Некоторое время назад я побывал на лекции, посвященной особенностям восприятия человеком видеоряда и следующим из этих особенностей правилам киномонтажа. Лектор Саид Абишев рассказывал, в частности, что человеческий глаз устроен таким образом, что не воспринимает резких перескоков с панорамного плана на крупный. Переход должен быть постепенный – сначала совсем общий план, потом более крупный, чуть еще, и, наконец, уже совсем рядом. Иначе просто заболят глаза.

Саид проиллюстрировал этот тезис такой историей: день рождения приятеля Саида, приятель этот – фанат группы U2, получает в подарок видео с концертом U2. Гости начинают смотреть видео, но уже на третьей минуте кто-то из них вдруг говорит: «А может на кухню пойдем?» И все с радостью забывают про U2 и отправляются на кухню. По пути кто-то из гостей говорит: «Странно, вроде все круто сделано, а глаза почему-то заболели».

По словам Саида, тому, что глаза у гостей заболели (и им захотелось на кухню), можно дать простейшее объяснение: при монтаже этого концертного видео не были учтены упомянутые особенности восприятия.

И таких правил довольно много.

И вот, слушая эти монтажные правила и разглядывая слайды-примеры (некоторые из которых иллюстрируют и этот пост), я подумал: ведь, наверное, все это применимо и к литературным произведениям. Конечно, Саид Абишев имел в виду нечто физиологическое, естественное, зашитое в природу восприятия человеком действительности изначально. Но я не совсем уверен, что эти особенности восприятия (и выведенные из них монтажные правила) обусловлены именно природой человека – мне кажется, что скорее тут просто дело привычки, физиологической выучки а-ля «собака Павлова». Впрочем, даже если эти особенности предопределены природой человека, то и в этом случае есть о чем поговорить – ведь большинство из тех режиссеров-ремесленников, кто соблюдает все эти правила и пользуется ими, делают это, конечно же, слишком схематично. Правила превращаются у них в мертвые приемы, в штампы-стереотипы. Места искусству тут не остается… Режиссеры, которые надуманно монтируют свои ленты, исходя из каких-то вот таких физиологических секретиков, в массе своей, конечно же, не способны создать ничего нового. Они просто «слишком много знают»…

Аналогия со многими современными писателями и их методами напрашивается сама собой.

Понятно, что вот непосредственно эти законы, связанные с физиологией человеческого глаза, в тексте не действуют, но есть же какие-то аналоги, особенности восприятия текста мозгом. И это не просто драматургические особенности (типа завязки, кульминации и проч.), а, я думаю, что это скорее нечто связанное с общественными стереотипами. Что-то на уровне ожиданий читателя, его предрассудков, представлений о мире… Наверное, именно то, что я подразумевал, формулируя второпях второй вопрос нашей писательской анкеты. Напомню его: «Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует?» Возможно, тут точнее было бы говорить даже не о грани, и не о темах, и не об интонациях, а именно о семантических особенностях построения текста, даже не монатажа, а… думаю, это ближе к тому, о чем говорит Алексей Шепелев (как раз в своем ответе на этот второй вопрос): «какая-то непонятная на стыке слов магия». Из ответа Шепелёва получается, что пишут сейчас все одинаково увлекательно и иногда даже со смыслом, но основополагающее свойство литературы – вот эта самая магия – потеряно. А когда оно не потеряно, то «восприятию и публикации мешают сами язык и стиль некоторых текстов». То есть публике сейчас нравятся тексты, лишенные магии. И именно такие тексты как раз и «внедряют и раскручивают» (говоря словами Юрия Милославского, который как раз как бы и задал мне эту задачу – озаботиться анализом причин, по которым раскручивают и внедряют определенную категорию текстов). Получается, что дело даже не в том, что из литературы выбросили культуру и превратили литературу в продукт (см. ответы Олега Павлова). А в том, что из литературы пытаются выбросить магию.

Происходит это как раз по тем самым причинам, на которые указал Павлов, а именно: писатели, издатели, редакторы, литературные критики – все они стали в последнее время уж слишком много внимания обращать на вкусы и особенности восприятия публикой их творений. «Нет кризиса литературы – есть кризис её восприятия: новые социальные установки, отказ от нравственного выбора, неспособность воспринимать правдивое». Это цитата из ответов Олега Павлова. Всю ее вторую часть (которая после двоеточия) я бы расширил до: неспособность воспринимать что-либо новое и мешающее комфортному прозябанию в усредненном мире среднего класса. Магия между слов теряется там, где ее начинают избегать и выхолащивать. Где писатели, подобно режиссерам рекламных роликов, начинают строить свои романы на основании законов киномонтажа (это образ только, я уже сказал выше, что законы в литературе другие, но они тоже есть, и вот когда начинают писать исключительно руководствуясь этими законами и все время опасаясь их нарушить, тогда-то и получаются все эти мертвенькие поделки, большая часть из которых и называется современной литературой). Дело действительно не в интонации, дело в том, что большинство литераторов превратились сейчас из художников в ремесленников. Типа Ильи Стогова (который этого и не скрывает) и Александра Иличевского (который настойчиво продолжает притворяться художником и которого некоторые литературные критики нам настойчиво выдают за художника). Чудеса читателю неудобны, они ему не нужны, потому что взрывают его зону комфорта. А искусные поделки (моментами даже очень эффектные) – напротив, тешат читательское самолюбие, льстят ему и соответствуют его предрассудкам (даже если в поделках этих как бы все маргинально и некрасиво – предрассудкам-то они все равно соответствуют, согласуются с).

Очень тонко интуитивно это выразила Алиса Ганиева (конечно, имея в виду не совсем то, о чем говорю я, но все же): «Соответствие, а вернее, интуитивное предугадывание литературного контекста, эпохи, доминирующего большого стиля – все это порой играет гораздо бОльшую роль, чем словесное мастерство в чистом виде».

Повторю здесь также и слова Андрея Бычкова: «У нас же вместо эллинских ценностей – стада смыслов массового общества, и заправляют ими их пастыри большинства».

И поэтому, как сказал Сергей Болмат, «широкой публике неприятно и неудобно всё, кроме собственных трюизмов и банальностей. Именно повторяя эти общие места, можно добиться значительного успеха. Максимального успеха, впрочем, добивается тот, кто способен не столько повторять эти стереотипы (в литературном смысле — тропы), сколько изобретать их заново». (Тут, я думаю, читатель – в меру своей испорченности и осведомленности сразу вспомнил несколько писательских имен из тех, что почти все время так или иначе на слуху.)

Например, «пастыри большинства» внедряют и поощряют одну определенную интонацию: «Есть такая интонация, точнее ужимка, гримаса. В ней содержится и тема. Вот уж лет двадцать-двадцать пять она чрезвычайно свойственна передовой нашей литературе. Это – застывшая на подчеркнуто умной физиономии повествователя интеллигентская кривая издевательская ухмылка» (цитата из ответов Милославского). Добавлю, что эта интонация стала едва ли не главенствующей в современной русской литературе последнего десятилетия. По крайней мере, в той ее части, которая особенно замечена читателями.

Или вот цитата из ответа Виталия Амутных на ту же тему: если писатель хочет добиться массового успеха, то в этом случае «не то, чтобы каких-то «неудобных» вопросов не стоит касаться писателю, но решительно – никаких! Покупатель заплатит лишь за желанный товар».

Очень четко и внятно округлил эту тему у себя в Живом Журнале Александр Карасев. Разъясняя кому-то в комментах ответы Олега Павлова на наши вопросы, он свел их к следующей формуле: «Платить за труд — это правильно. У нас не платят за литературный труд. Платят за халтуру, бойкие имитации, конъюнктуру, рыночную и премиальную. Искусство оценивается не как искусство, а как товар. То есть, искусство проигрывает имитационному продукту. Литература в России (я не знаю, как это на Западе) просто таким образом уничтожается. Имитационный продукт, суррогат, подменяет искусство, выдаётся за него. На это работает и критика, и толстые журналы, все структуры, которые заявляют о поддержке литературы. Грубо говоря, писатель поставлен в такие условия: писать настоящий роман, а это несколько лет труда. Или за эти годы выдать несколько подделок. Причём каждая подделка оценена будет выше романа. У романа же будут трудности не только в оплате, но и вообще в появлении книги. На самом деле сейчас страшные вещи творятся, настоящее преступление, коллективное самоубийство. Великая культура, литература России уничтожается. Страна переводится в разряд колонии, сырьевого придатка».

А когда комментатор уточняет: почему рынок наполнен суррогатами и имитациями? потому что их дешевле производить? или вкусы читателей так низки, а издательства им потакают? И куда же смотрят литературные критики? — Карасев в ответ подчеркивает:

«Их конечно дешевле (в разы) производить. Проще выпускать дешёвку, выдавая её за дорогую вещь (для этого нужно просто хорошо упаковать). Нужен оболваненный потребитель. Он просто не отличает одно от другого. Он прекрасно удовольствуется дешёвкой, при этом думает, что потребляет продукт высокого качества. Вот и всё. Всё очень просто. Закон рынка.

Критики — винтики этой системы. Критик должен быть глуп. Если умён, то уметь лгать сознательно. Умный, честный, обладающим чувством вкуса, принципами критик-эксперт будет выбраковываться системой. Реально просто его труд не будет оплачиваться. Это всё происходит автоматически. Никто, практически, ничего не понимает».

Но! «некоторым литераторам бывает стыдно писать «правильные» (читай «соответствующие предрассудкам», — Г.Д.) сочинения, им жалко те немногочисленные годы, что отведены им Дарителем Жизни, тратить на приобретение лакомой пищи и престижных нарядов, они жаждут, распознав голос Запредельного, передать его, так сказать, духовной родне, мнят оставить по себе нечто… почти нерукотворное» (цитата из ответов Виталия Амутных).

А удобные литераторы? Они проданы. И уже не способны создать ничего, кроме наживки, которую проглотит перед сном (вместо стакана теплого молока или вместе с ним) самодовольно хихикающий покупатель. Чтобы утром благополучно забыть и о наживке, и о потраченных на нее деньгах. И о том, что он видел во сне и видел ли вообще что-то. Получается так.

Но так ли уж необыкновенна ситуация, когда «платят за халтуру, бойкие имитации, конъюнктуру, рыночную и премиальную» и когда «искусство оценивается не как искусство, а как товар. То есть, искусство проигрывает имитационному продукту». Действительно ли именно сейчас «литература в России уничтожается», а критика и толстые журналы и все структуры, которые заявляют о поддержке литературы, работают сейчас на самом деле на оболванивание потребителя»? Конечно, да. Но разве это ситуация, характерная лишь для нашего времени? Разве в России (по крайней мере, в России, говорим пока о ней только) так было не всегда? Об этом поговорим далее.

Все иллюстрации в этом посте любезно предоставлены Саидом Абишевым.

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

— Ответы Фарида Нагима
— «ДАТЬ НЕГРУ». ПОВЕСТЬ ЛЕОНИДА НЕТРЕБО
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Маргариты Меклиной
— Ответы Алексея Шепелёва
— Ответы Сергея Болмата
— Роман как (само)психоанализ (к началу публикации роман[c]а Натальи Рубановой)
— Ответы Натальи Рубановой
— Ответы Елены Колядиной
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Роман «Предатель», Часть Третья. Ответы писателей: ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ
— Ответы Игоря Яркевича
— Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро
— Ответы Дениса Драгунского
— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

НАТАЛЬЯ РУБАНОВА. «СПЕРМАТОЗОИДЫ»
ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>