Представляете, всю жизнь летаю во сне…

…Достаточно научно для фантастики.
Циолковский о Беляеве

Наша техника будущего является лишь
частью социального будущего… А.Беляев

По детству это было проблемой роста. В юности… тоже. Зрелость – тоже почему-то не обошлась без полётов… (А что, разве взрослые не растут?) По старости… Не поверите – летаю, и ещё как!

Начав текст о любимом писателе, вдруг понял: …нет, не то, что вырос, – а то, что до конца дней во мне будет жить беляевский беспечный Ариэль, непосредственный, наивный, добрый. В то же время обладающий диковинной, невероятной силой, не приносящей её обладателю внушимой материальной прибыли.

Как же это по-русски – рассказывать о преодолении жизненных невзгод на примере английского юноши-птицы или аргентинского человека-рыбы. Как же это по-человечески правильно – мечтать о неизбывном с единственной только целью: сделать мир лучше, сделать людей добрее. И в трудной виктории над непобедимым с виду гипнотизёром, «властелином мира» Штирнером обрести заслуженный покой и Любовь.

Мир Беляева трудно передать словами. Мир Беляева надо смотреть, слушать, чувствовать, испытывать, примерять – как примеряют к себе непознанные доселе вещи и события дети.

Театр, музыка, кино, литература – всё было проникнуто беляевскими темами, темпами.

Особенно в советское время, когда мечтать и летать разрешено было лишь во сне. Когда фантастические пертурбации применяли в основном к заграничным героям. Потому что «суперзлодей» Штирнер мог придумывать страшные телепатические козни только в Германии. А победивший его «супергерой» Качинский мог быть исключительно советским прогрессивным учёным.

Но, несмотря на все преграды и совковые запреты, Беляев-таки создал прекрасный пантеон редкостных необычайных сюжетов и героических персонажей, достойных самых больших и значимых образцов мировой приключенческой литературы: Уэллс, Жюль Верн, К. Дойл, Эдгар По, Б. Гарт, Циолковский («небожителем» называл Циолковского Беляев).

И я уверен, что сотни, тысячи советских пацанов, взращённых на исторических, футуристических, космических, подводных и подземных невидальщинах великого сочинителя, продолжают и в 21 веке творить и созидать безоблачное будущее своих детей, внуков, невзирая на неслыханные тяготы, препоны, задачи и вызовы, предъявляемые временем. Сменившимся с «советского социалистического» на «российское капиталистическое», но оставшимся ещё более литературно непознанным, чем оно было до Перестройки.

И что такое ельцинская постперестроечная Россия – как не беляевский Остров погибающих, тонущих под тяжестью собственных нерешённых проблем кораблей? Со своими продажными губернаторами, министрами, хитросплетениями, интригами, преступниками-авантюристами, скрывающимися от правосудия. С бесконтрольной свободой, которая оборачивается гибелью всего… А прошлогодний майдан ненароком никому не напоминает злосчастный остров в окружении сгущающихся мировых катаклизмов? Скажите, кстати, – вы случайно не встречали намедни людей, «торгующих воздухом»?..

Такое невообразимое количество остроумных сюжетов мог воплотить на бумаге только чрезвычайно увлекающийся и многое повидавший на своём веку человек.

Духовная семинария, закончившаяся махровым атеизмом. Далее цирк, музыка, театр, режиссура, редакторство, преподавательство, юриспруденция, госслужба, журналистика, знание нескольких языков наконец… Юношеские донжуанство, бродяжничество, мистификации, восторженная поездка в Италию. Его послужной и путешественнический список чем-то схож с крыловским, который, 100 лет назад, в многочисленных похождениях молодости предвосхитил грандиозный русский памфлетный жанр – басню.

Схоже с Иваном Крыловым, судьба А. Беляева необыкновенно трагична, приземлённа: нескончаемые болезни, физические страдания («Голова профессора Доуэля» практически автобиография Александра Романовича). Нападки критики. Замалчивание и шельмование лучших его произведений, романов. Отказы в переиздании. Обвинения в ненаучности, фантазёрстве и даже допросы с пристрастием по поводу соответствия литературным совстандартам качества.

Наизворот, взгляды Беляева, его принципы – оказались космического, вселенского прицела, на столетия. Он просто… обгонял время. Улетал. С огромной скоростью. Прочь от земных проблем. Известен случай, когда А.Р. отказался писать заказанные ему фантастические вирши о колхозниках и колхозах, и ещё о фарфоровых изоляторах.

Хотя сам он был убеждённым прагматиком, причём по-настоящему, по-хорошему «советским» – в обозримой исторической перспективе его родина неизменно и убедительно должна превратиться в царство подлинной свободы и демократии в форме «реального социализма». Как и многие другие мыслители-художники послереволюционного и уже практически предвоенного времени Беляев оказался зависим от идеологических веяний-влияний. Но, несмотря на идеологию, непрестанно верил в настоящее чудо, сказку, мистификацию и заодно прекрасно справлялся с современными печатными требованиями: писал блестящие памфлетные повести-предостережения, крайне популярные в 20-е годы прошлого века: «Вечный хлеб», 1928; «Продавец воздуха», 1929; «Прыжок в ничто», 1933.

Писал научные статьи и очерки о деятелях русской науки: Ломоносов, Менделеев, Павлов. Биографические заметки: Фритьоф Нансен, Ростовцев, Пушкин. Очерки о военной технике, разведении рыбы, растениеводстве, транспорте будущего, световых декорациях, русском языке.

В заметках опровергая не абы кого – Уэллса! – с его «Россией во мгле»:

«Вы слышите, знаменитый писатель, непревзойдённый фантаст, пророк и провидец будущего, специалист по социальным утопиям? Фантастический город построен!.. Сравните его с вашими городами во мгле! Это не ваш уэллсовский город! Ваши утопические города останутся на страницах ваших увлекательных романов. Ваши «спящие» не «проснутся» никогда. Это – город «кремлёвского мечтателя». Вы проиграли игру!»

В больших полотнах и маленьких зарисовках Александр Романович оставил около пятидесяти научных предвидений. И всего-навсего три из них считаются ошибочными – остальные сбылись: внутриядерная энергия, подводное телевидение, суперплотины, агроогороды, реактивные дирижабли, электротракторы, космические лаборатории… Спустя много лет предприимчивый американец Уолт Дисней в своём «Диснейленде» осуществит многое из того, что наметил когда-то советский фантаст.

Он категорически не приветствовал обсуждать свои болезни и приступы.

С археологами Беляев с воодушевлением рассматривает историю Анцилловых озёр и Иольдиевого моря. С пулковским астрономом – странные радиосигналы с Марса. С пионерами – занимается постановкой спектакля по «Профессору Доуэлю»… Вместе с тем беляевские идеи масштабной технократии, умение развернуть фантастические гипотезы в захватывающее действо, умение сотворить ярчайшие характеры, впечатляющие зримые картины будущего – прекрасного, счастливого, великолепного! – ставят его на высший уровень художественного мастерства.

Рядом, параллельно с ним, работает замечательная плеяда советских фантастов: Адамов, Гребнев, С. Беляев, Трубланин, Владко, Романовская.

«Самое лёгкое, – говорит Беляев, – создать занимательный научно-фантастический роман на тему классовой борьбы… И самое трудное для писателя – создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой, угадать хотя бы 2-3 чёрточки в характере человека будущего. Я беру на себя это труднейшее».

Одиннадцать наиважнейших, интересных творческих лет (с годовым перерывом) и публикация большинства романов навсегда связывает имя Александра Беляева с замечательным, всемирно известным журналом «Вокруг света».

Произведения Беляева можно разделить на сугубо технократические: «Подводные земледельцы», «Под небом Арктики». На вещи, ставшие классикой фантастики, – романы-преодоления, романы-предопределения, романы-судьбы, одновременно романы-сказки, – наполненные героикой, любовью, ненавистью, большими и маленькими людьми, всевозможными характерами, победами и разочарованиями: «Ариэль», «Человек-амфибия». Отдельной строкой можно отметить тексты, пропагандирующие космонавтику: «Звезда КЭЦ», «Небесный гость».

В 1941-м, за несколько месяцев до мучительной голодной смерти автора, – в немецкой оккупации ленинградского пригородного Пушкина, – появился один из самых прекрасных и вдохновенных опусов о летающем юноше. Сюжетно перекликающийся с гриновским «Блистательным миром». Идейно пересёкшийся с мировым трендом на поражение всемерного зла посредством Добра и Любови. Посредством превознесения семейных ценностей и душевной привязанности…

«Ну, пиши карандаш!» – означало сигнал к тому, что всё готово к работе: недуги забыты, а за окном – волшебное воплощение нерукотворных грёз. Феерия. Фантасмагория. (Будто не замечая виселицы, сооружённой фашистами во дворе дома, прямо напротив его окон.)

Представляете, насколько силён должен быть человек, разделивший существующую реальность надвое. В одной – война, враги, болезнь, голод, несчастье, горе. В другой – нескончаемый полёт мысли и духа, исполнения детских желаний.

Это и есть мир Беляева. …Ну, полетели?!

«Писатель, работающий в области научной фантастики, должен быть сам так научно образован, чтобы он смог не только понять, над чем работает учёный, но и на этой основе суметь предвосхитить такие последствия и возможности, которые подчас не ясны ещё и самому учёному». Александр Беляев

Ему вторит знаменитый фантаст Герберт Уэллс: «В современной научно-фантастической литературе на Западе невероятно много фантастики и столь же невероятно мало науки».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>