Успех предсказаний осьминога Пауля заставляет задуматься о том, как вообще возможны прогнозы. Оставим в стороне тот несомненный факт, что человек и осьминог имеют совершенно разные психофизиологические параметры и соответственно – разные тоннели реальности. Посмотрим для начала, что такое вообще прогнозирование, какие есть для него основания и как оно осуществляется в реальности человеческого коллектива. «Человеческого», поскольку Пауль, живущий в аквариуме, построенном людьми, и предсказывающий события, интересующие людей, является элементом социального устройства, желающего знать свое будущее. Но «социальное устройство, желающее знать» — это ведь и есть определение одного из аспектов виртуального Осьминога, которого мы рассматриваем на страницах проекта «Осьминог». Прошу рассматривать это предисловие как оправдание привязки нижеследующего текста к деянием конкретного осьминога Пауля. Прошу также иметь в виду, что предсказания Пауля имеют то же самое значение, что и любые другие предсказания. Итак…

О будущем можно говорить, во-первых, с точки зрения прошлого, из которого будущее вытекает, то есть искать в прошлом тенденции, которые формируют будущее. И, во-вторых, можно говорить с точки зрения будущего, которое нам неизвестно, но мы можем его вообразить и, исходя из этого образа будущего, работать с настоящим так, чтобы наступило именно то будущее, которого мы желаем. Второй подход, собственно, не прогноз, а планирование, которое, впрочем, само по себе нуждается в надежном прогнозе. Здесь речь пойдет в основном о прогностике, о ее методологических предпосылках, но и о желанном будущем тоже, конечно, будет кое-что сказано.

Прошлое в будущем

Самой простой и естественной моделью движения времени является поток, река. Исходя из этой модели, люди с древних времен и предсказывали будущее. Ведь у реки есть исток, русло, притоки, она куда-то течет. Если мы знаем характер течения, мели, водовороты, пороги, направление движения и так далее, то это значит, что, сидя на берегу в какой-нибудь точке настоящего, мы можем сказать, где в будущем окажется предмет, проплывающий мимо (или мы сами, если мы не сидим на берегу, а плывем). Но только, конечно, надо все-таки знать, как устроена эта река, иметь какое-то представление о направлении и характере потока.

В наше время прогноз обычно основывается на закономерностях, обнаруженных в прошлом, и экстраполяции этих закономерностей в будущее. То есть вы берете какие-то эмпирические данные, обрабатываете их определенным образом и выводите тренд. «Обработать определенным образом» – это значит подвести данные под какую-то теорию. Например, числового характера: построить график изменений какого-то показателя во времени и посмотреть, как он будет продолжаться в области, где эмпирических данных нет. Это самый примитивный прием предсказаний, то, чем занимаются всякого рода биржевые аналитики. Но, по сути, так же работают и любые прогнозисты. В том числе и те, что не имеют дела с цифрами и графиками, а просто анализируют некие события, находят в них закономерности и на их основании не только объясняют прошлое, но и дают прогнозы на будущее.

Новая опричнина

Разбираться в том, как работают прогнозисты и на чем основаны их прогнозы, лучше всего на конкретных примерах. Вот один из них: известный историк и политолог Андрей Фурсов, анализируя на russia.ru пути выхода России из кризиса, говорит: «История показывает, что Россия выходит из смут или околосмутных времен всегда с помощью различных чрезвычайных комиссий. Поскольку первая чрезвычайная комиссия называлась опричнина, я это называю «опричный принцип» русской истории». Как видим, первый шаг анализа Фурсова – обнаружить в прошлом закономерность: выход из кризиса при помощи чрезвычаек-опричнин. Он поясняет: «Можно выделить три разные опричнины: опричнина Ивана Грозного – это классика генетической модели опричнины, затем опричнина Петра – это «петровская гвардия», которая была очень похожа на «грозненскую» внешне, ну и, наконец, «cталинская опричнина».

Выступление Фурсова называется «Грядет новая опричнина». Будучи историком, он видит, что разные опричнины имеют разный характер: «С какими бы издержками ни проводились мероприятия опричнины Ивана Грозного и Иосифа Грозного, в конечном счете они были национально ориентированы, и они не были ориентированы на некую западную модель. «Питерская» версия опричнины была иной. В конечном счете ее целями были создание принципиально иного господствующего класса, резкое усиление эксплуатации населения и западная ориентация. Т.е. векторы опричнин Грозного и Сталина, с одной стороны, и Петра I, с другой, – направлены в совершенно разные стороны». И тем не менее столь разные явления имеют сходные причины, способы функционирования и цели.

Еще раз подчеркну: эти цитаты приводятся здесь не столько для того, чтобы ознакомить читателей с весьма интересным анализом Фурсова, сколько для того, чтобы продемонстрировать, как содержательный анализ прошлого и выявление закономерности в нем позволяют делать значимые выводы на будущее, то есть с некоторой вероятностью предсказывать его. Предпосылки такого прогноза очевидны: зная общие черты таких-то уже случившихся явлений, мы экстраполируем эти черты на будущее. В данном случае речь идет о путях выхода из кризиса, а это значит, что необходим анализ причин вхождения в него. Фурсов проделывает его, рассматривая периоды, предшествовавшие кризисам, когда проблемы, которые надо было решать, не решались, загонялись в глубину. Диагноз: в России в кризисные времена обычно не находилось институциональных форм, подходящих для решения стоявших перед государством проблем, а те формы, которые существовали, как раз защищали старину. И далее: «Это уже связано с логикой развития России. У нас все процессы протекают медленно, экстенсивно. У нас нет организованных социальных сил и нет институтов. Поэтому все изменения, реально, у нас происходят рывком. И поэтому у нас очень странная а при воплощении часто страшная форма развития, преемственность через разрыв… Ведь что такое «чрезвычайка»? Это реакция на то, что нет институтов. Опричный принцип противостоит институциональному».

Историк обнаруживает закономерность, характерную для развития России, а отсюда вытекает ясный прогноз, проекция того, что по таким-то причинам случалось в прошлом, на настоящий момент и на ближайшее будущее: «Сегодня нет социальных сил, которые могут вырвать страну целиком из тупика, в который она стала загоняться в позднюю брежневщину и в горбачевщину. Нет субъекта, который мог бы рвануть. И, как правило, в таких ситуациях субъектом может оказаться опричнина». При этом, конечно, возможны разные варианты: «Непонятно, какая это будет опричнина. Будет ли это опричнина «грозненского» типа «питерской» версии? Я думаю, что сегодня схватка будет не между опричным и институциональным принципами, а между опричниной «грозненского» типа и опричниной «питерского» типа».

Как видим, исследователь делает оговорку: конкретные формы, которые примет грядущая опричнина, ему неизвестны (поскольку они не вытекают прямо из теории, лежащей в основе его прогноза): «Я думаю, что метод экстраполяции хорош тогда, когда работают стабильные факторы. Мы сейчас находимся в ситуации, когда метод экстраполяции не срабатывает. Мы находимся в кризисной ситуации, в точке бифуркации. И нынешняя опричнина, если она будет, безусловно, будет нести на себе отпечаток мирового кризиса. Этот кризис связан с кризисом капиталистической системы. И одной из задач этой опричнины будет выход из кризиса. Т.е. нынешняя опричнина будет в значительной степени тяжелей, чем сталинская, петровская и грозненская».

Но при всей неопределенности современной ситуации из фурсовской теории периодически возвращающейся опричнины (он сам это так не называет) следует вполне определенный вывод: «Есть один принцип формирования опричнины: в опричнину идут люди, готовые разорвать связи со своими социальными группами и наименее укорененные в них. Я думаю, формирование новой опричнины пойдет по тому же принципу. И, безусловно, это очень печальная констатация: среди этих людей будет много «биологических подонков человечества». И как это часто бывает, эти «подонки» истребляют и тех, кто задумал опричнину в благих целях. Правда, «подонков» потом, через какое-то время тоже уничтожают. Все устаканивается. Страна делает рывок».

Архе потока

В использованном выше в качестве примера прогностическом высказывании осьминога Андрея Фурсова содержатся все необходимые элементы корректного прогноза: взяты конкретные факты из прошлого, из них извлечена закономерная цепочка, которая превращена в теоретическую модель, на основании которой сделан прогноз. Фурсов не конкретизирует свой прогноз, поскольку для его конкретизации не хватает данных. И соответственно теория, построенная на этих ограниченных данных, неполна. Но она архетипична. В том смысле, что историк дополняет используемые им исторические факты неким не вытекающим прямо из этих фактов видением закона развития Российского государства. Таково свойство всякой научной теории: факты сами по себе в теорию не складываются, в теорию их соединяет некое, как принято говорить, обобщение. Но, собственно, что такое обобщение? Это соединение фактов, которое само по себе предполагает нечто такое, что обобщает, соединяет.

Древние называли это нечто словом «архе», которое на русский язык обычно переводят как «начало». А вообще-то архе – это сюжет мифа, история деяний божеств, которые, конечно, существуют вне времени, но и в потоках времени тоже. Понятно, что наука не может всерьез говорить о деяниях богов в истории. Но их допускает в неявной форме. В частности, мы постоянно говорим о сценариях, причем не только в тех случаях, когда какой-то человек придумал некоторый план и выполняет его. Часто мы говорим как раз о таких сценариях процессов, которые никаким конкретным человеком не были (и не могли быть) задуманы, а тем не менее последовательно выполняются. Например, мы говорим о сценариях бессознательных процессов, имеющих определенную логику развития, о порядке социально-экономических явлений (вроде того, о чем говорит Фурсов), на которые, конечно, можно пытаться влиять, но которые развиваются по собственным автономным законам, и так далее.

Собственно, речь тут идет об архетипах. Мы не всегда это замечаем, но мы постоянно живем в мире архетипов и мыслим архетипами. Мы, например, говорим: «Родина-мать зовет», «рынки отреагировали на выход статистики», «Вашингтон заявил», «Израиль приступил», «рука Москвы», «невидимая рука рынка» и т. д. Все это не просто метафоры, это следы мышления архетипами. И в таком мышлении отражается реальность действия архетипов, которые – суть типичные сценарии архе. Конечно, «рука Москвы» или «ожидания рынка» – это просто стершиеся клише, но это не значит, что за этими выражениями не стоит никакой реальности. Архетипические сценарии постоянно функционируют в нашей жизни в виде всякого рода научных теорий, книг, фильмов, политических жестов, поведения рынков, коллективных безумий, социальных тенденций, сюжетов истории. Один из таких сюжетных ходов русской истории как раз уловил Андрей Фурсов и сделал на этой основе свой прогноз. На языке сюжетики архе его можно было бы сформулировать так: архетипика русской истории требует периодического возвращения опричнины, которая дает толчок новому развитию страны.

Продолжение