Как-то, сидя под жарким балканским солнцем, на веранде дома в пятнадцати километрах от греческой границы, распивая с друзьями холодную виноградную ракию и заедая ее снежным шопским салатом, я понял, почему здесь, в этом благодатном болгарском крае, русскому человеку бывает так хорошо.
Ему хорошо потому, что он попадает в близкий ему славянский мир, в котором живут похожие на русских люди с такой же нерасчетливой добротой и вызывающим пофигизмом, с той же иррациональностью в поступках и с готовностью снять последнюю рубаху для друга – но без хмурых, тяжелых, ледяных сибирских запретов, без интеллигентских умствований, без комплексов вины, ненависти, зависти и имперской ранимости.
Здесь, в Болгарии, соединилось все лучшее, что есть у нас и в Европе. Русская чувствительность и европейская раскованность, уважение к комфорту, мелочам быта – и стремление к созерцанию и свободе. Нет западных фальшивых улыбок, навязчивой толерантности и муравьиного трудоголизма. Жизнь, несмотря на то, что социальное расслоение в Болгарии велико, не поделена на черное и белое – она просто греет душу и все.
Даже болгарская православная церковь кажется мягче, легче и снисходительнее к забредшему в нее человеку.
Однажды, в августе, когда я забрался на высокую гору возле городка Яблоница, где построен еще в XIII веке крошечный Гложеский монастырь (основанный бежавшим от татаро-монгольского нашествия русским князем Гложем), меня встретили два улыбающихся монаха и позволили ходить по территории монастыря в шортах («тебе же жарко» - говорили они), курить (я все же не курил, но курили забредающие в монастырь туристы и работающая на монастырской кухне женщина). А потом, когда вечером в монастырь приехал мой друг Светослав из Софии, мы сели во дворе за длинный, уставленный балканскими яствами стол, и монах Нектарий, пригубив чуть-чуть ракии, встал и запел молитвенный гимн на древнеславянском языке. Он пел с радостным, счастливым лицом, мы тоже встали и начали ему подпевать, а справа от нас – там, где за монастырской стеной начинался обрыв – падали в ультрамариновой темноте на землю яркие звезды. Мы пили ракию, и пели древнюю песню, а звезды плыли по небу, словно светлячки.
Мой друг Светослав Терзийски, что приехал тогда в Гложеский монастырь – а было это тринадцать лет назад – с тех пор выпустил книгу рассказов и продолжает писать. Моя старая болгарская подруга Цанка Цанкова под псевдонимом Мона Чобан выпустила уже несколько книг, из которых самые известные – это грустно-веселая история любви «Секс не повод для знакомства» и полный трагических откровений роман-антиутопия «Париж – 18» о мрачном будущем, которое ожидает мир.
Они очень разные по своим коллизиям жизненных путей эти два современных болгарских писателя.
Светослав Терзийски – или Светло, как я его называю, с юности хотел быть рок музыкантом. Его любимой группой была «The Doors», и однажды лет в двадцать с чем-то, как он рассказывал, Светло очнулся после алкогольно-наркотического забытья на какой-то железнодорожной станции далеко в горах, бородатый, босой, в рваных джинсах, с несколькими монетами в кармане, которых могло хватить либо на бутылку пива, либо на билет на электричку до города. Он выбрал пиво. И на этой же станции Светло случайно встретил его старый приятель, увез в дальнюю горную деревню, где они вдвоем стали мастерить из дерева стулья и столы на продажу. Со временем Светослав стал владельцем собственной небольшой фабрики по производству дизайнерской мебели, которую продает сегодня в Германию и Швейцарию. Он всегда говорил мне, что писатель – это не тот, кто пишет, а тот, кто живет. Он стал записывать свою жизнь, и так появилась книга «Беспризорные ангелы», один рассказ из которой – «Рангеле!» – с помощью Цанки я перевел.
Цанку Цанкову тоже помотало – но больше по свету. Она родилась и жила в Софии, несколько лет училась в институте в Москве, потом переехала в Париж, а сейчас начала строить с семьей каменный дом в горах Родопи, где, как она говорит, небо ближе всего к человеку.
Но не только в горах. Как мне кажется, во всей Болгарии – от оливкового морского побережья, где жили когда-то древние греки и римляне, и до каменных городов высоко в горах, которые так и не смогли покорить турецкие янычары, есть что-то солнечно-языческое, как было, наверное, в античной Греции. Когда небесные ангелы оказываются не где-то там далеко, а совсем рядом – они шагают рядом с тобой по пыльной дороге, сидят с тобой за одним столом, плавают вместе с тобой в море и подпевают твоей песне.
Вот об этом, мне кажется, два таких разных и таких похожих своей близостью неба к человеку, рассказа. ВОТ ПЕРВЫЙ РАССКАЗ
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?