Представляем вашему вниманию отрывок из книги Лизы Кернз «Во имя Любви Всего». Лизу Кернз иногда называют «духовным учителем» или «учителем недвойственности», хотя сама она едва ли согласилась бы с каким бы то ни было определением.

Перевод отрывка осуществил Дмитрий Ра. Публикуется с разрешения Лизы Кернз.

Мы так привыкли жить с убеждениями, верить в разные интеллектуальные идеи. Мы так привыкли слушать что-то на уровне интеллекта, понимать это на уровне интеллекта и думать: “Да, это вот так”. Но то, о чем я говорю, — не интеллектуально. Я не пытаюсь убедить вас в чем-то (хотя это может звучать именно так).

То, о чем здесь говорится, невозможно выразить словами. Это не может быть наделено смыслом. Здесь говорится о тайне этого — того, что есть.

То, что есть, настолько невероятно загадочно… Это то, что вы никогда не сможете понять. Все, на что личность, или ум, привыкли смотреть, относится к интеллектуальному пониманию и интеллектуальному знанию. Уму кажется невозможным, что это никак не связано с получением или пониманием чего-либо. Вся интеллектуально обработанная информация, которую вы выучили, даже из области духовности, это не то, все прочитанные вами книжки — не то. Хотя они могут на что-то указывать. И, возможно, при этом возникает резонанс за пределами слов.

Это не имеет ничего общего с хорошим доказательством или четким представлением о не-двойственности. Это не имеет ничего общего с осмыслением. Это настолько просто и очевидно, что интеллект не способен это понять. Может возникнуть резонанс за пределами слов, знание за пределами интеллекта, но это не будет мыслью или пониманием. Это не что-то, что “я” может узнать.

Это, то, что есть, сбивает с толку интеллект, который старается изо всех сил зацепиться за что угодно. То, на что я здесь указываю, — это исчезновение того, кто пытается зацепиться и удержаться.

“Личность”, “я” — это что-то такое, что возникает во времени и в мысли. Эта “личность”, это “я” на самом деле не есть то, кто вы есть в действительности. Время возникает в этом. Но “вы” не последствие времени. То, кто вы есть без “я”, это Жизненность, Бытие. То, что есть. Ничто и все.

Это не касается “я”, живущего во времени. Это та естьность, которая существует еще до возникновения “я”. Вы как ограниченное временем, вы как персонаж возникаете в этом. Жизненность не возникает из-за того, что возник персонаж. Она прямо здесь. Это и покой, и движение. Вам не нужно понимать ее.

Она не имеет ничего общего с вашим пониманием, вашим приобретением, вашим знанием или вашим видением.

Она то, что есть.

История

У меня сейчас не очень хорошая память, поэтому я, возможно, забываю и пропускаю что-то. Также я хочу заметить, что это лишь Лизина версия событий. Это не истина, это не то, что произошло, это только то, что записалось в Лизином мозге. Я уверенна, что другие персонажи истории рассказали бы ее совсем иначе.

Высокая плата

Мои родители часто отвозили нас плавать в местные бассейны. Кажется, это было вечерами по пятницам или в субботу днем. В основном нас отвозил отец. Я помню, как он был акулой, которая гналась за нами, помню радость от игры, его знакомое лицо, выпрыгивающее из воды, провозглашающее: “Аамм”. Мило.

Я помню, что в одном из бассейнов был высокий трамплин для прыжков. Всего их было три: маленький, средний и очень высокий.

Мой старший брат Джеймс мчался на самый высокий и прыгал с разбега. Я следовала за ним и все еще стояла на самом краю трамплина, когда он уже заходил на него по второму кругу. Я всегда хотела следовать за ним. Я любила его мужество. Он казался мне храбрым.

Иногда я сидела весь сеанс в бассейне на краю самого высокого трамплина, в ожидании прыжка, мои ноги болтались в воздухе. Часто, когда мой отец звал меня на выход, я начинала плакать, карабкаясь обратно вниз по ступенькам. Я хотела никогда ничего не бояться.

Мой брат

Мой брат был прекрасным ребенком. Люди принимали его за девочку, он был очень красивым. У него были тёмно-рыжие локоны, большие карие глаза и мягкий смешливый характер. Он родился на три года раньше меня.

Я не очень многое помню из своего детства, сейчас оно кажется таким далеким, как-будто другая жизнь. Есть определенные выделяющиеся события: в большей степени те, что шокировали или страшили меня, чем какие-то хорошие воспоминания. Позор мозгу за то, что он фиксирует события таким образом, но так уж он устроен.

Я думаю, самыми грустными воспоминаниями, которые засвидетельствовало это тело, были наблюдения за моим братом.

Мне было десять лет, когда моего брата впервые положили в психиатрическое отделение. Ему было тринадцать. Как мне тогда объяснили, у него был перелом черепа, вроде того, как ломается рука, но в данном случае это была голова. Я заметила, что когда я рассказываю людям эту историю, они смотрят на меня с грустными глазами и спрашивают, тяжело ли мне было это перенести. Я не понимала, было ли это плохо или хорошо. Я не понимала, что именно перелом черепа заставлял его кричать часами по ночам, в то время как мой отец пытался его усмирить. Я не понимала, что перелом черепа заставлял его трястись от страха, отказываться от еды или заставлять меня и мою бабушку одевать на себя фольгу, чтобы защищаться от инопланетян. Я думала, что мой брат просто был таким. Я не особо понимала, что означает перелом черепа. Мне вполне понравилось ломать свою руку: я получала множество внимания и подарков. Поначалу было больно, но затем это дало мне возможность почувствовать себя важной. Поэтому я не была уверена в том, что это такая уж плохая вещь.

Я не понимала, что это было ПЛОХО, до тех пор, пока мы впервые не оставили его в больнице. Медсестрам пришлось держать его, когда он кричал и умолял нас не уходить. Мне это казалось скорее развлечением — так много активности и криков, как по телевизору в сериале EastEnders. Моим маме, папе и мне пришлось выходить через запасной выход — он кричал и бросался на стеклянные двери позади нас. Повсюду были медсестры. Я услышала, что мой папа смеется. “Cлава Богу, — подумала я, — можно смеяться”. Я смеялась и смеялась. А моя мама рядом со мной рыдала. Она выла так, будто ее пытались убить. Как странно. Я подошла к ней и сказала: “Мам, не плачь, на самом деле это смешно, папа смеется”. Она выглядела так, как будто падала в обморок, и папа поспешил ухватить ее. Я посмотрела на его лицо. Он не смеялся, поняла я. Он плакал.

Чувство вины

Никогда раньше за свои десять лет я не испытывала агонию вины. Я ужасно себя чувствовала еще несколько недель, даже физически.

Мои родители плакали в машине по пути домой. Я сидела сзади со своей собакой Бонни и сгорала от вины. Я думала, что это смешно. Я думала, это шутка. Но это была не шутка. Я никогда не видела, чтобы они плакали вместе. Я не знала, что мой папа может плакать. И я сказала вслух, что это было смешно.

Я не могла играть со своими друзьями в школе. Я не могла концентрироваться. У меня внутри всё болело, и я продолжала прокручивать ту поездку длиной в час и плачущих родителей. Теперь я знала, что перелом черепа моего брата был очень ПЛОХИМ.

Я засыпала в слезах по ночам, в тоске от того, что им было так грустно. Мне так хотелось избавить их от всей этой боли. Я плакала и плакала по их грусти. Мои родители постоянно выглядели такими печальными. Мама плакала по утрам, пока занималась своими волосами.

Я начала придумывать способы помочь людям. Я воображала, что создаю приют для животных, в котором спасаю бездомных собак. Забавно, чем занимается ум, когда присутствует боль.

Однажды ночью я набралась смелости извиниться перед моей мамой за смех. Мы смотрели EastEnders, и это была премьера. Я попыталась объяснить ей, что я не понимала, что это было плохо. Она обняла меня и сказала, что все в порядке. После этого чувство вины стало угасать.

На самом деле, болезнь моего брата так никогда и не закончилась (точнее то, что обычно называется болезнью). Прошло уже 25 лет лекарств и докторов, социальных работников и больниц. Я могу поведать вам самые печальные истории о страданиях. Страданиях за пределами чьего-либо воображения. Не потому, что были какие-то проблемы в течении жизни, а потому, что мозг моего брата их воображал.

Я сидела часами рядом с больницей, в машине, в слезах из-за жалости к нему, из-за понимания: что бы ни произошло, это не заставило бы его мозг рассказывать другие истории.

Я видела, что этот ад не имел ничего общего с течением жизни, с тем, что происходит. Его причиной было то, как мозг интерпретировал происходящее. Люди считали по-другому, но я знала, что это не так. Мой брат видел ад там, где его не было. После этого моя жизнь начала становиться мрачнее.

Сердца моих родителей были разбиты. Они проводили все меньше и меньше времени дома. Моя нетрудоспособная бабушка жила с нами, и меня часто оставляли с ней.

Бывали хорошие времена: приходили подруги и мальчики, смех, праздники, животные, — но потом, когда брат вернулся из больницы, меня стали все чаще стали оставлять сидеть с ним.

Так как моя бабушка была инвалидом и у нас был большой дом, чаще всего она оставалась в передней части дома, а я и мой брат — в противоположной.

Обычно мы начинали вместе заниматься очень странными вещами. Мы много спорили и боролись физически, я чувствовала себя такой беспомощной рядом с ним.

Я начала втайне вызывать у себя рвоту. Это было таким облегчением! Звучит странно, но чаще всего для страдающего булимией чистка — это лучшая вещь. Это продолжалось и продолжалось: я объедалась, а потом меня рвало, уже по 15 раз за день.

Я не выбирала намеренно быть духовным ищущим. В каком-то смысле я вынуждена была им стать, иначе я, скорее всего, умерла бы в раннем возрасте от булимии. Но не это было настоящей причиной. Толчок поиску дал вопрос “ПОЧЕМУ?”, “почему ТАК?” Я все еще была подростком, и мне просто ПРИХОДИЛОСЬ находить ответы. Не было никакого шанса, что эта энергия успокоится в замужестве, с рождением детей или даже на крысиных бегах. Мне было необходимо знать, ПОЧЕМУ.

Ощущалось так, будто буквально за десять лет я была лишена всего, что, как мне до сих пор казалось, я знаю. Это было так, как будто я постоянно сижу на краю трамплина. Я не могу рассказать вам точно, как и почему это произошло, но оно просто произошло. Временами было очень больно физически. Все терялось, все ставилось под вопрос, и иногда даже это было увлекательно. Было чтение книг, слушание бесед, выполнение странных практик, проживание с телами, освобожденными от “я”. Были наркотики, секс, выпивка, еда, дерьмо и жизнь, просто жизнь, которая подвергалась постоянным изменениям.

Я никогда не знала пути. Всегда были сомнения. Я никогда не знала, что это было дорогой к свободе. Это произошло без моего понимания о том, что происходит.

Затем однажды, после всех этих опытов и пробуждений, все изменилось. Это не было внезапным появлением смысла, это не было щелчком, после которого произошло понимание.

Была просто ЛЮБОВЬ. Повсюду бесконечная интимность во всем, но не для Лизы… Это было всеобъемлюще.

Какое-то время я была в теле, воспринимая мир через время и через “я”, а потом это исчезло, и было все. Жизнь больше не была Лизиной, жизнь больше не была заключена в теле. Она не принадлежала истории во времени или описанию через слова, она больше не принадлежала телу, движущемуся через мир. Это было все и ничто, и оставалось только “Какого черта!”

Это не было познаваемо.

И это не какое-то конечное состояние. В этой странной реальности, в которой мир, как кажется, воспринимается через тело, тело меняется и развивается. Изменения, рост, реализация по-прежнему происходят. Я не вижу себя как просветленную или не просветленную, не вижу себя здесь или не здесь, завершенной или не завершенной. Я не знаю, где я. Для того, чтобы судить себя, мне нужно знать ТЕБЯ, но я не знаю ;)

Сейчас происходит разговор и написание об этом, но у меня нет идеи о способе или пути к этому. Сейчас все это кажется сном — и моя жизнь, и прохождение через время — сном в никуда.

Говорение и слушание происходят, но то, о чем говорится или пишется, не познано кем-то. Даже то, что Лиза потеряла все, не может быть познано. Что за космическая шутка!

И тогда мы смеёмся ~

Сочная драма

Где-то с двух или трех лет, иногда раньше, мы начинаем предполагать, что мы отделены от всего и ото всех. И что нам принадлежат действия в кажущейся нам нашей жизни.

Через наших родителей и общество нам говорится о том, что мы должны совершать правильный выбор и что это наша ответственность: вести и проживать хорошую жизнь. Наши родители часто напоминают, что нам нужно планировать свою жизнь и знать, кем мы собираемся стать или что мы будем делать, когда подрастем. Происходит постоянное подкрепление этой идеи о выборе и о том, что мы отдельное существо или личность, которая может выбирать.

Нет ничего верного или неверного в отношении этого убеждения. Это просто то, что, как кажется, происходит эволюционно. Тем не менее с этим убеждением о разделенности возникает страдание.

Совершать кажущийся выбор может быть забавно, но по большей части это приносит страдание.

Страдание происходит, когда ум становится фиксированным и одержимым совершением “правильного” решения, чтобы гарантировать свое счастье в будущем. Возьмите, например, простой выбор пирожного, которое вы хотите купить в продуктовом магазине. Если вы выбрали не то, у вас затем может быть пять минут плохого пирожного. Если мы рассмотрим более существенный выбор — например, выбор дома, парня или девушки, выбор собаки или кошки, мы можем представить стресс при попытке совершить правильный выбор.

В то время как это происходит внутри, это так же происходит и снаружи: при обвинении других, которые, как нам кажется, совершили неправильный выбор и причинили нам боль. Эта игра в “мой выбор/их выбор” является причиной огромного количества страдания. Эта идея о том, что я отдельная личность, они отдельные личности, действующие отдельно и независимо, и о том, что я или они правы или неправы. Большинство споров с вашей семьей, любимым человеком или другом касаются выбора, одной простой идеи, которая говорит: “Я отделен от всего остального, и я выбираю”.

Но правда ли это? Уверены ли вы, что вы совершаете выбор?

Отделены ли вы от всего, действуете ли вы и выбираете ли вы независимо?

Посмотрим на природу, например, на дерево: мы знаем, что дерево не выбирало — расти или не расти. Мы вполне хорошо себя чувствуем с идеей о том, что дерево просто растет. Также нас устраивает то, что ветер просто дует. Он не решает дуть — он просто дует. Очень редко мы злимся на ветер.

То же самое верно для птиц, собак и других животных. Большую часть времени мы предполагаем, что они не контролируют вещи, что они ведут себя так, как ведут, и мы не думаем о них слишком много.

Но мы, люди, тратим так много времени, размышляя о том, что выберем мы и что решат другие.

Легко заключить, что мы не выбираем то, как работает тело: рождаясь, мы не могли выбрать, как мы будем выглядеть, потому что это определяется генетикой. Если мы посмотрим на свои таланты, то увидим, что, возможно, здесь есть какой-то кажущийся выбор, но большинство из талантов врожденные. Мы не выбирали цвет кожи или то, как быстро наши волосы отрастают. Мы не выбирали свой пол. Но при всем этом мы думаем, что мы выбираем действие? Мы выбираем наши собственные действия, и мы отделены от всего остального? Правда ли это на самом деле? “Мое”. “Я”. “Я выбираю свободно в любой момент”. Это допущение есть практически у всех людей.

Давайте предположим, что вам говорят что-то грубое и громко кричат. Могут прийти мысли, что они действовали независимо от всего остального и что им не следовало этого делать, им следовало вести себя по-другому. Еще больше мыслей может возникнуть касательно того, как это отразилось на вас и почему люди так отнеслись к вам. “Почему жизнь не справедлива?”

Затем мысли могут часами обвинять этого человека за то, что он должен или не должен был сделать, вместо того, чтобы просто увидеть: “все просто так, как есть, и действия появляются и исчезают подобно тому, как дерево растет или птица поет”. Я—ты, отделенность и свобода воли, — все это истории, застрявшие во времени.

Но как что-то может быть отделенным от чего-то еще? Как может одно действие быть отделенным от всего, что было до него? Мы предполагаем, что у нас есть возможность независимого выбора в каждый момент и что мы отдельные существа, которые выбирают. Но почему мы разделяем наши действия?

Когда начинается выбор и когда он кончается? Начался ли он, когда ваши родители встретились? Или когда вы проснулись утром в постели, или с тем, как хорошо вы справлялись в школе, или с тем, насколько удачно вы выбрали свою карьеру? Связано ли это с тем, что вы застряли в пробке или с тем, что вы сломали руку в 10 лет? Начался ли ваш выбор, когда вы не могли сказать нет этой целой пачке печенья или когда ваши родители умерли или птичка нагадила вам на голову?

Когда вы начали совершать выбор?

Когда вообще что-то начинается и завершается в ходе вещей, включая выбор? Отделено ли дерево от земли, солнца и воды? Отделен ли выбор от его среды и от всего, что было до этого и, возможно, появится в будущем?

Вы так думаете!

Кажется, вы провели годы в обвинениях себя и других за то, что все не так. Но я готова поспорить, что вы не испытывали лишнего стеснения, когда приписывали самому себе как заслугу то, что все сложилось хорошо.

Мое. Мое. Мое. Чьё?

Все эти беспокойства о ваших выборах: карьера и то, что ваш партнер будет делать или что случится с вашими детьми — все это основано на идее о том, что вы отдельное существо и у вас есть свобода действий.

Сейчас я сделаю смелое заявление, которое многие люди могут захотеть отвергнуть: никогда не было отдельной сущности, выбирающей что-либо.

Все это было абсолютной ложью, фантазией. Фантазией с большими взлетами и большими падениями. “Вы” были основаны на допущении, выдумке, которая стала энергетическим выражением “вас” внутри тела, отделенного от всех вещей “вокруг”.

Фантазирование человека о том, что он отделен, стало для него ловушкой. Именно отсюда возникают все ментальные болезни, несчастья и страдания. В теле никогда не было вас, отделенных от всего остального.

Все это — проявление одной энергии.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ НА ПЕРЕМЕНАХ ИНТЕРВЬЮ С ЛИЗОЙ КЕРНЗ.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>