Известна формула «хочешь мира – готовься к войне». Она была актуальной всегда. Но сегодня, с переходом в постиндустриальный век, эта формула резко усложнилась. Появился совершенно новый тип войны — сетецентричная война (net-centricwarfare, СЦВ). Соответственно этому должна изменить и формула. Интересно – как? Пока ясно, что если все предыдущие войны были классическими, происходили в режиме «то ли будет, то ли нет» и велись военными средствами, то СЦВ сегодня ведется постоянно и мирными средствами. Это означает – готовиться всегда поздно, уже поздно. Тогда как быть? В чем тут главная фишка? Попробуем разобраться…

Небольшая вводная

Тема сетецентричной войны (net-centricwarfare, СЦВ) оказывается к каждому из нас ближе, интереснее и глубже, чем это может показаться не первый взгляд. Не будет большим преувеличением сказать, что в душе и сердце человека находятся не только любовь, Бог и Рай, на которые указывал Иисус, но и центр СЦВ тоже. Она только по форме техническая и информационно-психологическая, но по содержанию – метафизическая, вплотную подошедшая к самой сущности человека. Если искусственный интеллект призван во многом заменить ум человека и его способность принимать решения, зачипировать его биологическую ткань (антропологию), то СЦВ призвана зачипировать ментальными кодами и через это забрать уже душу человека¹. СЦВ выступает на том же поприще, что культура, идеология и религия, и если не заменяет их, то перехватывает. Именно поэтому она может вестись и ведется только в режиме non-stop.

Но эта тема интересна не только своей глубиной и целью погружения в человека, но и другим – тройкой связки «человек – постиндустриальная цивилизация – СЦВ». Здесь каждое связано с другим. Это означает, что мы не все поймем про современного человека, если не определимся с новой постиндустриальной эпохой и СЦВ в ней. Точно также ничего не поймем в СЦВ, если ограничимся в ее рассмотрении чисто математическими, информационными и военными аспектами, не увидев все это в метафизическом аспекте, сфокусированном на человеке. И многого не поймем в постиндустриализме, если не разберемся с СЦВ как формой перехода к нему и уже запущенной в действие его ключевой практикой. СЦВ концентрировано выражает свою эпоху – постиндустриализм, и уже поэтому не может быть сведена только к военному аспекту.

Выражение: «Если вы не хотите заняться политикой, то она займется вами» – оказывается верным и по отношению к СЦВ. От нее невозможно укрыться и не стать ее участником – пассивным или активным. Причем, активность и пассивность тут – понятия условные. Можно быть ее активным участником по форме – каким-нибудь протестным лидером, но при этом быть по сути пассивным – игрушкой в руках кукловодов СЦВ. И, наоборот, быть пассивным в смысле СЦВ, абсолютно неподдающимся ее «чарам» (инструментарию), например, за счет устойчивости своего образа жизни и мыслей, но именно поэтому быть способным ей активно противостоять, обладать иммунитетом. Всякое место, которое непробиваемо, уже своим фактом активно в попытках его пробить.

Поэтому связка «образ жизни и мыслей – вовлеченность в СЦВ» изначально присутствует – она общий контекст во всем. И каждый в этом контексте живет. Сознает он это или нет. Нет выбора не находиться в СЦВ, не участвовать, есть только выбор – в каком качестве?

Именно последнее не просто оправдывает задуманную статью по СЦВ, но задает ей конечный смысл – выбора образа жизни в постиндустриальной эпохе и экономике. Получение ответа на вопрос: если ты поставлен в условия СЦВ, и это есть вызов тебе и всей твоей сущности, душе, то в чем тогда состоит твой ответный выбор по отношению к самому себе и каков алгоритм твоей жизни? Вся глубина коллизии состоит в том, что вызов делается как бы извне, угроза внешняя, но отвечать, прежде всего, нужно самому себе и ответ направлять вовнутрь, а не вовне. Спасение, как всегда, в душе – из нее растут все силы, все образы, вся иррациональная природа асимметричного ответа в СЦВ.

Вопрос алгоритма жизни тут не лишний и не является следствием избыточной склонности к механическому подходу, алгоритмизации как таковой. Понятие «алгоритм жизни», как и более ранние понятия «порядок жизни», «заведенный порядок» (испокон веков), которые употребляли наши предки, не так прост, чтобы сводиться к внешней, механической части. Свой алгоритм жизни был при феодализме, при капитализме, при социализме. Будет свой и при постиндустриализме. Поэтому каким-то новым образом должны соединиться душа и новый порядок, алгоритм жизни.

Тема войны

И все же есть смысл еще раз спросить себя, а зачем нам обсуждать тему войны – не лучше ли оставить это профессионалам: науке, военным, политикам? Не лучше ли сосредоточиться каждому на своем?

За то, чтобы нам, гражданским людям, не погружаться в военную тему, в качестве аргументов обычно выдвигают: на нас никто не собирается нападать, у нас есть ядерное оружие и этим угроза снимается, это специфичная тема и в ней нужно разбираться профессионально. Наконец, самый важный аргумент – меня это не касается и никак не может коснуться.

Аргументами за то, чтобы, наоборот, интересовать военной темой, являются: тема войны всегда присутствовала в жизни человечества – своим фактом; тем, что по-своему формировала культуру, этику, понятие долга и героизма, добра и зла; причины войны сегодня остаются и даже возрастают (грядет постиндустриальный передел мира, сибирские закрома будут разыграны между Китаем и США, будут предприняты меры по снижению численности человечества, будет осуществлен нетократический переход к неорабству); всегда была верна максима «хочешь мира, готовься к войне»; в священных текстах предсказан Армагеддон (битва конца) как условие перехода в Новые времена.

Тема войны важна и в таком аспекте: внешний механизм развала СССР в «холодной войне» может быть воспроизведен в будущем и для «Перестройки-2» для окончательного расчленения России. СЦВ тут будет использована по полной программе.

Наконец, есть войны частные (все те, которые изучает военная наука и история) и войны метафизические (борьбы «океана и суши», Добра и Зла, Бога и Дьявола). Войны частные – те, которые могли и не происходить, хотя и случились. Войны метафизические – идут все время (non-stop) и на сегодня не отменяемы. Войны частные есть формы проявления войн метафизических. Войны метафизические направлены на захват пространства (материального, виртуального и духовного) и времени (будущего). Все остальные по отношению к ним – частный способ их исполнения и конкретизации по составу захваченных ресурсов.

Промежуточное положение занимают войны религиозные. Они несут значительную мировоззренческую, метафизическую составляющую, но, тем не менее, есть орудие в руках жреческой касты – единственного полноценного бенефициара нынешнего мироустройства.

Тогда индивидуальный выбор каждого человека состоит из 3-х моментов:

1. видеть или не видеть всю глубину (вложенность и сущность) современной, постиндустриальной войны
2. предполагать или отрицать ее возможность для страны и самого себя
3. брать или не брать на себя ответственность за участие в ней.

Выбрать для себя ответы тут могут помочь две вещи – факты и более широкий (полный) взгляд на войну. Так, есть официальные документы Госдепа США, директивы, подписанные президентом США, явно обозначающие военные намерения, и есть конкретные действия, их подтверждающие. Одни люди это признают и поэтому СЦВ не отрицают. Другие предпочитают всего этого не знать, если узнали, то забыть, а факты интерпретировать как каждый раз внутреннее дело той или иной страны или тупо заявлять «опять вам везде мерещится волосатая рука мирового закулисья», «СССР никто не развалил извне – мы сами себя развалили».

Тем, кто заявляет, что «мы сами во всем виноваты, поэтому надо начать с себя», можно ответить пока так. С себя нужно начинать всегда. Другой вопрос (тут, надеюсь, психологи и социологи меня поддержат), знаете ли вы себя и принадлежите ли себе, чтобы с себя начинать? Насколько, находясь в социуме, возможно принадлежать себе? Человек – единственное животное, которому дарован не только разум, способность осознавать мир и будущее, но и способность осознавать свое сознание (саморефлексия). Поэтому, как минимум, чтобы начать с себя, надо уметь «выйти» из себя и оставить свои оценки в стороне. Это же означает, что в самом начале такой работы у вас уже не может быть такой оценки «мы сами развалили страну». Иначе это не может логически увязываться с фактом того, что «мы проиграли в холодной войне». Война есть воздействие на вас. Оно внешнее. Уже поэтому развал не может быть только по внутренним причинам. «Мы сами» и есть результат воздействия. Иначе у вас выпадает факт войны и проигрыш в ней, а он есть.

Более широкий взгляд на войну есть ее уравнивание с мирной жизнью в общих качествах. Предельно это звучит так: мир и война есть одно и тоже в своей глубинной основе. И если это так, то наша повседневная мирная жизнь несет начатки очередной войны, и уже поэтому мы в войне. Крайности сходятся.

Поясню эту мысль. Война есть чья-то победа и чье-то поражение (равный исход не рассматриваем за его редкостью). Соответственно этому существует искусство победы и механизм проигрыша как две стороны одной медали. И война возможна тогда, когда возможен неуспех у противника. Неуспех – в самом широком его понимании – есть глубинная основа войны, самой ее возможности. Всякий потенциальный или фактический неуспех есть возможность проигрыша в войне. Поэтому техника войны есть зеркальное отражении техники неуспеха.

Поэтому самое широкое понимание и описание неуспеха выводит нас на понимание потенциального проигрыша – в конкуренции, в войне. Например, всякое отклонение от Идеала, моральной нормы, табу и т.п. ведет к моральному, духовно-волевому проигрышу в войне, к отсутствию благоприятствованию в бизнесе и конкуренции, в творчестве. Отклонение от экономической эффективности есть условие проигрыша в рыночной конкуренции, в экономическом потенциале в войне. И так далее.

В пределе: самый широкий неуспех – это неустроенность собственной жизни. Человека или государства. Именно это приближает широкий взгляд на войну к повседневности и собственно к мирному времени. Самым общим мотивом, который упрощает тут выбор, является такое понимание и максимально обобщенное определение войны: война – это проигрыш². Поэтому везде и по всякому поводу техника проигрыша есть техника войны. Именно на этом и построены все скрытые техники СЦВ, о чем будет рассмотрено ниже.

Какие вопросы поднимает СЦВ

Тема СЦВ, ее факт и возможность, поднимают целый ряд глубинных вопросов, ответы на которые помогают понять, почему она возможна. Например, такие темы: демократия как одно из условий СЦВ и ее успешности; личные свободы, примат прав человека и успешность СЦВ; мировоззрение и образ жизни каждого и успешность СЦВ. Или тема СЦВ как концентрированная форма развития цивилизации. И другие. В целом труднее найти причины, которые бы не вовлекались в СЦВ – прямо или косвенно. Именно это и делает ее комплексным явлением.

Так, с демократией СЦВ пересекается следующим образом. Демократия, по факту происходящего сегодня, есть результат манипулирования населением – властью административной (публичной) и финансовой (скрытой). Никакого серьезного влияния население ни на что не оказывает. Да, есть устоявшиеся общественные стереотипы («цивилизационные стандарты»), на которые публичная власть вынуждена ориентироваться в 4-х отношениях: для превращения их в свои агитационные агитки во время выборов; как на коридоры допустимых решений; для продления своего пребывания у власти (в межпартийной борьбе) и решения собственных корпоративных интересов (как корпоратократии); для лучшего исполнения установок власти тайной. Но нужно различать – действительные выборы, действительное влияние и то, как это есть сейчас. Поэтому сегодня истинным инструментом влияния масс на власть является недовольство – статистически обнаруживаемое (рейтинги, опросы) или выраженное в волнениях любого рода – демонстрациях, погромах, революциях. А недовольство – это то, чем легче всего манипулировать. Вот гражданской ответственностью, если она есть, гораздо сложнее или невозможно вовсе.

Поэтому с демократией СЦВ пересекается через (а) информационно-психологические технологии влияния на выбор людей и (б) через использование демократии как ширмы и инструмента вскрытия чьей-либо независимости — человека, компании, государства. В самих этих воздействиях нет ничего предосудительного: вся наша жизнь построена на этом же – или мы влияем, или на нас влияют. Следовательно, дело состоит в целях, в степени и открытости такого влияния, что и делает его элементом СЦВ.

С темой цивилизации СЦВ связана таким образом. Любая война и подготовка к ней есть специфическая форма развития цивилизации. Как показала история – развития и светского, в том числе политического (гражданские войны), развития и религиозного. Мы ее так не привыкли рассматривать, но это так. В философском плане тоже не все просто: мы не ценили бы так жизнь, если бы не было смерти (вспомните публичную лекцию уже смертельно больного Стива Джобса, который сказал, что главное и великое изобретение Жизни, это Смерть). Мы не знали бы Добра, если бы не было Зла. В паре познаются любовь и ненависть, верность и предательство, свет и тьма. Все. Поэтому и важен вопрос – чему новому нас учит СЦВ?

Пока же ясно ее главное отличие от всех других типов войн. Если раньше воющие стороны были цивилизационно сопоставимы и воевали относительно одинаковыми средствами, то сегодня СЦВ есть война за счет различия в цивилизационных уровня развития и его углубления этого различия.

Другие прикладные направления, которые мы с пользой для себя можем извлечь из темы СЦВ, это:

1. характеристики постиндустриального общества
2. понимание цивилизационных протооснов в XXI веке, в постиндустриализме
3. новые модели управления
4. новые технологии, прежде всего, образования целостности – структуры, процесса, синергии
5. понимание развития в условиях быстрых изменений и неопределенности, в том числе в условиях хаоса
6. новые социальные основания системы разделения труда.

Таким образом, тема СЦВ оказывается достаточно интересной и по-своему лакмусовой для понимания постиндустриализма. И совершенно отдельным вопросом является определить, насколько Россия интеллектуально готова к СЦВ – можем ли мы говорить об аналитической безопасности России?

СЦВ и аналитическая безопасность России

Общеупотребительным является мнение (диагноз) о том, что аналитика в нашей стране крайне недостаточна. Обобщенно это выражается в следующем: (а) аналитика сегодня не развита научно и методологически; (б) используется часто конъюнктурно как со стороны заказчика, так и со стороны исполнителя; (в) Россия все чаще проигрывает в современных сетецентричных войнах, куда аналитика вмонтирована основным звеном; (г) аналитика обслуживает не российские, но чужие геополитические интересы (не ориентирована стратегически). Без расшивки каждого пункта невозможно результативно продвинуться – ни в развитии, ни в применении аналитики. Образно выражаясь, Россия сегодня аналитически больна и несостоятельна. И это очень многим выгодно – в первую очередь, нашим западным «партнерам».

Аналитическая расфокусированность России есть элемент «мутной воды», в которой ее удачливые организаторы «ловят свою рыбку». Другой элемент расфокусированности – невозможность гражданского общества сосредоточиться на единстве, внутреннем и внешнем.

Можно выделить ряд направлений, в которых аналитическое отставание России наиболее очевидно и существенно:

* современные сетецентричные войны
* выбор и обоснование собственного цивилизационного пути развития, Русского геополитического проекта – выбор и аналитическая защита собственного места в XXI веке
* футуристические (прогнозные) разработки уровня форсайта
* опосредование принятия решений по управлению развитием общества и экономики страны.

Но аналогично тому, как должны быть военная, экономическая, продовольственная, медицинская и прочие виды безопасности, должна быть и аналитическая безопасность страны. Необходимо поставить такую задачу срочно и в полный рост.

Мир переходит в постиндустриальную эпоху и новый тип техноценоза (NBIC)³ и экономики (когнитивную). Изменится и станет другим многое: возрастет роль виртуальности и способности обрабатывать большие и динамичные массивы информации и видеорядов, возникнут новые социальные технологии управления массами, индивидуальным поведением и бизнесом (управляемый хаос, бессубъектное управление, adhoc разборка и сборка объекта/проекта), возникнут новые модели рынка и компаний (открытые, коллаборативные) и т.д. Все это заставит измениться и аналитическую деятельность в XXI веке. В этой части можно предположить следующее:

1. аналитика должна будет научиться работать с контекстными системами (эгрегорами, мемами и т.п.), которые обладают качествами непреодолимой силы и поэтому – самостоятельного и скрытого активного начала. В линейном времени по отношению к ним можно проявлять свою волю (выбор, ум), в циклическом – подчиниться (следование, усиление ими, разум);
2. виртуальная среда становится моделирующей реальность и поведение человека, позволяет ускорять события, но и ставит ловушки собственному восприятию – порождает иллюзию рациональности, тогда как мир становится все более синтетическим – рациональным и иррациональным. Поэтому аналитика должна будет научиться работать с когнитивом – переводом инкогнито в когнито;
3. сильным трендом становится умение работать со стихиями – «управляемый хаос» и рынок, которые техниками синергии в резонансе переводятся минимальными усилиями (1+1=3) в выбранное состояние, в том числе в состояние ориентированной на себя среды (сети). Аналитика должна уметь определять точки бифуркации и ценностных смыслов, позволяющих управлять Будущим и стоимостью и эластичностью собственных активов по влиянию на них. Всегда нужен выход за рамки субъекта, и тогда важен «анализ продления во вне»;
4. растут роль и разнообразие форм деловой и интеллектуальной меритократии (власти авторитета, а не должности, положения) и пульсация деловых форм, коротких циклов жизни компаний и проектов, собранных по принципу adhoc. Аналитика должна начать обслуживать и эти мейнстримы тоже;
5. ключевым активом в XXI веке станут способность работать со смыслами и Будущим. Они – главные объекты новой аналитики.

Система аналитической деятельности страны должна в себя включать: структуру, генерирующую государственный заказ на сводную и проблемную аналитику; структуру генераторов аналитики («аналитических генераторов»); структуру централизации информационных потоков; различные потоки информации; коммуникационную инфраструктуру; структуру аналитического образования. Более подробная эта структура описана в моем блоге.

Привычно думать, что безопасность – это что-то на уровне страны. Но это не так, особенно для случая СЦВ. Нужно говорить, как минимум, о 3-х уровнях аналитической безопасности России – на уровне человека, на уровне страны (власти) и в связке «власть – население». Тогда под аналитической безопасностью страны нужно понимать:

* способность каждого человека страны отличать истинное от неистинного, правду от лжи, свое национальное от наносного и т.д. (способность каждого к истинному различению, ментальная разблокировка);
* наличие положительной ситуации, когда население не отторгает власть и то, что исходит от нее (контекст доверия власти и элите, аналитическая разблокировка);
* способность страны к самостоятельной аналитической деятельности (самодостаточность аналитической системы страны);
* на основе этого – к аналитической поддержке геополитического (пассионарного) проекта страны в современном мире (проектная и мировоззренческая аналитика);
* к аналитической борьбе – своевременному распознаванию и противодействию внешней аналитической диверсии и нападению (аналитической дезинформации),
* к аналитической защите – сокрытию и защите собственной аналитической работы (системы) и информации (аналитическая иммунная система);
* к воспроизводству и развитию аналитических ресурсов (активов) страны – интеллектуальных, культурных, материальных и информационных.

Так как главная поражающая способность СЦВ – это доходить до ума и сердца каждого человека, то человек, личность – самый главный рубеж СЦВ. Именно здесь сходятся метафизические, иррациональные и рациональные выигрыши и проигрыши СЦВ, само будущее.XXI век просто привносит сюда новые аспекты и делает все тотально применимым. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

________
Примечания
1. Если чип – это локальное устройство принятия решений в заданном (допустимом) диапазоне или связь с вынесенным во вне центром принятия решений, то вполне допустимо ментальные модели и коды воспринимать за своеобразные чипы. Функциональность тут вполне совпадает.
2. Война всегда является проигрышем – даже если ты ее начала и даже если ты в ней выиграл. Человек, созданный по образу и подобию Божьему не должен начинать и вести войну. Война – всегда проявление слабости и обнаружение того, что человек встал на путь слабости и деградации. Не способность решать вопросы развития иным способом, чем война, говорит о незрелости человечества, превалирование животных инстинктов над духовными.
3. NBIC-технологии (нано-, био-, информационные и когнитивные).