31 марта 1727 года (по григорианскому календарю) умер Исаак Ньютон.

К этой дате мы публикуем главу из недавно появившейся книги Питера Акройда «Исаак Ньютон. Биография» (пер. с англ. А. Капанадзе, М.: Издательство КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. —256 с.). Мыслитель, физик, астроном и математик, во многом определивший ту реальность, в которой мы нынче живем, помимо прочего Ньютон занимался еще и алхимией. Как раз об этом — глава “Темное искусство”, которую мы публикуем сегодня.

Упоминание о Венере с неизбежностью подводит нас к рассказу о крупном исследовании, которое затеял Ньютон в этот период. Возможно, оно стало одной из причин его посещения столицы и долгого пребывания там. И оно явно объясняет покупку небольших жаровен, алембиков и других сосудов. Молодой Ньютон поддался чарам алхимии.

По расхожим представлениям, алхимики стремились только получить золото из неблагородных металлов — и безмерно разбогатеть, произведя это чудо трансмутации. Вот почему европейские монархи охотно принимали всевозможных алхимиков при дворе. Но для Ньютона, как и для многих других посвященных, цель здесь была скорее духовной, нежели материальной. “Алхимия имеет дело не с металлами, как полагают невежды, — писал он. — Философия эта — не из тех, что служат тщеславию и обману, она служит скорее пользе и назиданию, притом главное здесь — познание Бога”. Воссоздав “мировую субстанцию” и произведя золото, алхимик словно бы воссоздает самого себя в образе божества. В одну из записных книжек Ньютон занес следующую сентенцию: “Засеять землю золотом, после чего — смерть и Воскресение”. Земная утроба могла породить новую жизнь.

Подобно другим алхимикам, он считал, что у Вселенной существует инстинкт жизни и духа, что она — не просто набор безжизненных корпускул или атомов, как предпочитали думать философы-механицисты. Ньютон полагал, что за воспроизводство жизни отвечает женское и мужское “семя”. В одной из своих заметок он утверждал, что “жизнетворящий агент, проницающий всё на земле, повсюду один и тот же. Это — дух ртути, весьма трудноуловимый и чрезвычайно летучий, и он рассеян повсюду”. Отсюда не так уж далеко до теории всемирного тяготения, которую ему еще предстоит создать.

Часто замечают, что его идея “потусторонних” сил, действующих в материальном мире, — например, очевидное “притяжение” и “отталкивание” частиц, которое тогда никто не мог объяснить, — помогла ему выработать аргументацию для Principia Mathematica¹.

Ньютон со всей страстью отдался этому новому для него делу. Среди книг, купленных им в Лондоне, был Theatrum Chemicum Лазаруса Цетнера — шеститомная антология трактатов, посвященных этому загадочному искусству — алхимии. Кроме того, он приобрел aqua fortis², сулему, масло, жемчуг, серебро отменной чистоты, сурьму” и ряд других веществ. Он рвался экспериментировать; в Тринити, в одной из своих комнат, он оборудовал лабораторию.

В предшествующие годы он уже делал записи, посвященные, так сказать, ортодоксальной, традиционной химии, под заголовками “Амальгама”, “Плавильные тигли”, “Экстракция”. Однако на сей раз он готовился к великим свершениям, которые позволят ему управлять материальным миром: по крайней мере, он так считал. Наладив связи с обширным кругом тайных адептов алхимии, он на протяжении нескольких лет обменивался с ними манускриптами и сведениями.

В Лондоне имелась книжная лавка под вывеской “Пеликан, Литл-Бритейн”³, служившая своего рода распределительным центром для опубликованных и неопубликованных материалов. Ньютон на время брал здесь неопубликованные тексты и тщательно конспектировал их содержание. Он рисовал Юпитера на троне, в тройной тиаре, — один из тайных знаков алхимиков. Он даже придумал себе псевдоним для алхимических трудов — Jeova sanctus unus, анаграмма имени Isaacus Newtonus. Возможно, это имя, означающее “святой и единый Иегова”, может показаться кощунственным, однако оно демонстрирует и самоуверенность молодого Ньютона. Ведь он, подобно Спасителю, появился на свет в Рождество, разве не так?

Ньютон подошел к изучению алхимии со своей обычной тщательностью и прилежанием. Он скупил все манускрипты по этой теме, какие смог найти, как древние, так и созданные его современниками. В его библиотеке имелось около 175 книг по алхимии — примерно одна десятая от общего числа хранившихся у него томов. После смерти он оставил около миллиона слов, написанных по данному предмету. И не то чтобы он взялся за эту науку, исчерпал ее и забросил, как происходило у него с оптикой и механикой. Нет, алхимия занимала его более чем тридцать лет. Он присоединился к другим алхимикам в бесконечных — и в конце концов оказавшихся бесплодными — поисках “философского камня”, известного также как “эликсир жизни”: этот эликсир, считалось, способен превращать недрагоценные цветные металлы в серебро и золото.

Из разнообразнейших заметок Ньютона явствует, что он пытался осмыслить все предшествовавшие ему алхимические опыты, приложив к предмету свой гений наблюдателя-эмпирика. Позже он составил Index Chemicus, где имелось почти девятьсот заголовков, с помощью которых он систематизировал свое чтение. Все эти занятия не стали альтернативой традиционной химии: он углублял и совершенствовал те умения, которые уже освоил в своей лаборатории.

И занимался он этим неустанно. Он был так поглощен своими изысканиями, что часто забывал поесть. Он не укладывался в постель до раннего утра, а поспав всего пять-шесть часов, снова вскакивал, чтобы возобновить свои труды. Порой он работал в лаборатории по шесть недель без перерыва, ни разу не позволяя огню угаснуть, и его ошеломленному помощнику казалось, что он рвется постичь нечто “лежащее за пределами возможностей человеческого искусства и ремесла”. Так оно и было. В старости, живя в Лондоне, он рассказывал Джону Кондуитту: “Те, кто стремится отыскать философский камень, поневоле принуждены вести жизнь строгую и аскетическую. Лишь тогда опыты их будут плодотворны”. И он стал своего рода отшельником — отшельником оккультного знания. Он страстно жаждал постичь тайное устройство мира, найти универсальный ключ к познанию. Им двигала та же сила, то же честолюбивое стремление, которые вдохновляли его на все предприятия и которые, в конце концов, помогли ему вывести решение для своих Principia Mathematica.

В алхимических размышлениях Ньютона есть и еще одна сторона, играющая центральную роль в его исследованиях. Считается, что как научная дисциплина алхимия зародилась еще в далекой Античности и что ее практиковали маги Египта и Греции. Иногда полагают даже, что первым алхимиком был не кто иной, как Моисей. Сам Ньютон твердо верил в то, что называли в те времена “prisca sapientia”, или “древняя мудрость”, и доходил до того, что утверждал, будто его математические изыскания лишь заново открывают забытые принципы, найденные еще Пифагором. Он доверял знанию древних мудрецов как нетронутому источнику великой силы, которую можно высвободить и направить в современный мир. Магическое — или алхимическое — мышление являлось, по сути, возможностью объединить это древнее знание с современными ему экспериментальными методами. Джон Мейнард Кейнс, который одним из первых прочел и явил миру неопубликованные труды Ньютона по алхимии, описывал его на публичной лекции 1946 года как “последнего из магов, последнего из вавилонян и шумеров”, способного смотреть на видимое и невидимое невозмутимым взором. В самом деле, Ньютон заслуживает звания волшебника, человека, разрешившего загадки Вселенной и затем открывшего ее тайны посвященным. Мы по-прежнему живем в Ньютоновом мире.

Идеи адептов алхимии, с их секретными манускриптами и тайными изысканиями, пришлись по душе скрытной и мятежной натуре Ньютона. Когда Роберт Бойль, проводивший и химические, и алхимические эксперименты, предложил для трансформации некую особенную “ртуть”, Ньютон заклинал его не публиковать результаты, ибо они “открывают путь к более благородным веществам, и это знание не следует сообщать, ибо оно принесет неисчислимые бедствия миру”, если будет открыто другим людям. Ньютон любил уединение и тайну, он не желал делиться своими достижениями, вечно чувствовал угрозу и поэтому шифровал написанные им тексты, пряча их от посторонних глаз при помощи анаграмм и всякого рода головоломок. Один из его кембриджских коллег описывал его как “самую боязливую, осторожную и подозрительную натуру” из всех, кого он знал. Алхимия была тем делом, которым он предпочитал заниматься в одиночку. В тайне и во мраке он возгонял, растворял, дистиллировал, пережигал…

1. “Математические начала” (лат.).
2. Концентрированная азотная кислота (лат.).
3. Литл-Бритейн — улица в центре Лондона; во времена Ньютона так назывался и одноименный район, по которому она проходила.

Другие публикации Regio Dei (возможно, по теме) :

1. Видение Арнольда из Виллановы