Фрагменты книги Ольги Христофоровой “Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России”. М.: ОГИ, РГГУ, 2010. 432 с. Начало публикации фрагментов книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Постоянство и модификации колдовского дискурса

По данным А. Матюшкиной, из 116 опрошенных москвичей от 16 до 60 лет 96 человек (82.7%) утверждают, что верят сглаз и порчу, а 63 человека (54.3%) считают, что сами подвергались этим магическим воздействиям¹. Конечно, на основании этого микроисследования нельзя делать серьезные выводы, но приводимые цифры все же впечатляют. Вместе с тем, содержание колдовских представлений горожан имеет свои особенности. С одной стороны, неизменным остался страх зависти, ощущение опасности хвастовства и чужих похвал, а также пристальных взглядов и прикосновений. Например: Нельзя хвастаться своими успехами и позволять другим тебя расхваливать²; Надо стараться как можно меньшему количеству людей рассказывать о своих успехах; Если вы знаете, что кто-то из ваших знакомых, соседей и т.д. обладает дурным глазом, нельзя позволять ему хвалить вас и уж тем более прикасаться к вам; Не нужно специально делать так, чтобы тебе завидовали <…> у меня есть знакомая влюбленная пара, они никогда не целуются в метро и на людях, чтобы их не сглазили, и они потом не расстались.

Сохраняются традиционные стратегии поведения в опасных ситуациях – жесты символической агрессии и даже заговоры. Если видишь, что какая-то старушка или женщина на тебя подозрительно или злобно смотрит, нужно сделать фигушку и держать, пока она не пропадет из вида; Если кажется, что человек пытается вас сглазить, лучше всего сжать кулаки в фигушки, направленные в его сторону. От цыганского сглаза лучше всего прочитать заговор: «Вокруг меня круг, чертила его не я, а Богородица моя. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».

По-прежнему сглаз – одно из распространенных объяснений причин несчастий: Если наступает момент, когда у тебя все дела пошли наперекосяк и ты не можешь найти этому нормального оправдания, кроме как «судьба такая», то в голову наверняка придет мысль: «Сглазили», и ты пойдешь к колдунье, чтобы устранить сглаз и выяснить, кому же ты так насолил. Колдовство и колдуны сохраняют свою роль элемента психотического бреда горожан³.

С другой стороны, у представлений о колдовстве появились новые черты. Одна из наиболее заметных – терминология, проникшая в речевой обиход в 1990-е гг., во время расцвета в России коммерческого оккультизма и «народного целительства». Например, опасность черных глаз теперь могут объяснить тем, что у человека с такими глазами сильная энергетика, а сглазу подвергаются люди со слабой энергетикой и грязной (с дырками) аурой. Сглаз определяют как отрицательное воздействие на человека, которое разрушает его биополе¹.

Наблюдается явление лексической редукции: вместо большого числа локальных терминов, до сих пор употребляемых в сельской России, в городах доминируют родовые понятия сглаз и порча ⁴, причем области значений этих терминов постепенно совмещаются. Так, информанты часто говорят о «сознательном сглазе», фактически ставшем синонимом порчи, например: Если человек смотрит на тебя в упор, есть опасность, что он пытается тебя сглазить⁵. Любопытно интервью, в котором говорится, что можно сглазить, направив кукиш в сторону объекта – с одной стороны, это нетрадиционное использование жеста-оберега, с другой – понимание связи между символической агрессией и магическим вредом.

Говорят также о том, что сглаз можно получить с предметами, конфетами, игрушками, одеждой – поэтому не стоит ничего подбирать на улице: Колдуны часто переводят сглазы на какие-либо мелкие предметы – монетки, кольца и т.д. и выбрасывают их, т.к. сглаз нельзя вылечить, а можно только перенести на другой объект, поэтому не стоит брать найденные предметы – сглаз перейдет на тебя ⁶. Это представление вполне согласуется с традиционной моделью передачи порчи или болезни через относ: чтобы избавиться от болезни, предмет, на который ее передали, оставляют там, где его могут подобрать (на дороге, перекрестке); если хотят испортить определенного человека, наговоренные предметы подбрасывают во двор, к порогу дома или даже в дом этого человека. Однако в сельской среде такое действие понимается как сознательное колдовство, а не как сглаз ⁷.

В современной городской среде зафиксирован и противоположный запрет –одалживать свои личные вещи другому человеку: Если субъект, который выступает в роли получателя, находится под действием сглаза, то он (сглаз) может перейти обратно вместе с вещью к субъекту-дарителю. Чтобы избежать этой опасности, не следует «давать в аренду» свои приватные вещи. Лучше воспользоваться процессом дарения или взаимодарения. Стоит отметить, что запрет брать вещи у других людей, чтобы не подвергнуться отрицательному магическому влиянию, в целом не характерен для русской народной культуры, однако он имеет широкие типологические параллели – у многих народов мира зафиксирован запрет брать что-либо (пищу, орудия труда, даже огонь для очага) у «несчастливых» лиц (у того, кто находится в трауре; у мужчины, побывавшего в когтях медведя; у женщины, родившей близнецов и т.д.), чтобы не получить вместе с искомым и соответствующую символическую «заразу». Это обстоятельство, наряду с другими, упомянутыми ниже, убеждает нас в том, что в современном массовом сознании «оживают» не столько черты традиционной, или народной, культуры, сколько архаические пласты сознания человечества в целом. Те же пласты, общность которых вызвана единством человечества как биологического вида, оживают и при психических заболеваниях, о чем шла речь в предыдущей главе.

Далее, исчезает фольклорный образ колдуна/ведьмы; единственной характерной чертой, которую отмечают горожане, остается темный цвет глаз⁸. Появились новые обереги от сглаза и порчи. Наряду с булавками, которые втыкают в одежду с внутренней стороны (этот оберег известен уже и в деревне, даже в архаичном Верхокамье), некоторые молодые москвички носят на цепочках стеклянные амулеты с изображением глаза: Цыганки на рынке продают, говорят: «Кошачий глаз от сглаза». Этот оберег, неизвестный в деревне, является еще и средством диагностики: Если глазок темнеет или трескается, значит, вас сглазили.

Наряду с плевком через плечо (причем уже не обязательно через левое)⁹ для профилактики сглаза применяется троекратный стук по деревянному предмету (если под рукой нет дерева, желательно неокрашенного, можно постучать и по собственной голове)¹⁰. Для традиционной русской культуры этот жест-апотропей не характерен, сельские жители, по крайней мере, на Урале (по моим наблюдениям) и Русском Севере (по сообщению А.Б. Мороза), его не знают и не применяют, но в городе он распространен очень широко, часто в сопровождении фразы-пояснения: Чтобы не сглазить. Так, например, профессор университета в перерыве заседания диссертационного совета сказала, что строители, которых она мне рекомендовала, хорошо сделают ремонт. И постучала по стулу со словами: Чтобы не сглазить.

Если человек, неосторожно сказавший что-либо о себе или своих планах, не прибегает к жестам-оберегам, ему могут сказать: Постучи по дереву или Сплюнь – и уже сама эта фраза выполняет апотропеическую функцию: устраняет беспокойство, вызванное «лишними словами» (в данном случае это скорее беспокойство советчика, а сам совет, конечно, относится к средствам демонстрации отсутствия зависти, хотя это и не всегда осознается, поскольку на поверхности лежит иной мотив – желание добра собеседнику).

Вера в сглаз, сохраняясь в фоновом знании современных горожан, обостряется в потенциально опасных ситуациях, во время личных и коллективных кризисов, и выражает чувства тревоги и неуверенности, другими словами, говорит об этих чувствах на мифологическом языке. Примеры такого языка в изобилии демонстрируют не только личные нарративы, но и средства массовой информации. Например, в одной из московских газет была опубликована заметка под названием Сглазили о проигрыше российской сборной по футболу в полуфинале чемпионата Европы 2008 г.: После убедительной победы над Голландией российские СМИ были переполнены сверхбодрыми заголовками, кричащими о неминуемой победе над Испанией и о том, что «золото» тоже будет наше. А сборная взяла и проиграла. Может, сглазили? <…> По всему миру у нас были завистники, они желали зла и посылали проклятия нашим футболистам, вот и сглазили¹¹.

Студентка-заочница одного из московских вузов рассказала мне, что, когда она училась на курсах по подготовке страховых агентов, их наставляли во время беседы с потенциальными клиентами три раза плевать через плечо или стучать по дереву при упоминании страховых ситуаций. Это ее очень удивило, но еще больше изумило то, что когда она применяла данный прием во время своей работы, клиенты хорошо на него реагировали.

Этот пример интересен в нескольких отношениях. Во-первых, жест-оберег используется нестандартно – при упоминании ситуаций, которых хотят избежать (А вдруг авария…). В традиционной культуре для подобных случаев есть иные формулы (например: Не дай Бог), тогда как плюют через плечо в ситуациях противоположных – упоминая планы на будущее, выражая радужные надежды и т.п. Во-вторых, этот пример показывает, что в современном городе люди опасаются неосторожного слова, которым можно не столько изурочить, сколько, шире, накликать беду. Данное концептуальное смещение говорит о частичном размывании традиционной модели, по которой вера в сглаз символизировала негативные социальные чувства. Место угрозы, исходящей от злых и завистливых людей, соседей и свойственников, заняла безличная опасность, источник которой аморфен и неясен – это, безусловно, символ анонимной городской толпы. Ср.:

Я провела небольшой обряд и потом такой энергетический удар получила, когда в машине ехала!
Соб.: А от кого это пошло?
Понятия не имею, откуда-то сверху

Продолжение – здесь.

_____________________________

1 Матюшкина А. Представления современных горожан о сглазе и порче (по материалам, собранным в г. Москве в 2003-2004 гг.). Курсовая работа. Учебно-научный центр социальной антропологии Росс. гос. гуманит. ун-та. 2004.

2 Этот и дальнейшие примеры со схожими выходными данными взяты из материалов письменного опроса студентов одного из московских вузов.

3 См., например, газетную заметку под таким заголовком: Сбросить внука с пятого этажа москвичу приказали колдуны (Московский комсомолец. 12 мая 2003 г. С. 1).

4 Явление лексической редукции в повседневном узусе не стоит смешивать с появлением новых терминов в этой сфере (венец безбрачия, крест одиночества, родовое проклятие, кармические отработки и даже шарфик невезения [Lindquist G. Conjuring hope: Magic and healing in contemporary Russia. New York; Oxford: Berghahn Books, 2006 (Epistemologies of healing. Vol. 1).] и др.), которое говорит не столько о расширении колдовского дискурса, сколько об изощренных попытках коммерческого оккультизма привлечь клиентов. Хотя эти термины и могут проникать в повседневные представления, в устных нарративах горожан по-прежнему говорится о сглазе и порче.

5 зап. в 2006 г. Моск. Напомню, что в традиционной культуре сглаз расценивается как непреднамеренный магический вред.

6 зап. в 2006 г. Моск. Ср. также: Нельзя себе оставлять найденную вещь – кто-то мог намеренно оставить это с проклятьями (И.К. ж. 1986 г.р., зап. в 2009 г. Моск.).

7 Любопытно, что в годы моего детства (1970-1980-е) запрет поднимать на улице и брать у незнакомых людей конфеты и другие сладости мотивировался тем, что иностранные шпионы хотят так отравить советских детей. Этот мотив не так уж и нов – например, в Калужской области пожилая женщина рассказала мне, как в 1942 г. немецкий офицер дал ее четырехлетней сестре шоколадку, отчего та заболела раком и умерла (К-2003 № В5.1. К.Б.К. ж. 1924 г.р. Коз., зап. О. Гриценко, О. Христофорова). Конечно, параллельно существовали и встречаются до сих пор традиционные толкования запрета брать/поднимать сладости и другие предметы, см., например:
Она, видать, [колдовство] по-черному передала своему сыну. Старшему. А по-хорошему – дак она передала дочке <…> – Соб.: А сын-то стал колдовать? – А он здесь не живет, он отсюда уехал. Но, говорят, он конфетками всегда прикармливал ребят. Всем ходил и раздавал. А до этого – никогда, чтобы конфетку или печенье кому-то дал – нет. – Соб.: А как стал колдуном, стал конфеты раздавать? – То конфетки какие-то раздает постоянно, ага. То печенье носит в кармане. – Соб.: А нельзя брать? – Может заговорить, говорят. Может наговорить на конфетку, на печенье. Может тебе даже – вот как бабушке у нас икота посажена. Он же ведь колдун, может даже тебе икоту посадить (В-2003 № В2.1. Е.Ф.Б. ж. 1969 г.р. Вер.). Ср. текст, записанный в г. Москве: Обычно колдуны делали на конфетку: «Ой, конфетка!» – возьмешь домой, еще как не съешь, еще ладно. Чой-то к вечеру палец краснеет, нарывает – почему? И смотришь – за ночь раздуло, разнесло! «Что поднимала?» – «Ничово, токо конфетку.» – «А, конфетку!» [Запорожец В. В. Из московской коллекции заговоров // ЖС. 2004. № 2.]. В целом концепты «колдовство» и «отравление» имеют обширную область пересечения, об их связи в русском культурном сознании см. [Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и «духовные преступления» в России XVIII в. М., 2003.].

8 Схожая ситуация была отмечена и в других странах. Оуэн Дэвис, выделяя категории ведьм в Великобритании XIX в., отмечает, что в наиболее поздних случаях (1929 г.) преследованиям подвергались люди, прослывшие ведьмами/ведунами в результате конфликтов (conflict witches), тогда как ведьмы-попрошайки (outcast witches, во многом фольклорный персонаж) и случайные ведьмы (accidental witches, например, приснившиеся после сеанса лечения у знахаря) исчезают из деревенского дискурса [Davies O. A people bewitched: Witchcraft and magic in Nineteenth-century Somerset. Bruton, 1999.].

9 Плевок, впрочем, нередко осмысляется вполне традиционно: За левым плечом человека стоит черт, за правым – ангел-хранитель (О.М. ж. 1988 г.р., зап. в 2006 г. Моск.)

10 Этот жест и выражение постучи по дереву (калька с английского knock/touch wood или французского toucher/touchons du bois) появился в России, по всей видимости, не ранее XIX в., первоначально в высших слоях общества (возможно, как функциональная замена неэстетичного плевка). Безусловна его семантическая (видимо, и генетическая) связь с жестом в детской игре в прятки, когда надо дотронуться до дерева (уже не просто предмета, но растущего дерева), чтобы выиграть; название этого жеста – зачураться – подтверждает его апотропеическое происхождение.

11 Мой район. № 26 (275) от 4.07.2008. С. 7. Ср. также пример игры с этим концептом в политических баталиях: Он сам себя сглазил! Этот политический колобок <…> Я говорю так, как 70% населения страны говорит, те, кто пашет и сеет! (кандидат в президенты от КПРФ В.Н.Харитонов о кандидате в президенты от блока «Родина» С. Глазьеве. НТВ. «Свобода слова». 14.03.2004).

Другие публикации Regio Dei (возможно, по теме) :

1. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. Традиционные модели в городской культуре – 2.
2. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. Традиционные модели в городской культуре
3. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. Знать и делать