Индо-мусульманское собрание островов. В деревне Карама. 1.
Март 2nd, 2010 АВТОР: Василий Соловьев-Спасский
Предисловие – здесь. Предыдущее – здесь.
Отрывки из дневника:
Сейчас вокруг меня около тридцати человек, кто-то смотрит на меня из окна, рядом сидят парни и предлагают кофе, от которого я отказываюсь, дети смотрят телевизор, щелкая программами раз-в-секунду (так его и надо смотреть!), другие суют мне словарь и показывают какое-то слово на бахаса-индонезия, женщины сидят на соседнем диване, обвешанные детьми, которые все смотрят на меня. Мне немного тяжеловато от этого внимания, но я продолжаю стучать по клавишам ноутбука, не сбивая ритм. Кофий действует хорошо. Предлагают сигареты – индонезийские сигареты лучшие в мире! Это я вам точно говорю – смесь табака с какой-то травой. Кстати, они более правы, чем Ямайка, что запретили все наркотики, алкоголь и порно, включая ганджа. То, что творится в Индонезии на Сулавеси, это как раз тот коммунизм, о котором пел и в котором хотел жить Боб Марли, о котором снимался незабвенный фильм «Рокерс». Ямайка хотела быть тем, что есть Индонезия, или, по крайней мере, побережье Южного Сулавеси. Кое-что у нее получилось, и на холмах, очищенных от злых духов, видимо, то же самое. Но тут действует мусульманский закон, более древний, чем все современные религиозные веяния, и то, чего достигло здесь мусульманство, – непредставимо нами даже на йоту. Пространство очищено от злых духов! Об этом постоянно напоминают нам летящие призывы муэдзина, оглашающие деревню. Где кончается Ламбе и начинается другая деревня, я не понимаю, все это округ Маджани. Вот пришли люди из Сандека Масья Аллах, приветствуют меня. Я все записываю.
Наконец-то я дожил до коммунизма, как мне и обещал Леонид Ильич. Я вношу свой ежедневный пай в размере 100 000 рупий (около 12 долл) и живу в отдельной комнате, как царь, включая исполнение всех желаний – магазин, съездить на мопеде к тому, кто меня пригласил, осмотреть способы плетения веревок, прокатиться на сандеке, доставка индонезийских сигарет. Я сам заказываю музыку: на эти же деньги покупаю себе полюбившиеся дивиди мандар-мьюзик, чая вот прикупил… Деньги мои у мамы и папы, в смысле у семьи Линча, и я избавлен от разговоров на эту тему.
Как была исламизирована Индонезия? Очень просто. Пришли купцы с Арабии, а с купцами проповедники, и сказали – у нас есть более развитая система общения с Богом. Рассказали сказки. Островитяне Сулавеси ответили – «добро». И все стали мусульманами.
Мечетей понастроили уйму. На каждом шагу. В каждой деревне по десятку.
Они не сопротивлялись, островитяне, у них было все хорошо, и они поверили, что станет еще лучше. Ага, Удин притащил какие-то микрофоны, дедушка с бабушкой сели смотреть сериал, но не смотрят его, а беседуют. Детей укладывают спать. Чичак ползет по потолку (маленькая ящерица). На стенах развешаны портреты семейных пар (всего их девять детей у дедушки и бабушки). Арабской вязью написаны воззвания Муххамеда. Я только не понимаю, где они все спят. Уступив мне комнату, трое спят на полу. Есть еще четыре маленькие комнаты, где спят другие семьи, но где спят все девять семей, я не понимаю, и не могу спрашивать. Домик вроде маленький. Кухня и ванная в одной комнате. Пол решетчатый – моются прямо из ковшика, одеваясь в прострорное одеяние, защищающее от взглядов, но дающее возможность вымыть все части тела. Общий стол стоит в двух метрах от умывальни. Вода протекает на первый этаж, который пуст и продуваем. (Пенулис, говорю я, (писатель), а это пеработан (инструмент), подсаживаются, смотрят на слова.)
Но я продолжаю вести репортаж.
Короче, все очень удобно. Макам-макам, говорит дедушка. Еда, кстати, очень вкусная: рыба сортов пяти-десяти, и рис. Хамса говорит – эта рыба в Таиланде идет 50 долл. за кг. В Таиланде!
Хамса – это человек, приставленный ко мне Хорстом Либнером.
Я прерываюсь, их собралось вокруг меня столько, что я должен показать им на компьютере изобретенный Гребенниковым гравитоплан.
Гравитоплан произвел впечатление на мужчин. Захлопали, увидев, как подымается Гребенников. Я сказал, что в следующий раз к ним на таком же прилечу. Теперь пошли языковые вопросы. Принесли словарь бахаса-инглиш, они пишут на бахаса, я перевожу.
Все братья-сестры уже переженились и привели в дом жен и мужей, кроме Удина и Ипы. Ипа не хочет замуж, ей и так хорошо, хочет оставаться душой семьи. Принесла ко мне в комнату сумку – едем говорит в Россию.
Гостеприимство местных жителей превосходит воображение. Так меня кормила только бабушка, когда еще бегала. Куда бы ты ни шел – везде что-то предлагают. Сигареты, кофе, еду, особенно, бананы раджа-писан, королевский банан! Отказаться от такого, даже если у тебя набит живот или ты куришь в этот момент сигареты, явное западло. Надо все есть, пить и курить. Что не так уж плохо, в конце концов.
Дело в том, что, исключая австралийского краеведа Хорста Либнера, организатора гонок, нога белого человека сюда еще не ступала. Белого человека тут никто не видел. Вот почему у меня едет крыша. Куда бы я ни пришел, со мной одновременно здороваются десять, а потом сто человек, дети окружают со всех сторон, в итоге, когда я ухожу, вся улица бежит за мной с криками «мистер, мистер!», и мне приходится спасаться бегством. Здороваются все: дети, школьники, учительницы, зовут домой с веранды, зовут в кафе, когда мы проезжаем по улице на мопеде Хамсы, а когда мы с его женой идем на рынок, на рынке образуется просто толпа. Рынки здесь потрясают своим размахом. Делаешь шаг по степеньке прямо с проезжей части – и перед тобой бескрайний лабиринт нод навесом, построенный китайцами, конечно. Это их профессия. Рынок на «бахаса-индонезия» называется «пасар».
Окружное деление таково. Я в Провинции Сулавеси Барат (Западный Сулавеси), округ Мамуджу, село Полевали Мандар, деревня Тинамбунг, состоящая из деревенек Лабме (где живет семья, чьей гордостью является сандек Супер Линча, то есть «супер острый» и одновременно «супер-жизнелюб»), Карама, Памбусуанг, Баля и еще другие деревни, расположенные друг за другом на побережье и чуть выше. В каждой из деревенек по 6 школ примерно и еще больше мечетей. То есть заселено здесь все, каждый кусочек земли. Еще выше в горах тоже есть деревни, но туда ходят редко (если получится, пойду завтра с Буки, договорились вчера вечером за столом у Хамсы). Дома громоздятся друг на друга, людей здесь столько, что с ума можно сойти. Самое главное – все живут в счастии и согласии. Отъезжая от Карама, мы видим рисовые поля, пальмы… Гигантские тропические пальмы, разрастаясь вдали от жилищ, дают представление об экваториальности этих мест.
Мы на 3-м градусе Южного Полушария. Рисовые поля расположены рядами в строгой очередности, и образуют собой неглубокие водоемы, отгороженные ровными длинными насыпями. На перекрестках насыпей встречаются живописные бамбуковые сторожки, видимо, места отдыха. Бай-бай на жаре баик-баик (хорошо) только в тенечке. Представляю, сколько их в эту сторожку набивается. Бай-бай здесь – самое главное. Все говорят мне, бай-май мистер, после еды, после того, как мы покурим, или когда я вхожу в дом, сразу же – мистер, давай-ка бай-бай.
Хамса (помощник Хорста) говорит – едем на море купаться, привозит меня в чей-то дом, там хозяин пытается разобраться с пультом дивиди, возимся с ним час (я же тоже тупой в этих пультах), поехали менять, а мне выкатывают рис с рыбой, перчики, кофе и стелят на полу – бай-бай мистер. А я хочу в город, спать не хочу, но все – бай-бай и бай-бай. Смотрю, Хамса уже давно бай-бай, а без него куда пойду, чего знаю в городе Маджене, называется, съездили в Маджене искупаться. Бай-бай.
Рис и торговлю завезли сюда китайцы, они же, судя по всему, дали порядок и организацию. Ребята, представьте себе: приезжает Хамса в дом семьи Линча (где я живу), говорит – едем в Маджене, “пять минут” (его любимая присказка), на церемонию спуска сандека, там проводим часа два, потом едем к нему в дом, по дороге встречаем тьму людей, со всеми побеседовали, это еще час, потом вечерние посиделки, гостей, конечно, навалило, из деревни мало кто выезжает, поэтому поговорить с белым гостем большое дело, потом бай-бай, потом мопед, опять Маджене, еда, кофеек, сигареты, бай-бай, так все два дня, а все мои компьютеры, телефон и бабос в количестве 1000 уе (они на такие деньги могут два дома купить) и еще пол-миллиона рупий (50 евро) фактически брошены в комнате вместе с вещичками, рюкзаком и т.д. Лежат себе в книжке под столиком. В дом заходят-приходят десятки людей ежедневно (в том числе посмотреть на мистера), и детей тут не сосчитать, и имена их лучше и не спрашивать, потому что и взрослых-то не запомнить, короче, вот я дома уже, смотрю в портмоне, все на месте. Видимо, это тоже привил Китай – никакого воровства.
Скажу так: это идеальный коммунизм. Другой такой вряд ли где есть. Это настоящий коммунизм. Причем со столь милым нашему сердцу оттенком полного распиздяйства.
Индонезия – смесь различных культур, расцветших под тропическим солнцем. Это все вместе – Китай, немного Индии (об острове Бали все говорят с придыханием, а муслим Хамса так аж расплывается от предвкушения индуистских прелестей Бали, хотя кто ему там даст? там с этим строго), конечно, островные традиции Океании (страсть к быстрым лодкам-сандекам, религиозное почтение к ним, ну и, конечно, больше тусоваться, работать медленно-медленно, больше сидеть и думать и бай-бай само собой). Но это еще и мусульманство. Если китайский порядок превратил эти земли в строгие сельхозугодья, то именно ислам привил исключительную глубину личности, уважение к соседу, благочестие.
С женским вопросом здесь строго: ничего лишнего. Даже этот мудел Алин (что заходит по вечерам) не может никого поиметь за просто так, хоть и хвастается своим «монстром», засовывая руку в штаны. О нем позже. Мама его на рынке правильно мне вчера сказала – стюпид! Дурак он! Я с ней громко согласился – полный дурак! Какую-то порнуху даже мне показывал на своем телефоне, дети туда заглядывали… Придурок полный. Красавчик такой европеоидно-смазливый, окруженный своими обожателями папуасской наружности (с носами и губами). Веселый, правда. Поет отлично, ставит ритм на мобильнике – и в пляс, и заводит муслимские темы, глаза горят – Риган! Но какой дурень!
Мечети расположены так, чтобы в каждый дом мог проникнуть крик муэдзина, а это значит в каждой крошечной деревеньке, не обозначенной ни на какой карте, их около 4-6 (насчитал в Ламбе). А может и все 20. Одни поражают белизной и великолепием, другие недостроены и кирпичами играются дети, залезая на подоконники. Из открытых окон других мечетей веет буквами пророка. Эти мечети сродни выбеленным сандекам, которые окружены тем же благоговением – и украшены тем же арабским шрифтом. Пророк хорошо отнесся к Океании и даже надписал Сандеки собственноручно.
В общем, отсутствие преступлений, полное счастье (какой грустью веяло от одной одноглазой девочки на фоне всеобщего ликования, надо было подарить ей сережки), исключительная чистота туалетов, запрет на бардаки и блядство, а также на алкоголь и ганджу. Вот я и не знаю, что мне делать с бутылкой виски, что у меня в сумке – не выливать же добро, а забухать не с кем, не с этим же придурком Алином, который все спрашивает – мистер, а алкоголь есть? Алкоголь, говорю, бурук-бурук (плохо). Короче, не могу я тут портить своим виски чудесную картину благолепия, что создал пророк.
чудесно.. продолжение велкам