29 ноября 1199 года во время рыцарского турнира в Экри граф Тибо III Шампанский принял крест. С этого началась активная фаза подготовки Четвёртого крестового похода. Воины Христовы на сей раз не увидели Святой земли, зато взяли Константинополь. История отклонения вооружённых пилигримов от истинного пути до сих пор вызывает множество споров.

Иннокентий III стал папой в январе 1198 года, а уже в августе разослал энциклику с призывом взять крест. Но, несмотря на всю пропаганду, подготовка шла вяло. Намеченная дата начала похода (март 1199-го) прошла, а войско ещё не начало собираться. И только вспышка энтузиазма на турнире в Шампани сдвинула дело с мёртвой точки. Вот как описывает это событие Жоффруа де Виллардуэн (активный участник похода и непосредственный свидетель многих интриг, с ним связанных): «Был турнир в Шампани, в некоем замке, называвшемся Экри; и милостью Божьей случилось так, что Тибо, граф Шампани и Бри, принял крест, равно как и Луи, граф Блуаский и Шартрский. И произошло это в канун адвента. Так вот знайте, что этот граф Тибо был молодым человеком не старше двадцати двух лет; а графу Луи было не более двадцати семи лет. Оба эти графа были племянниками короля Франции и троюродными братьями, а также, с другой стороны, племянниками короля Англии».

С этого момента события начинают разворачиваться быстро, но странно. В феврале 1200 года к экспедиции присоединяется граф Бодуэн Фландрский (будущий император). В начале лета уже были собраны значительные средства и силы, определён план кампании: переправиться в Египет и оттуда начать боевые действия против сарацин. Пора было подумать о найме кораблей для переправы за море. Зимой шесть посланцев (и среди них Жоффруа де Виллардуэн) отправились для переговоров о фрахте в Италию. Перевезти армию могли генуэзцы, пизанцы и венецианцы. Выбрали Венецию, хотя — и тут первая странность — было известно, что у неё тесные связи с Египтом. Зачем было рушить их, везти туда крестоносцев, когда поставки сарацинам оружия, леса и других стратегических ресурсов давали отменную прибыль? Неясно. Тем не менее Венецианская республика согласилась предоставить флот. Более того, и сама решила присоединиться к экспедиции.

Впоследствии говорили, что никто и не собирался везти крестоносцев в Египет, что венецианцы даже взяли с египтян деньги за саботаж переправы. Очень возможно. Республика Святого Марка славится хитроумием. В частности, договор о перевозке крестоносцев был составлен так ловко, что собравшиеся летом 1202 года в Венеции пилигримы оказались в полной зависимости от руководства республики. Дело в том, что предполагалось собрать 4,5 тыс. рыцарей, 9 тыс. оруженосцев и 20 тыс. пехотинцев, то есть в три раза больше, чем было налицо в момент подписания договора. Думали, что остальные как-то подтянутся. Но к сроку в Венецию прибыло никак не более 12 тыс. воинов. За себя они ещё могли заплатить, но венецианцы требовали платы и за тех, кто не явился. И формально были правы. Объявили, что не выйдут в море, пока не получат всю сумму. Поход был готов провалиться, ещё не начавшись.

Трудно точно сказать, глупы были рыцари, заключившие такой договор, подкуплены кем-то или с самого начала знали, что экспедиция направляется отнюдь не в Святую землю. Во всяком случае, воины, не посвящённые в тайны высокой политики, оказались перед фактом: плыть невозможно, а уже затраченные деньги могут просто пропасть. И тут дож Энрико Дандоло предложил гениальный выход: отправиться вместе с венецианским флотом в Далмацию, захватить торговый город Задар (совсем недавно бывший вассалом Венеции, а теперь принадлежавший венгерскому королю) и с полученной добычи расплатиться по счетам. Многие были возмущены, но другого выхода не было.

Когда вожди похода согласились воевать Задар, дож и сам принял крест. В ноябре город был взят. Папа издалека протестовал, участники нападения на христианский город были отлучены от церкви, но ненадолго. Всё-таки они ещё должны были ехать в Святую землю. Правда, экспедиция откладывалась, зима — неблагоприятное время для плавания. Решили переждать её под Задаром. Было весело. Деньги как-то очень быстро закончились. А без них какие походы? Обнищавшие пилигримы, прежде чем плыть в Египет, должны были как-то поправить свои дела. И тогда дож Дандоло указывает новое направление движения к Святой земле: через Константинополь. Впрочем, тут не только Дандоло.

Вернёмся немного назад, чтобы отметить ещё одну странность. Граф Тибо Шампанский уже давно не руководит походом. Когда его посланцы ездили в Венецию договариваться о кораблях, этот 22-летний рыцарь вдруг неожиданно заболел. И как раз к моменту их возвращения умер. По предложению Жоффруа де Виллардуэна предводителем похода был избран маркиз Бонифаций Монферратский, который до смерти графа Тибо не имел никакого отношения к подготовке кампании. Почему избирают Бонифация? Скорее всего, потому, что он этого очень хотел и активно работал над этим. В частности, он мог встретиться и обсудить кое-что с Виллардуэном, когда тот возвращался из Венеции. Виллардуэн мог в тот момент знать или не знать о болезни графа Тибо. Но тот, кто играет по-крупному, конечно, должен предусматривать такие вещи заранее.

Маркиз Монферратский был серьёзным игроком. Его род имел самое непосредственное отношение и к интригам Крестовых походов, и к тайнам византийской политики. Брат Бонифация, Конрад, одно время был женат на сестре императора Византии Исаака II Ангела, потом развёлся и стал иерусалимским королём. Другой брат, Ренье, был женат на дочери византийского императора Мануила Комнина, стал кесарем, получил во владение Фессалонику. Но был отравлен императором Андроником Комнином, ненавидевшим латинян. Интересно, что Бонифаций Монферратский в ходе дележа добычи после взятия Константинополя хотел получить именно Фессалонику. И получил её. К этому стоит добавить, что по какой-то причине Бонифацию благоволил король Филипп.

«А теперь послушайте-ка об одном из самых великих чудес и об одном из величайших происшествий, о которых вы когда-либо слышали». Так Жоффруа де Виллардуэн начинает рассказ о новом и, возможно, главном персонаже трагедии падения Константинополя. Дело в том, что династия Ангелов, правившая с 1185 года в Византии, представляла собой настоящую плесень на троне. Свергнувший тираничного Андроника Исаак II вскоре был смещён собственным братом Алексеем III, ослеплён и заключён в тюрьму вместе с сыном Алексеем. Но царевичу Алексею как-то очень своевременно помогли бежать. Об этом «чуде» как раз и говорит Виллардуэн: «Сын этот вырвался из заточения и бежал на корабле, прибыв в некий приморский город, называвшийся Анкона. Оттуда он отправился к королю Германии Филиппу, чья жена была его сестрой. И он прибыл в Вершу в Ломбардии, и остановился в этом городе, и застал там многих пилигримов, которые отправлялись оттуда в войско».

Поразительное совпадение. Конечно, хронист излагает дело так, что не совсем ясно, когда точно это произошло. Но совершенно чётко даёт понять, что своевременно. Пизанские купцы, которые помогли царевичу Алексею бежать, разумеется, были конкурентами венецианцев, но в данном случае явно делали вместе с ними какое-то общее дело. И дали юноше разумные (с точки зрения тех, кто готовит операцию против Византии) советы: «И те, кто помог ему ускользнуть из темницы и кто был с ним, сказали ему: «Сеньор, вот здесь, в Венеции, вблизи от нас, находится рать из лучших людей и лучших рыцарей на свете, которые собираются за море. Попроси их о милости, чтобы они сжалились над тобою и твоим отцом, которые столь несправедливо лишены своего наследства. И коли они захотят пособить тебе, ты согласись исполнить всё, что бы они устно ни предложили тебе. Быть может, их возьмёт жалость». И он сказал, что сделает это весьма охотно и что этот совет хорош».

Скоро этот совет приведёт царевича к гибели, а Константинополь к катастрофе. Человек ведь играет на себя лишь в меру виденья общего хода игры, а в меру невиденья — играет на того, кто видит. Алексей, конечно, думал, что действует на пользу себе, но он попал в чужую игру, смысл которой не понимал. Короче, он отправил посла к маркизу Монферратскому, который, возможно, ещё до того, как присоединился к походу, знал, для чего надо было бежать Алексею. Скорее всего, это знали и германский император Филипп, и римский папа Иннокентий. А вот люди из окружения маркиза вряд ли знали все тонкости игры. Во всяком случае, они вели себя как современные европейцы, которым втюхивают при помощи СМИ, как надо понимать то или иное событие. Они сказали послам Алексея: «Мы хорошо понимаем, о чём вы говорите. Мы отправим вместе с ним к королю Филиппу посольство — туда, куда сам он отправляется; коли он захочет пособить нам отвоевать Заморскую землю, то и мы пособим ему отвоевать его землю; ведь мы знаем, что она отнята у него и у его отца несправедливо».

Вот, собственно, и вся история. Дальше произошло то, что и должно был произойти. Крестоносцы быстро расправились с превосходящими их в разы (по Виллардуэну, 1 к 200) силами ничтожного Алексея III, посадили на престол царевича Алексея (он стал называться Алексеем IV) и его слепого отца Исаака II. При этом Алексей оказался что-то уж слишком много должен своим благодетелям (ему ведь совсем не случайно советовали «согласись исполнить всё, что бы они устно ни предложили»). Пока Алексей искал деньги, пилигримы стояли под стенами Константинополя. Но время шло, вся сумма никак не собиралась, горожане волновались, патриоты подстрекали их к решительным действиям. В январе 1204 года толпы на площадях стали требовать нового императора. Один из сановников империи Алексей Мурзуфл объявил народу, что новая власть собирается просить пилигримов о помощи. Начались беспорядки, обернувшиеся избранием нового императора Алексея V Дуки Мурзуфла. Незадачливые Ангелы были убиты.

Чтобы всё-таки получить долг, крестоносцам пришлось ещё раз брать Константинополь. На сей раз не обошлось без грабежа и массовой резни. Неизвестный участник событий написал: «Затем мы разграбили жилые дома, и греки бежали из города. Мы собрали всю свою добычу и богатства в одно место и наполнили серебром три больших башни. Затем началось обсуждение выборов императора». Императором новой Латинской империи был провозглашён Бодуэн Фландрский. Латинская империя просуществовала более 50 лет, пока генуэзцы не помогли грекам прогнать западных завоевателей.

Заканчивать историю падения Константинополя принято сетованиями по поводу того, что крестоносцы предали дело Христово, разрушили христианскую империю, подорвали единство христианских народов. Это пустое. Никакого христианского единства давно уже не было. А может быть, не было никогда. Был Восток и был Запад, которым, как потом было сказано, «вместе не сойтись». Были разные народы, разные культуры, разные типы общества. И уж если христианство никогда не мешало христианам убивать и насиловать у себя дома, почему оно должно было помешать массовым убийства в далёкой Византии? Которая, кстати, тоже никогда не демонстрировала особой любви к западным варварам.

Вот, например, что рассказывает западный хронист Гийом Тирский о резне, которую в 1182 году устроил латинянам в Константинополе будущий император Андроник I Комнин: «И не было различия между народом и клиром, но безжалостно растерзали тех, кто отличался религиозным саном и достоинством. Монахам же и священникам первым причинили несправедливость, и тех, кого нашли, жестоко убили. Среди них достопочтенного мужа по имени Иоанн, субдиакона святой Римской Церкви, которого по церковным делам господин Папа направил туда, схватив, ради поношения Церкви обезглавили, а его голову привязали к хвосту грязной собаки… Так нечестивый народ греков, порождения ехиднины, нравом подобные змее, пригретой на груди, и домовым мышам, отплатили злом своим соседям».

Характеристика «греков» как таковых, конечно, несправедлива и отражает в первую очередь отношение западного человека к людям Востока. Но факты верные, их подтверждают и византийские хронисты. Например, Евстафий Солунский сообщает: «Люди Андроника нападали не только на вооружённых противников, но и на тех, кто по слабости своей заслуживал снисхождения. Ибо и женщин, и маленьких детей они избивали мечом. Уже и это было ужасно, но всего ужаснее, когда железо разверзало материнское чрево и извергало плод его». Тогда погибло не менее 10 тыс. латинян, 4 тысячи были проданы в рабство. При взятии Константинополя в 1204 году всё-таки было убито меньше народу, около 2 тыс. человек.

Единство христиан — удобный миф. Между мусульманами и христианами Востока было больше общего, чем между христианами Востока и Запада. Когда в 1187 году Саладин отнял у христиан Иерусалим, городские ворота воинам султана открыли именно православные. А православный император Исаак II (тот самый, которого крестоносцы потом так удачно для себя вызволят из тюрьмы) поздравил Саладина с великим деянием изгнания неверных из святого города. Наконец, договор между Исааком и Саладином предусматривал передачу православным всех наличных в то время в Святой земле латинских храмов.

И это не было конъюнктурой момента, это было устойчивым мироощущением. В 1111 году к султану Мухаммеду I в Багдад прибыло посольство из Византии с предложением (по сообщению Ибн аль-Каланиси) «напасть и покарать франков: мы могли бы объединиться, чтобы изгнать их». Византийская инициатива «заключить союз и соглашение, чтобы бороться против франков и изгнать их из этих мест» даже дала повод правоверным упрекнуть своего властителя: «Значит, ты не боишься кары Аллаха, ты допускаешь, чтобы правитель греков с большим рвением выступал за ислам, ты ждёшь, пока он отправит тебе посла и воодушевит тебя начать священную войну?»

Что бы там ни говорили, а мусульманские народы нам ближе, чем европейцы. Всё-таки мы живём в одной стране с татарами, а не с французами. И во времена Крестовых походов православные и мусульмане жили бок о бок, а франки — где-то далеко. Если воспользоваться терминами Шпенглера, то на востоке обосновалась магическая душа, а на западе — душа фаустовская. И эта последняя тянется к нам в каком-то неясном томлении. Так иной мужик изо всех сил стремится сесть бабе на шею, хочет господства.

Некоторые западные историки до сих пор верят, что отклонение Четвёртого крестового похода от намеченной цели было цепью случайностей. Я в этой статье усиленно намекаю, что был заранее спланированный заговор. Впрочем, на теории заговора я не настаиваю. Но то, что отклонение не было случайным, совершенно очевидно. И в связи с этим интересно то, что пишет Толстой в эпилоге «Войны и мира»: «Наполеон не мог приказать поход на Россию и никогда не приказывал его. Он приказал нынче написать такие-то бумаги в Вену, в Берлин и в Петербург; завтра — такие-то декреты и приказы по армии, флоту и интендантству и т.д., и т.д., — миллионы приказаний, из которых составился ряд приказаний, соответствующих ряду событий, приведших французские войска в Россию».

А с другой стороны: «Наполеон во всё своё царствование отдаёт приказания об экспедиции в Англию, ни на одно из своих предприятий не тратит столько усилий и времени и, несмотря на то, во всё своё царствование даже ни разу не пытается исполнить своего намерения». Конечно, толстовские объяснения этого забавного несоответствия совершенно неудовлетворительны. Но они заставляют подумать о том, почему крестовые походы на Восток продолжаются до сих пор с невротической регулярностью (мы сейчас живём в условиях одного из них).

Нашествие Наполеона на Россию тоже, конечно, было крестовым походом (правда, без христианских лозунгов), устремлением фаустовской души в туманную даль и — к господству. Замечательно, что Москву (Третий Рим) пришельцы с запада взяли, как и Второй Рим (Константинополь). Но результаты оказались разные…

Теперь ситуация иная.

Материал подготовлен для «Частного корреспондента»