НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Лоти был безусловно прав, когда писал, что в деревне жизнь была куда примитивнее, чем в Папеэте. Но все на свете относительно, и если сравнивать ее с райскими картинами, которые Гоген рисовал себе во Франции, она выглядела до безобразия цивилизованной. В роли распространителей европейской культуры выступали в первую очередь миссионеры, моряки и торговцы. Итог был, как это легко себе представить, весьма неровным и неудовлетворительным. Особенно рьяно внедряли цивилизацию, конечно, миссионеры. Когда на Таити приехал Гоген, за плечами кальвинистов было почти сто лет деятельности на острове, у католиков и мормонов — пятьдесят с лишком. Поэтому от таитянской религии и мифологии мало что осталось. Большинство таитян не помнили даже имен своих старых языческих богов и, наслышавшись миссионеров, стыдились (совершенно напрасно) своих невежественных и диких предков. Зато они вызубрили наизусть катехизис, библейские тексты, псалмы и молитвы. К какой бы секте ни принадлежали островитяне, все аккуратно посещали церковь. А воскресенье чуть ли не целиком посвящалось богослужениям.

Мало того, собираясь вместе вечерами после работы, таитян частенько читали друг другу Библию. Только никак не могли они уразуметь самую суть христианского учения. Один французский чиновник описывает такое чтение, на которое он нечаянно попал.

«Человек шесть-семь сидели на таитянский лад (скрести ноги) на циновках, куря и разговаривая; я сидел чуть поодаль. Один таитянин вслух читал Библию. Читал медленно, запинаясь, явно не понимая, что читает. Наконец другому надоед слушать его нудное бормотание, он взял книгу и сам стал читать. Очевидно, это был дьякон. Потом все вместе принялись обсуждать изгнание Адама и Евы из рая. Вдруг один из ни повернулся ко мне и спросил:

— Яблоко — что это такое?

Поразмыслив, я ответил, что яблоко напоминает местный плод ахиа. Я думал, что этого достаточно, однако основательно ошибся, потому что сейчас же последовал еще вопрос:

— А вы уверены, что это было яблоко?

— Конечно, все так говорят.

— Значит, бог прогнал Адама и Еву из-за яблока?

— Да.

— Почему?

Я нетерпеливо ответил:

— Если бы бог их не прогнал, они съели бы все его яблоки, и ему самому ничего бы не осталось.

Они покатились со смеху и отложили в сторону Библию»⁵⁹.

Зная, что Библия была тогда единственной книгой, переведенной на таитянский язык, трудно приписывать интерес к ней всецело искреннему благочестию таитян. Кроме того, чтобы верно понять их неожиданное пристрастие к церковным службам, надо помнить, что они, во всяком случае, в одном, разделяли взгляд своих предков на дела религиозные. Таитяне твердо верили, что достаточно выполнять ритуалы и читать положенные молитвы; тем самым будет выполнен долг перед силами небесными, а в остальное время можно делать все, что вздумается. Другими словами, как и всем настоящим полинезийцам, им по-прежнему было невдомек, что между религией и моралью может быть какая-то связь. Такое воззрение могло удивлять только чужеземцев, как было с двумя англичанами, лордом Альбертом Осборном и его другом Дугласом Холлом, которые были «поражены», когда однажды в разгар танцев «увидели, что все девушки и мужчины, до тех пор певшие любовные песни, без всякого перехода сняли свои цветочные венки и гирлянды и продолжали, как нам показалось, исполнять ту же мелодию. Мы спросили Хинои, в чем дело, и услышали, что теперь они поют вечерний религиозный гимн. Через минуту они снова надели венки, и продолжалось прежнее представление, разве что пляска стала еще более залихватской. Мне это показалось на редкость нелепым, а они держались, словно так и надо»⁶⁰.

Таитянское искусство — тот самый элемент туземной культуры, который прежде всего занимал Гогена, — в старину в очень большой мере служило религии. Маленькие и с художественной точки зрения довольно заурядные деревянные и каменные скульптуры украшали храмы. И когда была искоренена древняя религия, исчезло и туземное искусство. Единственным местом на острове, где хранилась неплохая коллекция таитянских идолов, был маленький музей католической миссии в Папеэте. Но и это собрание сильно уступало тому, что Гоген мог увидеть до своего отъезда в этнографических музеях Европы.

Сходная судьба постигла замечательное прикладное искусство и ремесла, как только таитяне стали приобретать фабричные товары. Ведь европейский инструмент и европейская утварь, которую они могли выменять на судах и купить в вырастающих на каждом шагу лавках, были несравненно прочнее и удобнее, чем каменные топоры, бамбуковые ножи, костяные крючки и деревянные миски, которыми они довольствовались до сих пор. Что до одежды, то во времена Гогена большинство островитян предпочитали ходить в легких, прохладных набедренных повязках таитянского покроя. Правда, они давно перешли на привозные ткани — цветастый ситец, у женщин чаще всего красный, у мужчин синий. Воскресный наряд, естественно, был куда внушительнее и строже. Как и в Папеэте, женщины надевали длинное платье, а мужчины — черный костюм, обычно шерстяной. Основным видом домашнего ремесла, которым занимались в девяностых годах таитяне, было плетение циновок и шляп, а также изготовление лубяной материи. В отличие от, скажем, гавайских женщин и самоанок, таитянки редко украшали свою тапу, да и то лишь простыми натуралистическими узорами: окунув в красный растительный сок листья папоротника и гибискуса, они руками прижимали их к материи. Но и это искусство пришло в упадок, потому что жены миссионеров обучили таитянок шитью. Причем те обратили свое новое умение не только на то, чтобы обшивать семью, но — тоже по примеру жен миссионеров — принялись шить пестрые лоскутные покрывала!

В религии, в искусстве, в прикладном искусстве новая культура предлагала таитянам товар, который внешне превосходил все старое, исконное. Итогом были быстрые и основательные перемены. Иное дело с музыкой и танцем. Здесь миссионеры ограничивались запретами, не предлагая взамен других развлечений. Поэтому запреты не возымели действия, и таитяне продолжали весело распевать свои непристойные на взгляд европейца песни и танцевать откровенно эротические танцы. Во всяком случае, когда не было поблизости миссионеров или других европейцев. Только что цитированные английские путешественники хорошо описывают типичный танец упаупа: «Таитянский танец очень напоминает большинство восточных танцев, главное в нем — «танец живота», какой можно увидеть в Египте и других странах Востока. Ноги двигаются очень мало. В данном случае исполнители выстроились в два ряда человек по двадцати, девушки с одной стороны, мужчины с другой, между рядами было около шести футов. Танцуют под монотонные звуки туземного барабана или, когда танец короткий, под гармонь. Лучшая плясунья и лучший плясун стояли во главе своих рядов лицом к нам (мы сидели на помосте) и делали под музыку волнообразные движения руками и всем телом; каждое движение повторялось остальными участниками. Было также что-то вроде гимнастических номеров — так, один мужчина вскочил на плечи стоящего впереди, а другой сел на плечи партнеру и стал изображать конника. Время от времени главные танцоры отделялись от строя, подходили к нам и исполняли самый настоящий танец живота, причем девушка извивалась так, словно была сделана из резины».

Как видно из этого описания, изменился только выбор инструментов. Помимо старинных деревянных барабанов с акульей кожей и бамбуковых флейт, на которых играли носом, в каждом деревенском оркестре давно утвердились гармони. А вот гавайская гитара, которую мы в Европе считаем наиболее типичным полинезийским музыкальным инструментом, еще не начала своего триумфального шествия. Так что Гоген явно опередил развитие, когда привез на Таити гитару и две мандолины, и они вряд ли пользовались большим успехом.

На первый взгляд казалось, что произошли также коренные политические перемены, так как во всех областях и княжествах старые династии вождей сменились демократически избираемыми правителями. И вся структура управления была французской — большинство законов и указов метрополии действовало на Таити без изменений. Но на самом деле эти реформы оставались на бумаге. Жители деревни не знали ничего о том, что предписали и что запретили власти в Папеэте, и преспокойно продолжали улаживать свои недоразумения по старинке. Кстати, хотя таитяне считались французскими гражданами, они были избавлены от самых неприятных следствий цивилизованной жизни — военной службы и налогов.

Еще меньше изменилась экономическая система: все сельские жители, оставаясь земледельцами и рыбаками, вели натуральное хозяйство. Выращивали главным образом таро, батат и ямс, да, кроме того, могли три раза в год собирать плоды хлебного дерева в своих садах и каждый день — бананы в горах. Держали кур и свиней, а также собак: таитяне с незапамятных времен высоко ценили нежное собачье мясо. Денег, зарабатываемых на заготовке копры, ванили и апельсинов (Таити ежегодно вывозил больше трех миллионов диких апельсинов, преимущественно в Калифорнию, где люди тогда предпочитали искать золото, а не выращивать фрукты), с избытком хватало, чтобы купить промышленные товары, которые казались им необходимыми и без которых они вполне могли обойтись. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

____________________

59. Курте, 215—16.
60. Холл — Осборн, 53—54.

На Главную блог-книги "ГОГЕН В ПОЛИНЕЗИИ"