Отец знаменитого Кима Филби известен у нас значительно меньше, чем сын, а между тем этот человек не менее выдающийся. Собственно, предрасположенность к двойной игре Ким Филби унаследовал именно Гарри Сент Джон Бриджер Филби. Или просто Джека Филби. Впрочем, может быть, и не было никакой особой двойной игры, а была обычная игра осьминогов. Во всяком случае Джек Филби – это тот человек, который стоял у истоков нынешнего процветания Саудовской Аравии. И, возможно, именно он заложил основы неизбывной привязанности саудитов к англосаксам. Мы публикуем отрывки из книги Дэниела Ергина «Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть». Конечно, автор больше скрывает, чем говорит напрямую (а иногда и просто прикидывается простаком), но и за теми фрагментарными сведениями, которые он дает, вырисовывается весьма любопытная фигура. И кое-что становится ясней в сегодняшних событиях на Ближнем Востоке. Итак, читаем отрывки книги Дэниела Ергина.

Возможно, в недрах королевства скрываются значительные запасы нефти – такую идею подал королю Ибн Сауду партнер по автомобильной поездке, происходившей, вероятно, осенью 1930 года. Партнером этим был англичанин, бывший чиновник Индийской государственной службы, занимавшийся торговлей в Джидде и за несколько месяцев до того принявший ислам под опекой Ибн Сауда. Король лично нарек его мусульманским именем Абдулла. Однако настоящее его имя было Гарри Сент Джон Бриджер Филби. Английские друзья звали его Джек. В наше время его, вероятно, знают как эксцентричного родителя одного из наиболее „отъявленных“ двойных агентов двадцатого века – Кима Филби, ставшего главой контрразведывательного антисоветского отдела в британской разведке и активно шпионившего одновременно и в пользу Советского Союза. Возможно, он хорошо усвоил уроки своего отца, одновременно игравшего множество ролей. Действительно, много лет спустя, читая мемуары Кима Филби о годах, прожитых им в качестве двойного агента, бывший судебный переводчик Ибн Сауда мог только с удивлением отметить, что Ким был „истинно копией своего отца“.

Отец, Джек Филби, был несгибаемым упрямцем и закоренелым бунтовщиком против власти и порядка. Как-то раз в Джидде он вывел на демонстрацию своих домашних бабуинов, дабы продемонстрировать, что он способен обойтись без человеческой компании небольшого сообщества европейских колонистов. Филби вырос на Цейлоне, окончил Тринити колледж в Кембридже и начал свою карьеру на государственной службе в Индии. Во время Первой мировой войны он состоял в британской политической миссии в Багдаде и Басре, что дало ему возможность познакомиться с арабским миром. Одаренный лингвист, он воспользовался возможностью изучить арабский, и в дальнейшем весьма заинтересовался генеалогией арабских вождей. Это увлечение привело его в свою очередь к тому, что он на всю жизнь подпал под обаяние, вероятно, самого влиятельного из вождей того времени – Ибн Сауда, которого впервые встретил в 1917 году в ходе своей миссии в Эр Рияде. Встреча, во время которой он провел тридцать четыре часа в личных беседах с Ибн Саудом, определила ход дальнейшей жизни Филби. В 1925 году недовольство политикой Великобритании на Ближнем Востоке сподвигло Филби покинуть государственную службу. Он вернулся в Саудовскую Аравию, основал в Джидде торговую компанию и возобновил дружбу с Ибн Саудом, через некоторое время сделавшись неофициальным советником короля. Он путешествовал, охотился вместе с его свитой и даже участвовал в вечерних заседаниях королевского тайного совета. Ибн Сауд проявлял к Филби особый интерес. Накануне принятия последним ислама в 1930 году король говорил ему о том, „как будет прекрасно иметь четырех жен“. Но сначала Филби пришлось пройти болезненную во взрослом возрасте процедуру обрезания. Говорили, что он не слишком религиозен, и стал мусульманином, чтобы способствовать свободе передвижения по стране и своим делам в бизнесе. Смена вероисповедания позволила ему посвятить себя одному из увлечений, заслуженно прославившему его как исследователя, картографа и летописца Аравии. На полуострове практически не было места, где бы он не побывал. Он в одиночку ездил через пустыню Руб эль Хали на юго востоке и искал старинные еврейские поселения в северо западной Аравии. Признавая его заслуги, Королевское географическое общество наградило Филби Медалью Основателя.

Возвращаясь в Англию, Филби носил котелок; на обеды в колониях надевал белый жакет; и даже в Аравии он пил в пять часов чай и фанатично интересовался результатами игр лордов в крокет. Но это не мешало его разногласиям с Великобританией, политика которой, по его мнению, воплощала „традиционное западное господство в восточном мире“. Он с гордостью вспоминал: „Несомненно, я был одним из первых поборников освобождения Востока от всякого иностранного контроля“. Разумеется, Великобритания не одобряла деятельность Филби. „С тех пор, как он 5 лет назад покинул правительственную службу, мистер Филби не упускал возможности нападать и выставлять в превратном свете правительство и его политику на Ближнем Востоке, – сообщал один британский чиновник. – Его методы были столь же недобросовестными, сколь и яростными. Он был помехой для общества, и во многом благодаря ему и его интригам Ибн Сауд, на которого он, к несчастью, имеет некоторое влияние, доставил нам столько хлопот в последние годы“. Другой чиновник назвал его „архилжецом“.

Каковы бы ни были на самом деле границы влияния Филби, он очень хорошо представлял себе серьезность финансовых проблем Ибн Сауда и угрозу, которую они представляли для королевства. Во время той автомобильной поездки в 1930 году Филби, заметив, что Ибн Сауд несколько подавлен, сказал бодрым тоном, что король и его правительство напоминают людей, которые спят на зарытом сокровище. Филби был убежден, что под пустыней находятся богатые залежи минералов. Однако разработка их требовала разведки, а значит, иностранных знаний и иностранного капитала.

„О, Филби, – отвечал король, – если бы кто-нибудь предложил мне миллион фунтов, я бы дал ему все концессии, которые он хочет“.

Филби предупредил короля, что никто не даст миллион фунтов без предварительного изучения ситуации. Короля намного больше интересовали поиски воды, чем нефти. На этот случай у Филби был Чарльз Крейн, американский водопроводный магнат и филантроп, весьма интересовавшийся арабским миром. Он мог бы, по словам Филби, „расстаться с одним своим глазом за удовольствие пожать руку Вашего Величества“. Крейн финансировал проекты в соседнем Йемене и в то время, по информации Филби, находился в Каире. Почему бы не пригласить его в Саудовскую Аравию?

Ибн Сауд поддержал идею, и 25 февраля 1931 года Крейн прибыл в Джидду. Король встретил его роскошным банкетом и большими почестями. Для его развлечения сотни телохранителей короля исполнили завораживающий танец с саблями. Король подарил Крейну множество ковров, кинжалов, сабель и двух породистых арабских скакунов. Вдвоем они говорили о выжженной каменистой пустыне и возможном присутствии подземных рек под Недждом. Крейн рассказал, как он получил финики из Египта и лично организовал их возделывание в Калифорнийской пустыне, в городке под названием Индио, успешно орошая их из артезианских скважин. Теперь, как друг Ибн Сауда, он пригласил за свой счет американского горного инженера Карла Твитчелла, работавшего тогда над одним из проектов Крейна в Йемене для изучения потенциала запасов воды в королевстве. Совершив трудное путешествие в 1500 миль, чтобы проверить признаки артезианской воды в Аравийской пустыне, Твитчелл в апреле 1931 года появился в Джидде с плохими новостями: бурение на воду было бесперспективным.

Через год, в марте 1932 года, когда разрыв между доходами и расходами продолжал расти, король принял в Эр Рияде шейха Ахмеда – эмира соседнего Кувейта, где когда-то Ибн Сауду оказали столь теплый прием. Шейх проехал на машине более трехсот миль по песку и гравию пустыни и твердо выучил один урок: в любой машине, которая едет этим путем, должно находиться не менее пяти пассажиров, поскольку „машины из песка можно вытаскивать только впятером“.

Два правителя поклялись друг другу в верности. Когда шейх Ахмед назвал Ибн Сауда своим „старшим братом“, король разрыдался и в свою очередь провозгласил: „Знамена аль Сауда и аль Сабаха развевались бок о бок последние триста лет в победе и в поражении. Молю и верю, что так будет и в будущем“.

Шейха Ахмеда обеспокоило до глубины души болезненное и напряженное состояние Ибн Сауда. По возвращении в Кувейт, делясь своими впечатлениями с британским политическим представителем, шейх сказал: „Прошли времена, когда он был самым суровым человеком в своем королевстве и возглавлял каждый поход и набег“. Шейх Ахмед умолял короля быть „потише с расходами“. В частности, шейх „прямо говорил насчет явных растрат, которые он видел кругом“ – король не мог обойтись без нескольких шикарных машин. Шейх Ахмед настоятельно посоветовал Ибн Сауду сократить число его машин на три четверти и оставить преимущественно „форды“ и „шевроле“. Дав этот совет, шейх Ахмед направился обратно через пустыню на большом восьмицилиндровом лимузине „Кадиллак“ из автопарка короля.

Они говорили и о поисках нефти. Король признался, что разрешил проведение некоторых предварительных изыскательских работ, но добавил, что „мягко говоря, не очень сильно хочет предоставлять концессии иностранцам“. Но был ли у него выбор перед лицом финансовых трудностей?

Американский инженер Твитчелл сообщил о некоторых обнадеживающих результатах разведки в Эль Хазе, в восточной части страны. Затем, 31 мая 1932 года, „Стандард ойл оф Калифорния“ нашла нефть в Бахрейне, вследствие чего значительно выросла привлекательность Эль Хазы. Размышления над всеми этими событиями уменьшили отвращение Ибн Сауда к иностранным инвестициям. Хотя Твитчелл и настаивал, что он только инженер, тем не менее он согласился с королевским повелением найти заинтересованных лиц и капитал в Соединенных Штатах.

За несколько месяцев до бахрейнского открытия „Стандард ойл оф Калифорния“ уже заинтересовалась концессией в Эль Хазе. Обратившись в „Сокал“, Твитчелл встретил не только теплый прием и энтузиазм, но и был нанят в качестве одного из представителей компании для ведения переговоров. В феврале 1933 года Твитчелл возвратился в Саудовскую Аравию и привез с собой Ллойда Гэмильтона, юриста „Сокал“. Начались переговоры с министром финансов Ибн Сауда Абдуллой Сулейманом. Хитрый и искусный Сулейман был братом личного секретаря короля. Афганец по национальности (большинство прочих высших постов занимали сирийцы, египтяне и ливийцы), он в молодости был помощником арабского торговца в Бомбее и многому научился в торговле. Король называл его „моя опора“. Фактически этот „тщедушный маленький человек неопределенного возраста“ был самым могущественным в ближайшем окружении Ибн Сауда. Он отвечал не только за финансы, но и за оборону, и за паломничество. „Он был совершенно выдающимся „серым кардиналом“, всегда был в тени и выжидал за кулисами, – говорил переводчик Ибн Сауда, – однако его власть и влияние были столь монументальны, что я часто думал о нем, как о некоронованном короле Аравии“.

Сулейман был, по сути дела, самым важным человеком в королевстве после членов королевской семьи. Он выполнял неимоверный объем работы, и его любимым детищем была система учета общественных финансов, которую он же и изобрел, и в которой только сам и мог разобраться. Будучи скрытным и властным человеком, он лично контролировал все дела в той степени, в какой только мог, следя, чтобы на его территорию не вторгся ни один соперник. Располагая полномочиями действовать самостоятельно в вопросах, связанных с нефтью, Сулейман тем не менее писал по каждому поводу длинные сообщения королю. В переговорах с „Сокал“ он точно знал, чего хотел. А хотел он денег, причем как можно больше и как можно быстрее. Есть нефть или нет – этот вопрос можно было оставить на потом.

Однако Твитчелл и Гэмильтон были не единственными конкурентами, боровшимися за доступ к Эль Хазе. „Иракская нефтяная компания“ (бывшая „Турецкая“) направила туда своим представителем Стефена Лонгриджа. Лонгридж, бывший британский чиновник в Ираке, в сущности, представлял также интересы „Англо персидской компании“, которая из за участия в „Иракской нефтяной компании“ и в соглашении „Красной линии“ не могла работать самостоятельно. „Сцена выглядит так, – докладывал в Лондон британский посол Эндрю Райан в марте 1933 года, – среди действующих лиц: алчный Абдулла Сулейман, который думает, что нефть в Хазе уже можно продавать; Твитчелл и Гэмильтон из „Стандард ойл оф Калифорния“; Лонгридж, представляющий „Иракскую нефтяную компанию“. Однако в этот список Райан не включил важнейшего актера – короля. Он ошибся, написав, что Гарри Септ Джон Бриджер Филби окажется, вероятно, „среди второстепенных персонажей“. Филби не был просто мелким игроком. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ