Продолжение. Начало темы здесь. Начало текста здесь. Предыдущее здесь.

Коммунистическое инобытие

Но что, собственно, вызревало? В книге «Ахипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын дает символическое изображение сталинской тюрьмы в виде особого рода монастыря. Вчитайтесь в этот эпический текст: с самого начала «излюбили <…> власти устраивать концлагеря в бывших монастырях», а позднее, когда ГУЛАГ стал «давать метастазы», продолжали «усиленно мобилизовать для лагерной нужды монастырские здания». Но дело не только в зданиях и не только в том, что это расползание опухоли происходило из единой точки, из Соловецкого монастыря, где на практике были отработаны методы, легшие потом в основу всего ГУЛАГа. Это все лишь выразительные символы («Архипелаг возникает из моря»), созданные самой жизнью и намекающие на главное – на то, что лагерный ужас зародился в недрах культуры, заточенной на идею спасения. Изначально бездушный сырой человеческий материал (в романе «В круге первом» он называется «лопоухие вольняшки») превращается в тюрьме в настоящих одушевленных людей. Вольняшки «погрязли в суетных поступках и маленьких замыслах», «только зэк наверняка имеет бессмертную душу», тюрьма «выковыривает душу» – (говорят любимые герои Солженицына). В общем тюрьма «год от году» перековывает их (подробности здесь).

Собственно, коммунистическая «перековка» – это старинная алхимическая идея преобразования грешного, неблагородного, больного материала в золото. В иных проекциях трансмутация – это идея воспитания, идея врачевания, идея спасения. А спасаться, как известно, удобней всего в монастырях. Как бы это ни казалось дико, но в рамках романа Солженицына «В круге первом» заключенные, гранящие себе «бессмертную душу», – это монахи, а тюрьма, где это происходит, – монастырь. В романе есть блестящее описание такого монастыря: «Залитый изнутри никогда не гаснущим электричеством МГБ, двухэтажный ковчег бывшей семинарской церкви <…> беззаботно и бесцельно плыл сквозь черный океан человеческих судеб». Ничто не могло помешать воскресной медитации арестантов. Они избавлены от мирской суеты, голода, сытости, счастья, любви, забот о жилище… Они «были невесомы сами и обладали невесомыми мыслями». «Мужчины, выдающиеся по уму, образованию и опыту жизни <…> здесь принадлежали только друзьям». Отцы-пустынники: «Дух мужской дружбы и философии парил под парусным сводом потолка. Может быть, это и было то блаженство, которое тщетно пытались определить и указать все философы древности?»

Давайте оставим на время высокую духовность и вспомним о том, что монастырская инфраструктура, возродившаяся после екатерининского погрома в модернизированных формах, попала в руки большевиков и стала ими использоваться. Причем – в социальных целях. Во-первых, для изоляции нежелательного элемента, во-вторых, для его перековки (перевоспитания) и, в-третьих, для концентрации и использования трудовых ресурсов. И то, и другое, и третье вытекает из самой монастырской идеологии и практики. Во-первых, монастырь – это изолятор (правда, предполагающий добровольный отказ от мира). Во-вторых, в нем происходит перековка бренной души (исполненной земных страстей и прочей скверны) в душу, готовую к Царству Небесному. В-третьих, монастырские общины всегда мыслились чем-то вроде трудовых армий.

Короче говоря, большевики перехватили и внедрили в масштабах целой страны Пахомиев и Сергиев монастырский проект новой социальности, изъяв, правда, из него Бога и свободную волю. К этому, собственно, шло. Если бы в Гражданской войне победил какой-нибудь, скажем, Корнилов, было бы примерно то же самое. Может быть, с Богом. Может, даже со свободой выбора, но только такой свободой: добровольно прийти в трудовой монастырь или умереть с голоду. Подобного рода социализм был почти неизбежен. Просто потому, что любой власти в тех экстремальных условиях пришлось бы действовать в рамках логики (или лучше сказать: архетипики), предполагающей создание особого типа социальности, скажем так, монастыреобразной.

Спасение сегодня

Я так и не выяснил, является ли сейчас Серапионова пустынь официально действующим монастырем. Однако понятно, что это место находится под опекой церковных властей. Троицкую церковь, до которой не так-то легко добраться, ремонтируют, пусть и медленно. Да и монахи там явно не самодеятельные.

За время, прошедшее с крушения Советского Союза, было открыто уже под тысячу монастырей. Некоторые из них процветают, строятся, имеют много насельников, но по большей части – это маленькие монастырьки, в которых живут несколько монахов. Некоторые из таких обителей откровенно нищенствуют. И вот я думаю: почему РПЦ хватает все новые и новые места и заселяет их своими людьми? Что это – инстинктивное хватание недвижимости без какой-либо определенной цели или тут есть осмысленная программа, скажем так: социальная?

Представим себе ситуацию: пройдет не так уж много времени, власть украдет и продаст все, что только возможно, деньги переведет на Запад, сама туда переедет. А нас здесь оставит. Без средств к существованию. В ельцинский период к этому шло совершенно явно, при Путине как будто делались усилия переломить этот процесс, но кризис ясно показывает, что сделано мало. К тому же этот кризис, возможно, в России и создан как раз для того, чтобы под его прикрытием завершить процесс передачи народного богатства, скажем так, смотрящим от международного капитала. Тут перспектива такая: полезные ископаемые, рентабельные предприятия и плодородные земли принадлежат иностранцам, те, кто на них работает, еще как-то перебьются, но таких очень мало. А остальные? Куда их? Хорошо, конечно, что рождаемость в России падает (мы все знаем дюдей, которые так думают), но народу все-таки пока слишком много. Пропускать лишние рты через лагеря смерти, конечно, не гуманно. Но и бесплатно кормить этот ленивый ни на что негодный народ тоже не годится. Значит, придется ему самому как-то спасаться. А тут уже предусмотрена инфраструктура для этого: монастыри. Приходи и работай за пищу, койку, душевный комфорт. Кто не придет, тот умрет. Потому что нищенствовать и бунтовать тоже никто не позволит.

Это, разумеется, слишком уж мрачный сценарий, но исключать его не стоит. Хотя бы потому, что от российских властей всего можно ждать. К тому же явно есть люди, которые не только его не исключают, но и готовятся действовать по нему. Некоторые из них, похоже, имеют касательство к Церкви. И тогда понятно, зачем открывается столько пока что практически пустующих монастырей. Тут все дело в перце гуманности, в том, что людям со временем некуда будет податься. И они сами придут в монастырь. А там, как все знают, размножаться не позволяют, грех. Вот и будет решена проблема ненужных рабочих рук и лишних ртов. Ведь люди нужны государству, только если оно собирается что-то осваивать, строить, защищать себя, думать о будущих поколениях. А если люди – только работники на предприятии иностранного дяди, то ему проще привезти рабсилу откуда-нибудь, где она дешевле, лучше, неприхотливей. Собственно, это уже происходит.

А мы здесь – рождены для вдохновений, для звуков сладких и молитв. Знаете, мне приходит в голову другой, гораздо более оптимистический сценарий. Поскольку русского человека трудно будет загнать в традиционный монастырь, можно представить себе картину монастырских шарашек, где люди будут создавать новые технологии и промысливать великие идеи. Конечно, таких людей вряд ли удовлетворит традиционное православие. Им подавай что-нибудь современное в духе ньюэйдж, со всякого рода некромантией и камланиями, с культом икон и святых любых исповеданий, с виртуальной реальностью в качестве потустороннего, с психоделиками для переживания чудес. Аскетизм будет, но в меру необходимости. Проживание полов – совместное. Совокупление – не возбраняется. Младенцев будут сдавать государству. Государство будет из них создавать человеков нового типа. А может быть – доноров для поддержания жизни тех, кто обитает по ту строну постиндустриального барьера.