В тот год в Санкт-Петербурге стояла довольно морозная погода градусов 25, и я сидел у себя в офисе на Моховой, играя по сети в тепле и уюте в «Call of Duty», не помню какую часть. Я думал о свидании с одной забытой ныне девушкой, но понимал его призрачность и нереальность, от чего не то чтобы расстраивался, но впадал в некое состояние скуки. Впрочем, как всегда.
Мне хотелось развеяться и взбодриться. Мой друг Баля внезапно засобирался на дачу по какому-то делу, и я решил присоединиться к нему в этой поездке.
Он обрадовался, что придется ехать в компании в этот темный звездный вечер, и вскоре мы уже неслись под 100 км в сторону Зеленогорска и Рощино в спортивной «Мазде»… Дорога туда была простой и спокойной. Без особых приключений. Я обменивался смсками с подружками и друзьями, расслабившись и предвкушая встречу с природой, которая их легко могла заменить. Вообще было все здорово, пока мы типа не доехали и не остановились, и Баля не сказал, что дальше проехать из-за снежных заносов невозможно, и нам придется идти пешком.
Я осторожно поинтересовался, далеко ли дача, на что получил ответ, что ерунда, не больше километра.
Так как я передвигался в городе исключительно между офисом и машиной, машиной и домом, то есть на небольшие расстояния, на мне был только морской бушлат, я был одет не по зимнему – без шарфа и головного убора, летние кроссовки, обычные тонкие носочки карл лагерфельд и вельветки без теплых колготок.
Я выбрался наружу и лениво побрел за другом. То, что на улице лютый мороз, меня не смутило, благо до дома было недалеко, как сказал мой спутник. Он еще это повторил пару раз в течение первых минут, когда мы двинулись в сторону леса, как раз параллельно с тем, как я стал чувствовать, что замерзаю.
Момент истины наступил довольно быстро. Мы не прошли с Балей и пары десятков шагов, как оказались по колено в снегу. Дальнейшее продвижение становилось все сложнее и сложнее. Я не понял, почему мы сошли с пускай и занесенной снегом, но все-таки дороги… Наверное, чтобы сократить и срезать путь. Теперь мы вязли в сугробах, и идти было нереально тяжело с каждым шагом… выдирая ноги из снега, проваливаясь выше колен, буквально по бедра и вылезая наружу еле-еле. Но мы молча шли вперед, ведь дом был рядом. Как сказал Баля. Тем более мы шли самым коротким путем. Он обогнал меня и выглядел бодрее. Естественно, ведь он был хозяином нашего положения в прямом и переносном смысле этого слова.
На шагу пятидесятом я вдруг почувствовал, что сил выбраться у меня нет. Они иссякли вдруг, внезапно и как-то разом. Я попытался вдохнуть глубоко воздуха, но воздух был разряжен из-за мороза, и я стал его хватать, как рыба на берегу. Слабость поразила все тело. Плюс к этому у меня сбилось дыхание из-за борьбы со снежной тропой. Я остановился и задрал вверх голову. Мое лицо освещали звезды на вечернем небе, которое можно видеть только загородом, только в ледяную зимнюю погоду и только задыхаясь и замерзая на ходу… И в это мгновение лицезрения красоты я подумал:
- Что я делаю здесь?
Я перестал чувствовать руки и ноги. Нос и щеки онемели. В осенней одежде, без теплых вещей и перчаток я ставил эксперимент по выживаемости человека в более чем 30 градусной температуре ниже Цельсия. Моя голова от обледенения переставала соображать. Рот и язык не слушались, лицо потеряло способность к мимике и движению.
Я не дрожал. Я буквально замерзал с каждой минутой все сильнее и сильнее. И понимал, что еще час назад я был в центре мегаполиса. В полнейшей безопасности. В тепле. А сейчас могу умереть в этом лесу с полтычка от обморожения или его последствий.
Баля, увидев краем глаза, что я остановился – повернулся в мою сторону и взял паузу в своем продирании к даче через ветви елок. Он не спросил, как я. Это было видно невооруженным взглядом, как я. Я растерялся и замер от внезапного понимания своей беспомощности и усталости. Но самое забавное случилось именно в этот миг. Потому что Баля… смотрел на меня тоже растерянно и …уставше. И тут мне стало реально не по себе. Потому что я услышал от него то, что точно не хотел слышать:
- Наверное, мы зря вышли из машины и пошли, Дим…
Это прозвучало в переводе с «Балиного языка» примерно как «Нам пиздец, Дим».
Я стал задыхаться сильнее. Он был хотя бы упакован по самое нехочу. В шапке, шарфе, теплое зимнее белье. Температура, как выяснилось позже, была гораздо выше 30. Мы на секунду обдумали молча свое небезвыходное, но крайне неудобное положение. Возвращаться в остывшую машину смысла уже не было, тем более что мы от нее уже далеко ушли. Стоило двигаться дальше, к той самой даче, до которой было рукой подать, но которую все еще не было видно. И мы пошли. Гораздо медленнее, чем с начала. Практически ползком в некоторых местах. Я разодрал голые руки о ледяную корку снега, когда падал практически на четвереньки, чтобы выбраться из очередного провала. С каждой минутой обморожение могло приобрести необратимые признаки. И это нервировало и заставляло если не паниковать, то психовать точно.
Я пробовал спрашивать «А скоро ли дом?», но артикуляция была на нуле, и способности к звукоизвлечению – тоже. Я бросил это дело и сосредоточился на ходьбе. Только минут через 10 мы увидели дом. Там горел свет. Но добраться до него уже не осталось никаких сил. Как герой Богатырева в финале «Чужой среди своих, свой среди чужих», присев на землю, я хотел закричать, но не услышал своего голоса. Я открывал рот. Но голоса не было. Он окончательно замерз. Я закрыл глаза и попытался согреть их веками. Ресницы спаялись намертво набросившимися на них снежинками.
Баля ушел вперед и пытался привлечь к нам внимание. Молдоване-гастарбайтеры, занимавшиеся ремонтом и строительством его дома, каким-то чудом услышали нас и выбежали. Они жили в домике для гостей. Но когда хозяев не было, тусовали и в большом доме. Помогли нам дотащиться кое-как до крыльца.
Я представлял жалкое зрелище. Конечности больше мне не принадлежали. Ощущение, что я никогда не оттаю, было полным. В доме было натоплено и жарко. Меня усадили прямо у печки. Я прижался к ней руками, но не почувствовал тепла. Хотя она была горячей, как мне сказали. Даже раскаленной. Я думал о том, какая это глупая история. Природа, как и девушки, могут довести до чего угодно. Только они могут вписать цивилизованного человека в самую дикую и глупую историю, которая могла при более запущенных обстоятельствах закончиться летальным исходом. Ведь как-то люди замерзают до смерти зимой, и не только пьяные или под наркотиками, так почему бы не так, как мы?
Я отогревался час. Вспоминая мальчишку из клипа «Чугунного скорохода» «Прячь таблетки, шухер, милиция», замерзшего у клуба «ПАР», и кляня себя за желание отдохнуть и проветриться. Я слился с печкой, не боясь получить ожога… Пока не стал снова чувствовать все члены своего тела, как свои собственные, а не искусственные и атрофированные придатки. Ко мне вернулись мои рефлексы, дар речи и обоняние. А самое главное, я смог снова дышать в неистеричном ритме и нормально более или менее соображать, не тормозя и без отмороженного паралича сознания.
Баля пришел в себя гораздо быстрее и даже уже успел снова куда-то сбегать на улицу и приготовить огромный газовый баллон, за которым он, оказывается, и заезжал на дачу. Чтобы отнести его в машину и увезти в город. Без базара, он был выносливее и быстрее, чем я. Бродя по своим делам, он в какой-то момент бросил на меня у печки внимательный взгляд, удалился из гостиной снова на некоторое время, а потом вернулся с кучей самого невообразимого барахла в руках. Которое, наверное, собрал по всему дому. Пуховые оренбургские платки непонятного цвета, вязанные шерстяные варежки и самодельные бабушкины шарфы, все будто подбиралось сумасшедшим стилистом, чтобы одев все, это я почувствовал себя сразу и немцем под Москвой, и героем-летчиком из фильма-катастрофы «Экипаж». Впрочем, долго думать я не стал.
Выйдя снова наружу, замотанный во все, что только можно, пахнущее деревянным домом, дровами и древним теплом, я так и не решил, во что играть на обратном пути к машине. В выход Леонида Филатова по ту сторону борта авиалайнера терпящего бедствие или отступление фрица русской зимой 42 года…
Баля умудрился еще тащить в такой морозильник свой гиг баллон. Правда, также изрядно утеплившийся уже к тому, что было на нем. Обратный путь был несравненно легче. Хотя мороз нисколько не спал, я понимал уже расстояние, которое необходимо было пройти, и не леденел при каждом шаге, укутанный и замотанный как советский ребенок зимой на полотнах соцреалистов. К тому же мы выбрали не лесную, а обычную дорогу. Конечно, я стал дико неповоротлив – как космонавт на Луне, но зато я был абсолютно защищен.
Я сделал себе чалму из платка, замотался до глаз шарфом, перевязал даже ноги, так как носки найти не удалось. Я играл реально в астронавта времен Жюль Верна. Добравшись до машины, мы еще долго не распаковывались, пока Балина "Мазда" не нагрелась, как следует. Наконец-то он раскочегарился, и снова наступило ни с чем не сравнимое чувство безопасности и расслабленности, которое буквально расплылось по ярко освещенному салону. Мы возвращаемся в Санкт-Петербург. Какое чудо! Звук работающего мотора… Автомобиль, трогающийся с места… и оставляющий позади эту чертову природу с ее дачами, лесами и лютым холодом.
Выезд на трассу и все оставлено позади.
Путь к цивилизации открыт.
Уже через минут десять движения по ночной автостраде о произошедшем напоминали только тряпки, в которые я обмотался и был перезавязан не хуже египетской мумии. Постепенно я освобождался от них, чтобы въехать в город в нормальном виде, а не в костюме фронтового психопата… В салоне стало натоплено не хуже, чем у печки, и я разомлел до безобразия, как в бане. После морозного экпириенса глаза так и слипались. Я отодвинулся в кресле от торпеды и, согревшись окончательно, сам того не заметив, задремал…
Сколько я спал, я не знаю, наверное, недолго, но проснулся я от какой-то внезапно нахлынувшей тревоги во сне… Я резко открыл глаза, вскинул голову и увидел темную пустую трассу, освещаемую нашими фарами… Скорость была приличной, как всегда у Бали… Баля… Я повернул к нему голову и… Увидел, что он… Бляяядь… У меня по телу пробежали мурашки… Баля спал за рулем… Зарубился и держал руль на автомате, а сам закрыл глаза и давно дрых…
Я тут же крикнул: «Баля! Не спи!» и дернул его за плечо…
Лучше бы я этого не делал. Он резко и испуганно крутанул машину на встречную полосу, встрепенулся и проснулся. Тут же выправил руль и вернулся на нашу часть дороги, но изрядно меня напугав… Он широко открывал глаза и оправдывался, что с холода всегда, мол, спать охота.
Я говорил, что чуть в штаны не наложил, когда проснулся и увидел, что он спит за рулем… Конечно, это оттого что мы из холода в тепло – нас так и разморило… Я сам понимал это отлично… И несмотря на сопротивление и произошедший инцидент, незаметно для себя закивал… заморгал… и вскоре задремал снова…
И опять я проснулся от такого же накатывания тревоги сквозь дрему. Я открыл глаза и сразу уже посмотрел на место водителя… Баля опять спал… Опять свесил голову и закрыл глаза, и машина ехала сама по себе.
Я уже не стал его дергать, но четко и громко произнес: «Баля! Не спи! Проснись!»
Он проснулся уже не так резко. Открыл глаза и, удерживая руль, выругался матом…
- Опять уснул… Фак, - сказал он…
- А самое главное, что я тоже уснул, - ответил я. - Прикинь – два спящих тела в несущемся авто под 100 км на зимней темной трассе загородом. Прямой дорогой в Ад.
Баля в этот раз напугался не меньше моего и стал бить и хлестать себя по щекам, пытаясь прийти в себя и не уснуть снова. Я тоже нанес несколько ударов себе по лицу, чтобы не зарубиться и самому следить уже до самого города за своим водителем-соней. Третьего сна нам не пережить. Это мы поняли оба. Смерть любит троицу. Так мы и ехали всю дорогу назад, Баля, ударяя себя по щекам, а я, не сводя с него глаз и отчаянно мигая и борясь со сном…
Где-то на подъезде к Крестовскому острову нас ждала новая тема. В салоне машины стал распространяться почему-то запах газа. Учитывая, что Баля то и дело курил, я напрягся и попросил его не закуривать очередную сигарету…
- Чувствуешь?
Он сначала не чувствовал. Но вскоре зашмыгал носом, принюхался и сказал: «Почувствовал. Кажется, баллон пропускает газ…»
Я нервно засмеялся. Теперь уже и баллон дал течь…
Мы въезжали в город, из которого выехали всего часа три назад. Но за это время нам удалось испытать, как минимум, три угрозы смерти. И последняя распространялась сейчас вместе с утечкой газа по салону машины. И любая искра могла превратить нас в летящую бомбу. За один вечер три раза даже для такого фаталиста и параноика, как я, оказалось много. Только мы переехали мост, попав с островов на материк мегаполиса, я попросил Балю остановиться. Он успокоил меня тем, что ничего страшного не произойдет. Он не будет курить, и утечка газа из баллона дело опасное, если только рядом огонь. А огня нет, и окна мы открыли, и не задохнемся, доедем нормально.
Я все-таки попросил его притормозить и поблагодарил за все, сказав, что мы НОРМАЛЬНО отдохнули. С меня было довольно этой увеселительной поездки с моим сверхудачливым другом. Я вышел на полпути к дому из его притормозившей машины и попрощался с ним. Не поправляя баллон, Баля, в автомобиле полном газа, и поехал дальше.
Я остался на улице, зима в городе была по температуре несравнима с той зимой на природе, которая чуть нас не угробила. Я с жадностью вдыхал городской воздух, проветривая свои легкие от газа, и уже вскоре ловил такси.
Ощущение расставания с сутками было поистине чудесным. С сутками, в последние часы которых я чуть не погиб три раза подряд, сначала от переохлаждения в лесу, потом на дороге из-за заснувшего два раза за рулем водителя и уже совсем недавно из-за утечки газа в баллоне и чудом не закуренной сигареты. Вскоре, сев в остановившуюся рядом машинку, я уже спокойно ехал домой, назвав адрес. Накопившейся негатив покидал меня, тяжело оседая воспоминанием в архиве моего биокомпьютера. Я больше не хотел к нему возвращаться. И вернулся только, чтобы написать этот математический рассказ о природе смерти в своем дневнике натуралиста.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете