. Отлежался немного. Нужно было кормить своих зверей, кота и пса. Всё было заготовлено заранее, и я сунул им их миски…

Что-то радикальное таилось в парной, чего я не понимал. Тривиальное «заторы-завалы в энергетических каналах» как объяснение уже претило, хотя наверняка было правдой. Парная, видимо, каналы отворяла настежь, но моя плоть при этом съёживалась, она к такому не была готова.

Потом такой атаки больше не было, но беда со стопами-лодыжками продолжалась и длилась долго, месяцами. Чаще всего это сводилось к тупой саднящей боли в подошвах стоп от юн цюань к средним пальцам; к онемению пятнами в подошвах; к полному онемению правой внешней части правой стопы, что сопровождалось резкими множественными коликами, очень болезненными, но кратковременными. Юн цюань значит «бьющий (или) бурлящий родник». Я до сих пор их ощущаю только как чёрные дыры, провалы, но никакого «биения», движения в них никогда не замечал, не пришло, видно, время. Объяснение всей этой истории с моими ногами, и стопами в частности, сводится, я думаю, к следующему – так прорабатываются мелкие вспомогательные каналы – коллатерали.

…И вот однажды я проснулся с обеими тёплыми живыми стопами. Болела поясница и крестец, трудно было подняться и даже кашлянуть, но одновременно меня не покидало радостное чувство, что так и должно быть – потому что всё было внутри. Болели мышцы, суставы, сухожилия, хрящи – и всё внутри; они раздавались, насыщаясь ци, обретая растянутость и гибкость. Так рождается то, что в боевых искусствах Китая называется «усилием цзинь».

Зачем такие муки? Чего ради? Толком я даже не знаю – «за Небом есть ещё Небо». Но это не простое любопытство. Только ради любопытства мне бы не выдержать, не выстоять. Здоровья ради? Это важно, конечно, – не зависеть от таблеток и надменных и алчных белых или голубых халатов, но всё равно не главное. Что-то гонит ещё. Что? Какие-то смутные неясные долги. Кому я должен? Может, Тебе, Всевышний? Наверное, Тебе. Ты отправил меня в мир человеком, но вовсе не таким, видимо, какой Тебе нужен. Выходит, надо им стать. Надо стать человеком!

Из суковатой неуклюжей болванки-заготовки превратиться во что-то стоящее: мыслящее, умудрённое знанием, самодостаточное, свободное, нет – вольное. Воля, это когда ты знаешь, что несвободен в рамках ответственности перед непостижимыми и непогрешимыми законами мироздания, ибо Воля Единого превыше всего. Ты жив только в реальности «сначала о соседе» – то есть думай, дыши и двигайся только с этой мыслью, тогда места хватит всем. Лишь такая воля несёт свободу. Ты гармоничен, ты в мире и ладу со всем живущим. Раз ты это понял, ты стал Человеком. Наверно, это надобно Всевышнему.

***

На улице XXI век – шумный, развязный, развратный, лживый, насквозь публичный и… гнилой.

Объявился в Москве не то Мики, не то Ники Рурк – диковинное голливудское чудо-юдо, киноактёр в недавнем прошлом, а может и в настоящем, говорят, звезда. Торжественно, как рекламу, объявили его возраст – 62 года. Безумные глаза под редкими завитыми в спиральки прядками падающих на лоб жирных волос… Что-то цедил брезгливой скороговоркой, оттопырив нижнюю губу… Обряжался то в кожаную куртку, то в телогрейку и шапку-ушанку…

В Москве в это время собирали профессиональный «большой бокс», и Рурк приехал в нём участвовать. В качестве непонятном, но не чемпионом и не претендентом. Он привёз с собой молодого негра (своего раба?) и собирался прилюдно свести с ним счёты на московском ринге. Что за счёты, тоже непонятно, но бой состоялся. Устроители такое ему с удовольствием позволили, для них это Рурк-реклама; за Москву, правда, обидно, да и за бокс тоже.

Есть однако и другое объяснение: кто-то очень умный это лицедейство поощрил, может, и помог устроить. За это «браво» и аплодисменты – умница Россия, что не преминула поучаствовать в этой оплеухе Голливуду и Штатам, организовав такое всепланетное посмешище.

Первое, что мне пришло в голову, когда я Рурка по телевизору увидел, – снежный человек, йети. Мики-Мики-Ники его не изображал, он был им – йети. Это Соединённые Штаты Америки из настоящего и будущего. Куда бредёт это одичалое убогое угрюмое человеческое стадо?..

***

Был мне сон… Где-то вроде как на вокзале; угадываются люди вокруг, баулы, сумки, чемоданы… Молодая усталая женщина с дитём на руках, миловидная, русоволосая. Я шёл навстречу и оказался лицом к лицу.

– Иди ко мне на ручки. Видишь, мама устала.

Девочка дёрнулась, обхватила обеими руками мать за шею, вжалась, отвернулась, тут же снова повернулась лицом ко мне. Ей года три. Белёсые прямые волосёнки, большие серые с зеленью глаза. Страха в них нет, одно серьёзное внимание и, пожалуй, вопрос.

– Откуда я взялся? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Она слегка кивает.

– Да вот, еду, жду поезда. Ты ведь тоже куда-то едешь. И эти люди тоже. Так что иди, пусть мама отдохнёт. Давай скорее, вон лавочка освобождается.

Девочка шевельнулась, заёрзала, протянула мне руки. Я её принял, сказал «устраивайся поудобнее» и улыбнулся. И она разулыбалась, даже засмеялась. Я повернулся к матери. У неё в глазах почти растерянность.

– Как это Вы сумели? Она дичок, знакомых, и тех не очень принимает. Из сверстников только одна подружка, правда, задушевная.

Мы усаживаемся на лавочке и задвигаем подальше сумки, чтобы не мешали проходу.

– Ну, и как тебя зовут?

– Люся.

– А маму?

– Светлана Фёдоровна, она у меня учительница. А Вас?

– Виктор Михайлович. Вот и познакомились.

Говорит Люся чисто и отчётливо. Я уже думаю, что ей лет 5.

– Давай, Люся, рассказывай, чтобы не скучно было. Какие у тебя любимые игрушки?

– Одна. Митя. Это заяц, он у мамы в сумке. Он непоседа, так мама говорит. Но я и сама знаю. Он маме мешал, и я посадила его в сумку. Показать?

– Ну конечно.

– Ма-ам…

Светлана Фёдоровна нагибается, жужжит молнией и достаёт зайца Митю. Обыкновенный плюшевый заяц, серенький, с белым хвостиком и длинными ушами. Люсе он до пояса. Она укладывает его на плечо, забрасывает передние лапы себе за спину и тихонько гладит. Тут я проснулся…

Любопытно, как бы повела себя девочка Люся, если бы ей встретился не я, а Рурк?

***

С полгода назад, может, раньше прямо передо мной появилась щель шириной в моих полкорпуса. Почти чёрные две створки слева и справа, впереди смутное серое пространство – непроглядное, дальше ничего нет, не видно, не просматривается. С этим и живу – хожу, сижу, лежу – оно всё равно присутствует. Странно, но чувство постоянное. Жду – что-то будет. Мозг подсказывает: свет, вспышки, какие-то видения… Но я догадки останавливаю, понимаю, что это только мозг, он ожидает чего-то из книжек, а что будет на самом деле неизвестно; и будет ли? Так продолжалось с месяц-полтора, потом ушло.

Но свет всё же был – два или три раза: внезапный, недолгий, ослепительно-яркий; он ничего не открыл, просто свет, вспышка и всё. Был и другой эффект, несколько раз, и тоже со светом, но неярким и пульсирующим. Свет неяркий, но тусклым он тоже не был, а был тёплым, каким-то родным, что ли, не знаю, как сказать, – пространство перед глазами вдруг медленно светлело и гасло, светлело и снова гасло – и так с десяток секунд, может, с полминуты.

***

Ноги отдельно, туловище отдельно, одни вниз, другое вверх. И всё это одновременно, центр – в нижней части живота. Конечно, в книжках всё это описано, не раз читано, вот только никак не усваивается, пока не подойдёт время. Понятно, почему не очень-то пускают ни вверх, ни особенно вниз. Поначалу это была просто визуализация; представить один раз (два, три, несколько) для начала, ещё и порознь, – просто. Однако теперь – это уже присутствие там, а ты не готов, ни тело, ни сам ты настоящий, тот, кто равен твоему духу или душе, по-китайски шэнь. Это совмещение со Свидетелем, такое зазря и дёшево не даётся…

С корпусом вроде всё в порядке, «малая орбита» работает, макушка тащит вверх. Физически это настолько сильно ощутимо, что мне вспоминается барон Мюнхаузен – то, как он, попав в болото, будучи в седле верхом на лошади, вытащил себя из трясины за волосы вместе со своим одром. Не так уж далеко это от правды.

Главная моя проблема сейчас – отстал низ. Верх набрал ци, и «малая орбита» исправно работает, «большая орбита» – с трудом и только иногда. Недаром Вон Кью Кит останавливает здесь свои поучения и даёт совет найти Учителя, но тут же предупреждает, что найти его в наше время если и не невозможно, то очень непросто.

Работа «большой орбиты» – это уже присутствие в другом измерении. Предстоит, видимо, смена ролей: жить там и приходить оттуда сюда, чтобы в обычной жизни крутиться здесь. Иначе с закрепощённостью тела не управиться – с его жёсткостью и одеревенелостью. Наоборот не получается: с трудом попадаешь на недолгое время туда, возвращаешься, а находиться здесь уже не можешь – верх почти там, а низ точно весь здесь. Верх противоречит низу, и всё идёт враздрай: низ здесь служить отказывается, потому что служить как прежде он уже не может, ноги не готовы, в них нет бесперерывного тока ци. Задача для них – надёжное и постоянное соединение с Землёй, укоренённость. Если соединиться не удастся, то вообще ничего не получится; а чтобы укорениться, нужно углубиться и быть там. Как всегда круг, ох уж этот «заколдованный круг».

***

Тонкостей много, правил много, они все давно упомянуты и перечислены, иные даже расписаны. Я читал их двадцать или сто раз, но не укладывалось, ускользало. Беда ещё и в том, что важна комплексность, до которой мне далеко. Только когда она есть, складывается нечто цельное. В связи с этими сложностями у меня мелькнула мысль составить словарь-пособие для неучей, для начинающих и даже слегка продвинутых, таких, как я. Может, я так и сделаю. Не зря же когда-то всё самое важное сводили к афоризмам, рифмовали, называли песнями и предписывали учить наизусть.

Вероятно, придётся заставлять себя делать это. Странно, что с достижением каких-то результатов приходит нежелание излагать их на бумаге – всё кажется простым, само собой разумеющимся, недостойным того, чтобы это фиксировать, «увековечивать». Даже патриархи кунгфу, такие как Чэнь Вантин или Сунь Лутан, похоже, насиловали себя, чтобы нечто записать – очень коротко, и самое главное, оно и понятно-то было только достаточно продвинутым. Предвидя падение общего уровня кунгфу, они руководствовались благородной целью не растерять бесценный опыт предков. Так, девиз Сунь Лутана был: «Пусть меч Учителя звенит в моей руке». Но даже это далеко не всех усаживало за стол перед свитком, кисточкой и тушью; Дун Хайчуань, например, патриарх ба гуа, ничего после себя не оставил. А что могу передать я, кроме как свои «страсти-мордасти». Так что не знаю…

…Кое-как, с грехом пополам я решил для себя очередной ребус, выкарабкался и, кажется, поднялся на ступеньку выше. Однако не хватало ещё чего-то, чего-то главного, ключа к остальному. Но вот нашлось и оно. Не я, конечно, этот ключ нашёл. Давным-давно, недвусмысленно и прямым текстом указал на него Чэнь Синь:

«Две стороны почечной впадины называют пахом, ценят округлый и пустой, нельзя зажимать… Корни бёдер должны открывать пах, открытие не в величине: считают открытым и при такой малости как нитка… У тех, кто не умеет открывать пах, расставь ноги хоть на метр – нераскрытое останется нераскрытым».

25.12.2014. Хутор Покровский

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>