Мне в эти дни часто вспоминается подвиг Александра Прохоренко в Сирии, попавшего в окружение и вызвавшего огонь на себя. Для моего советского детства – «обычный случай». Нас всё время на таких примерах учили. Хотя страна тогда почти не воевала.
Сейчас воюет постоянно. И есть люди, которые это делают. Они среди нас, они рядом. Попасть в окружение и принять смерть – с ними это нередко случается. Просто мы, остальные, об этом не знаем, не думаем.
В том, как общественное мнение восприняло историю Александра Прохоренко, два обстоятельства вызывают смятение. Первое – это набивший оскомину «Русский Рэмбо». «Папа, почему все интересные фильмы снимают в Америке?» – спрашивает меня девятилетний сын...
Второе – это попытка раздуть скандал из опубликованных радиопереговоров Прохоренко с командованием перед гибелью. «Пропагандистская фальшивка!» – взвыли те, кому положено. Не мог человек перед лицом смерти говорить высокие слова о семье и Родине. Должен был скрючиться от муки, превратиться в визжащий ужас…
Господи, да что же с нами произошло?
А ПРОИЗОШЛО ВОТ ЧТО
«Что поделать, в таком обществе мы живём. Всё продаётся и покупается, всё тянется к свету благополучия. Единственная альтернатива всепобеждающему эгоизму – милосердие. Благотворительность. Иного не дано».
Примерно так можно сформулировать позицию трезвомыслящего морального человека.
Это официальная мораль нашего общества. Так или иначе она транслируется по всем каналам массовой коммуникации: литература, кино, телевиденье, театр, реклама и так далее. Два канала, по которым иногда худо-бедно пытаются передавать «альтернативные сообщения» (надо жить честно, много трудиться, приносить пользу людям и, если придётся, суметь погибнуть «за други своя»), – это официальная пропаганда и Церковь. Но официальной пропаганде не верит никто, а моральная проповедь Церкви адресована, в основном, посвящённым.
В условиях безграмотности народа важнейшими из искусств (как инструментов пропаганды – Л.П.) для нас являются кино и цирк, – говорил Ленин. А в условиях грамотности? Рискну произнести крамолу: кино и литература.
Кино лежит за пределами моей компетенции, а вот о литературе хотелось бы поговорить.
Да, люди сейчас почти не читают. Но почему? «Это историческая закономерность: книга, чтение как вид деятельности отходят в прошлое», – говорят нам. Допустим. Однако у меня есть другая версия. Люди в нашей стране перестают читать не только и не столько поэтому.
Литература из выразителя национально значимых идей превратилась в выразителя идей сословных. Грубо говоря, на одну книжку о рабочих, или военных, или сельских жителях приходится по десять книжек о писателях, рекламных агентах и тому подобных риэлторах. При этом в обществе соотношение обратное. Социальному большинству просто нечего читать. Им предлагают только развлекательное чтение. Соответственно, и отношение к литературе у них – как к «досуговой деятельности». А на этом поле с телевизором, с кино, да просто с водкой чтение конкурировать не может. Книга – незаменимое средство отнестись к себе серьёзно, почувствовать свою причастность к высокому, гордиться собой. Но именно такой литературы современная литературная инфраструктура людям предложить не может. По крайней мере, тем «восьмидесяти шести процентам», у которых не «хорошие лица», а обычные.
У бизнес-управленцев есть такая метафора: «Люди покупают не сверло, люди покупают дыру в стене». Или даже не дыру, а возможность повесить на стене картину. То есть – приобретают некоторую возможность. Какую же?
Иначе говоря, зачем мы читаем художественную литературу?
Не для того, чтобы расширить свой опыт и приобрести знания: во-первых, этому служит специальная литература, а не художественная, а во-вторых, взрослый человек, как правило, уже интеллектуально сформирован, «закрыт». Мы читаем, чтобы «отдохнуть», «отвлечься» – перенестись на время чтения «в другое место», к другим проблемам. Чтение – это ментальное путешествие.
А теперь представим себе бюро путешествий, которое не предлагает ни поездок к тёплому морю, ни по Золотому Кольцу – а только, скажем, в города-музеи Италии. И при этом хочет быть монополистом, жалуется на кризис и требует «господдержки». Вот это и есть наш «книжный рынок».
ЧТО ТАКОЕ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА?
Всякое явление можно свести к ответу на вопрос «про что это». «Про что» русская литература?
Русская литература в ряду европейских литератур – явление особое. Она сформировалась в небывало короткий срок – сто лет. В 1799 году родился Пушкин, а в 1899 – Андрей Платонов (из книги Юрия Милославского «Что мы с ней сделали», статья «Паралитературный процесс»). И ровно в эти же сто лет формировалось самосознание русских как европейской нации (современная, «послепетровская» Русь).
Как это происходило?
Начиналась современная русская литература как занятие по преимуществу «дворянское», это было подражание Европе, забава образованного сословия, – англо-франко-германская мода.
Но почти сразу возник вопрос: «Можно ли петь рок по-русски»? То есть – сами-то мы кто? Англичане, французы, немцы? Была поставлена проблема «народности» русской литературы, начался поиск её национальных особенностей. Няня Пушкина, увлечение фольклором, «Записки охотника». Народ стал постоянным героем литературы, народная жизнь – её постоянной темой.
А вскоре и сами «люди из народа» стали приходить в литературу и занимать в ней заметное место: возникло разночинное представительство в литературе – то, что впоследствии стало называться «интеллигенцией».
Каждое из этих трёх представительств: дворянское, народное и интеллигентское, – привносило в копилку общенационального опыта своё мировидение, свои ценности.
Дворяне – сословие служилое, по преимуществу военное (не сами писатели, так их отцы и деды), их высшая ценность – честь, следование долгу.
Народ: общинные интересы превыше личных; жить надо по совести, «по-божески»; справедливость превыше личного успеха и благополучия.
Интеллигенция – это люди, которые «обсуждают приказы»: для есть вещи и важнее справедливости (например, милосердие), и важнее долга (например, истина, творчество, личная моральная чистоплотность).
Так сложился троичный код русского национального самосознания: ДОЛГ, СПРАВЕДЛИВОСТЬ, СВОБОДА.
ПОЛИМЕРЫ, КОТОРЫЕ МЫ ПОТЕРЯЛИ
Что же произошло потом? Революция. Упразднили дворянство. Люди (кто остался и выжил) перешли в интеллигенцию, а идея ДОЛГА была передана народу (в результате появилась литература «социалистического реализма»). Триединая система сохранилась: хотя СВОБОДУ попытались «переподчинить» ДОЛГУ, формально эту ценность не отменили. Это позволило русской литературе выжить – в лучших образцах литературы «советской» и «антисоветской».
Затем, условно в девяностые годы, упразднили народ. Он одномоментно потерял представительство в литературе (и шире – в медиа) – совсем как интеллигенция в первые советские годы. Однако если «свободу» тогда никто не отменял (её просто посадили на цепь), то категории ДОЛГА и СПРАВЕДЛИВОСТИ отменили в девяностые годы как «нерыночные». Их заменили категорией успеха.
Но если справедливость и долг в народном сознании уживались, то справедливость и успех друг другу противоречат. Идея успеха – не обслуживает тех внутренних убеждений, которые сами их носители считают важными, корневыми. Литература, основанная на идее успеха, – это литература «игрушечная» (массовая, развлекательная). Корневым образом она с русским высоким самосознанием не связана. (У англо-саксов, например, связана, и Макс Вебер в много критикуемой, но всё равно необоримой книге «Протестантская этика и дух капитализма» показал, как).
В результате народ (идея долга и справедливости) в литературном фундаменте «просел», и здание начало рушиться.
Виновата ли в этом интеллигенция? Нет. Она свою часть работы делает. Более того, старается делать её лучше! Но чем больше инвестиций (интеллектуальных, творческих, организационно-структурных, финансовых) поступает в условно интеллигентскую литературную инфраструктуру, тем больше перекос, тем сильнее рушится литературное здание.
Важно учитывать, что в социальной структуре общества, в его идейном представительстве народ никуда не делся. По слухам он составляет 86 процентов… Он «сдулся» только в литературном представительстве. Значит, чтобы схему уравновесить, нужно эту составляющую накачивать. Нужно инвестировать. Но куда?
Существующая литературная инфраструктура – «союз интеллигенции и рыночников», как мы только что увидели, с задачей не справляется не потому, что ей не хватает финансовых либо интеллектуальных ресурсов. А никакой другой инфраструктуры нет. Значит, надо её создавать. Но, как опять-таки? Вот я министр или меценат, у меня миллиард рублей, кому его дать? Кем и на что он будет потрачен? Это вопрос…
СОМНЕНИЯ
Мы себя не знаем. Помните, есть такой литературный мотив: человек стремится в заветное место, где должно исполниться его заветное желание. Преодолевает огромные трудности, думая, что желает чего-то важного, очень значимого для всех. Скажем, мира во всём мире… А получает всего-навсего пакетик конфет. Таково было его заветное желание, а он и не подозревал об этом.
На днях участвовал в одном бизнес-тренинге. Там люди по очереди называли свои «компетенции» (умения) и ставили задачи перед своей фирмой. Я заметил: многие перечисляли не то, что умеют и считают важным они, а то, что умеют и к чему должны стремиться, по их мнению, другие. «Ведь мы одна команда», а значит, чужое умение – и моё умение тоже.
Это очень похоже на то, как мы, рассуждая о политике, требуем от Президента ввести «мобилизационную экономику». «Не, ну как можно не понимать, что без этого – край!» Но это же не значит, что лично я хочу вот прямо сейчас перейти на шестидневную рабочую неделю, вдвое сократить оплачиваемый отпуск и отправиться работать на стройку или завод. Нет, это должно произойти «вообще», а значит, сделать это должны другие…
Например, пусть придут в Минкультуры и Агентство по средствам массовой коммуникации «правильные люди» и всё устроят. А «правильные» – это какие? Для кого «правильные»? И как они туда придут? Кто назначит? И почему?
Пару лет назад во время встречи писателей и учителей русского языка и литературы с Президентом (во время которой было объявлено о грядущем «Годе литературы») я прислушивался к разговорам и думал: «Все об одном: дайте, дайте, нужно это, нужно то… Почему никто не спрашивает Президента о том, что ему от нас нужно?» Ну, известно же: не спрашивай, что страна дала тебе, спроси, что ты можешь дать стране…
В итоге «Год литературы» провели «как обычно» – выделили бюджет, попилили, отчитались. Стоило ли затеваться?
Ну, как минимум, ради двух вещей стоило. Во-первых, «Год литературы» показал, что никакой другой литературы, кроме «книжного бизнеса» в стране нет. Вернее, нет представления ни о какой другой «литературе» у тех, кто ею занимается. Включая писателей и критиков – всех мёдом не корми, дай подолдонить о «рынке». Научились…
А во-вторых, это был контрольный замер. Который показал: инвестировать в литературу нельзя. Нет «пары толковых полковников», на которых можно было бы опереться. Были бы – проявили себя. А их нет. Ни людей, ни структур.
И встреча Президента с писателями была не для того, чтобы накачать энтузиазмом нерадивых сотрудников. А для того, чтобы выяснить, есть ли в литературной среде явления и тенденции, на которые можно опираться в национальном строительстве. Встреча показала, что нет. Ну, подождём… Президент-то терпелив, как змея.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
На нашей памяти существовало два способа управления литературой: государственный (политический) и рыночный (экономический).
В первом случае перед литературой ставятся конкретные задачи, под них разрабатывается система позитивного (гонорары, дачи, дома творчества) и негативного (запреты, гонения, репрессии) стимулирования.
При этом чем сильнее «управляется» литература (чем больше ей ставят задач, чем сильнее её накачивают деньгами, почестями и обязанностями, лишая облагодетельствованных писателей мотивации), тем больше «качественного контента» уходит в неуправляемую зону подполья. Надавили на тюбик, – содержимое ушло.
Второй способ управления литературой – «рыночный» или «экономический». Если в первом случае камнем преткновением была полезность, то тут им стала эффективность. Как не может вся литература быть полезной для общества строителей коммунизма (и оценивать её по этому критерию нельзя), так не может она вся быть и экономически успешной. И по этому критерию оценивать её нельзя тоже. Проще говоря нужно издавать и распространять книги, которые никогда «не отобьются» (не окупятся). А для коммерческого издательства это всё равно что для советского государственного – издавать антисоветчину. «Понимаю, что правильно, но... не могу». Рынок заточен под «эффективную» литературу, с этим ничего не поделаешь, исключения подтверждают правило. Значит, опять – уход в подполье.
Третий способ управления зарождается на наших глазах. Два симптома. Первый – всплеск популярности всевозможных «литературных курсов», школ обучения писательскому мастерству, очных и заочных, коммерческих и очень коммерческих, шарлатанских и не очень шарлатанских. Второй симптом – появление «виртуальных издательств» (выпустить свою книгу из дома, не вставая со стула, нажав кнопочку в интернете). Это происходит на волне литературного кризиса, заметим. Когда люди «перестали читать». Но писать-то, оказывается, они не перестали!
Что это за ситуация – когда у читателей кризис, а у писателей бум?
«Кризис перепроизводства»?
Но перепроизводства чего? Не книг же. Литературные «курсанты» не книги пишут, да и продукт виртуальных издательств – не книги в привычном смысле. Это, как правило, электронные тексты, выброшенные на прилавки электронных магазинов, как бутылка с Робинзоновым письмом – в море. Кто его выловит и прочтёт и выловит ли вообще – неизвестно.
Это история не экономическая. Это история про ПОТРЕБНОСТЬ В КОММУНИКАЦИИ. Человеку надо «выписаться» – прокоммуницировать с космосом, запустив в него свой медный грош, и… найти родственную душу. Читатель – это кто-то вроде виртуального друга в социальной сети. Только если в соцсети общение адресное, то тут мы запускаем медный грош вслепую, абы куда, наудачу.
Структурированность книжного рынка вроде бы повышает эффективность таких запусков (вы написали исторический роман, и он лёг на полки с историческими романами – для ценителей соответствующего жанра), но всё равно это оперирование невнятными множествами.
А что если литературу превратить в подобие соцсети?
Представим себе сервис, позволяющий автору видеть каждого приобретателя своего текста. А читателю – напрямую связаться с автором сразу же и там же, где текст прочитан.
В этой картинке есть что-то раздражающее. Писатель пишет не для публики, а для Бога.
А если сказать так: писатель пишет для Друга?
Для единомышленника, для того, кто чувствует и понимает мир так же, как ты, и хочет сделать для ВАШЕГО С НИМ мира что-то хорошее?
Например, он так же, как вы, озабочен восстановлением в правах русской литературы...
Тогда, если предположить, что читатели «хорошей литературы» никуда не делись, «просто затаились на время», перестали ходить в книжные магазины, где для них ничего СВОЕГО, родного, единомышленного нет (или почти невозможно найти), и точно так же никуда не делся «настоящий» писатель – просто был вытеснен с рынка «эффективностью»…
...то такой сервис будет для них местом встречи.
К нему можно «прикрутить» литературные премии, конкурсы, книжные ярмарки, выставки и всё прочее, из чего состоит современный «литературный процесс», – но с одной существенной разницей: всё это будет направлено не на обслуживание «книжного рынка» и стимулирование «продаж», а на обслуживание объединяющей участников процесса идеи. По очень простой причине. Традиционная книга стоит очень дорого: типография, транспорт, склад, магазин, реклама, маркетинг – и всё это нужно «отбить». Описываемому сервису «отбивать» ничего не нужно. Он собирает вместе: авторов, читателей, редакторов, корректоров, художников, критиков, других специалистов – и даёт им возможность между собой договориться. В том числе – о цене их услуг.
На государственном языке это называется «оптимизацией», – взвалить расходы на конечного получателя услуг. Если такая система заработает, она будет представлять собою голую эффективность.
А мы потеряем возможность кивать на «рынок» как на погубителя хорошей литературы.
***
Сервис, о котором я тут мечтаю, сегодня создаётся. Не буду его называть: мои рассуждения – не для рекламы. Да и толку от такой рекламы было бы, как от воробьиного чириканья. Будет лучше, если вы сами что-то услышите и догадаетесь – это оно.
В заключение же хочу напомнить эпизод из известного фильма. Биржевой брокер предлагает разным людям продать ему ручку. Достаёт из кармана ручку, протягивает собеседнику и просит – продай её мне. Собеседники начинают мямлить: ну-у, это очень хорошая ручка, она удобная, стильная… и так далее.
Это то, чем занимается наша современная «литературная мысль».
Это – слёзы.
Что сделал в фильме тот, кто эту ручку в конце концов «продал»? Он сунул её в карман и сказал герою: «Запиши мне на салфетке своё имя». – «Но у меня нет ручки…» – ответил тот.
«– А у меня есть».
Этим и ограничимся. Хватит ждать у моря погоды и ратовать «за всё хорошее». Просто включайтесь в процесс. Да, серьёзному русскому человеку он кажется пустяками, игрой. Это естественно.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете