Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь.

Сектанты

Юлить не буду: я просветления так и не достиг. Даже просто привести в порядок мысли не удавалось довольно долго. Потому из дацана мы двинули в село Десятниково, где живут староверы. И хотя программа там была уже совершенно необременительная – танцы, песни, самогон, разносолы (в общем, фольклор) – все равно что-то точило мозг. Почему староверы? Где тут у них церковь? И не следует ли нам как-нибудь помолиться и на их староверческий манер? Или же это просто ряженые на потеху туристам?

Ну а на следующий день, как мы уже знаем, выступил Соломон – для полноты дезориентации.

Что-то похожее на порядок в мыслях возникло, наверное, только благодаря «Шкоде Йети». Только этим ребятам удалось создать цельную и непротиворечивую мифологию, из который не лезли – как пружины из дивана, как джинсы с мокасинами из шаманского наряда – всякие глупости, оплошности и недоработки. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Предыдущая история – здесь.

Накануне

В реквизит шамана входило:

– водка «Ветерок» (0,5 л) – 1 шт.;
– молоко «Селенга» пастеризованное, 2,5% жирности (1 л) – 1 пакет;
– печенье «Топлёнка» – 1 пачка.

Это все. Бубна – и того не было. Зато из-под цветастого халата торчали джинсы с мокасинами, и очень скоро выяснилось, что мужчину зовут Соломон и что по молодости он работал в «Баргузинской правде» внештатным сотрудником сатирического приложения «Шмель» (язвил пороки). Вероятно, это и стало решающим аргументом, когда выбирали шамана для общения с прессой.

Потому что мы были, разумеется, пресса. Почти 30 человек из разных изданий и телепрограмм, прилетевшие на Байкал для испытания «Шкоды Йети». Машинки стояли тут же, неподалеку, в юртовом лагере у озера. Назавтра был намечен тест-драйв.

А перед тестами – что главное? Главное – настрой.

И Соломон постарался его обеспечить. Разжег среди дюн костер. Бросил туда печенье. Несколько раз очертил струйкой молока круг вокруг пламени. Затем спустился на берег Байкала и, размахивая полупустым пакетом, попросил для нас у великой воды защиты.

– Могучий Байкал, заклинаю тебя! Охраняй этих сыновей и дочерей, работающих на самом трудном фронте в наше время…

К некоторым просьбам мы даже скромно присоединили свои голоса, стоя шеренгой вдоль кромки прибоя и, словно бы в некоем подобии транса, покачиваясь из стороны со вскинутыми над головой руками. Правда, транс мигом рассеялся, когда от заклинаний Соломон перешел к оздоровительным процедурам. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь.

Подарок

И я снова не обнаружил нигде даже намека на старика Христофора. Ни шествий, ни транспарантов, ни знамен с хоругвями, ни живых картин, представляющих в лицах открытие Америки. Ровным счетом ничего. При этом, несмотря на легкое похмелье, уже с утра было несомненно праздничное настроение. Линда, нанеся всего два или три звонка коллегам, подыскала для меня комнату в отеле, достойном, судя по цене, упоминания в отчете. Боб провел экскурсию по оранжерее, за которой сам же и присматривает (он большой поклонник орхидей). Потом я минут десять прогревал «Эквинокс», за ночь покрывшийся инеем. Печка работала вяло. Пришлось просто развернуть машину лобовиком к солнцу, и наледь как рукой сняло.

Над лугами клубился пар. На Мейн-стрит к десяти было уже полно народу. Я думал, что по случаю Колумбова дня, но Джордж (с ним мы встретились ровно в полдень в соседнем Манчестере) сказал, нет, не поэтому. Просто в Уэстоне начала работу выставка-ярмарка народных ремесел, кстати, почему ты на нее не сходил. Я робко поинтересовался, не приурочена ли ярмарка к открытию Америки, но и тут получил отрицательный ответ. В Вермонте просто очень любят ручной труд, вот и все.

Сам он, похоже, больше все любил барахолки. Не выходя из машины, старенького Buick Century, он знаками велел мне следовать за ним, и мы отправились назад по 11-му шоссе, опять в сторону Уэстона. Минут через пять свернули возле вывески Antiques и поехали в гору, держа на унылого вида сарай, где, как выяснилось, и располагалась барахолка, вернее, лавка древностей. Ее хозяин, некто Иган, прогуливался среди залежей хлама с душистой сигаретой в зубах. Он ждал Дорджа – тот, кстати, привез ему целый мешок рогаликов (вернее, bagels – такие бублики из очень вязкого теста, как бы рассеченные суровой ниткой пополам, – в продольной плоскости, разумеется, – и снова склеенные; их очень удобно разбирать на две части и каждую щедро смазывать маслом или сливочным сыром, любуясь пятнами черники на срезе). Иган пригласил нас жестом к осмотру экспозиции. Обычный хлам. Посуда. Картины. Осветительные приборы. Игрушки. Единственная девиация – необычайно многословные и как бы шутливые ценники на товаре, написанные рукой самого Игана. «Возможно, хрусталь» на явно хрустальной вазе – вот наиболее лаконичный образец его творчества. Над бумажке, прицепленной к английской санитарной машине с оловянным солдатиком внутри, содержался целый трактат о странностях британского характера, из которого я понял только, что бритты и впрямь народ чудной: ничего более конкретного мне выведать не удалось, верно, из-за слишком уж уписистого хозяйского почерка. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь.

Наброски к статье

Никаких иных следов празднования Колумбова дня я в Вермонте не обнаружил (отсутствие мест в отелях и машин на стоянках, согласитесь, не в счет – это все побочные признаки). Тут был один только Хеллоуин. Точнее, один затяжной канун Хеллоуина. Тыквы встречались повсюду. На лотках. Под навесами. В виде гигантских бус на зеленом сукне лужаек. Не только на продажу, но и в политических целях. Я своими глазами видел на склоне холма слово VOTE («Голосуй!»), выложенное тыквами. За кого конкретно, не сообщалось, но, думаю, что за Обаму – в отношении МакКейна подобные вольности как-то с трудом представимы. Хотя это только нам отсюда так кажется. Американцы – народ простой, без затей. Огородные чучела (разумеется, с тыквой вместо головы) у них легко могут изображать и дядю Сэма, и жертв 11 сентября. До конца подобную простоту мы сумеем оценить лишь тогда, когда и на наших шести сотках появится чучело воина-освободителя или родины-матери с обклеенным фольгой деревянным мечом.

Тыквы попросту декоративные учету не поддавались. Что ни дом, то радостный оранжевый шар в палисадничке, рядом с ветряком или садовым гномом. Или возле крыльца, взамен сторожевых львов. Или за окном, уже в виде классического jack-o’-lantern с аккуратно прорезанными глазами, носом и звездчатым ртом. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало предыдущей истории – здесь.

Мест нет

Конечно, я псих и перестраховщик: за три с лишним года работы еще ни разу не отправлялся в командировку без подтверждения отеля. Но в принципе, это естественно для человека, чей род занятий определяется как «отельная критика». Перспектива остаться в чужой стране без ночлега пугает не сама по себе (оставим подобные страхи на долю дилетантов). Она пугает в первую очередь отсутствием предмета исследования – хотя бы только в одной точке отрабатываемого маршрута. А если нет предмета, то о чем писать и зачем вообще куда-либо ехать?

В случае с осенним Вермонтом у меня зияло сразу две ночи. И это при том, что еще за месяц до вылета я составил список из шестидесяти с лишним гостиниц. С некоторыми связался сам, с другими – секретарь, помогавшая готовить поездку. Ответ везде был один и тот же: «Колумбов день, нет мест».

Пик сезона в Вермонте приходится на середину осени – «листвы пожар», дело понятное. Но вышло так, что отважный генуэзец Христофор Колумб открыл Новый свет тоже в середине осени: 12 октября 1492 года его корабли причалили к одному из Багамских островов, молниеносно названному Сан-Сальвадор. В Штатах этот день, разумеется, – официальный выходной. А поскольку в моем случае 12 октября пришлось на воскресенье, выходным оказался так же и понедельник, в зачет праздника. Иными словами, получился уикенд с расширением, чем граждане не замедлили воспользоваться. Если же учесть, что в сугубо сельский, пасторальный Вермонт едут по преимуществу жители соседних больших городов – Бостона (штат Массачусетс), Ньюарка (штат Нью-Джерси) и, конечно, Нью-Йорка (штат Нью-Йорк), то удивляться нехватке мест в отелях смысла не имело. Вот только все эти логические выкладки делались уже задним числом и особого облегчения не приносили. Оставалось надеяться лишь на то, что удастся как-то разобраться на месте. В крайнем случае, скоротать пару ночей где-нибудь в придорожном мотеле, на время забыв о высоких обязанностях отельного критика (каковые, между прочим, требует исполнения даже во сне, ибо сон в нашей системе координат есть не столько состояние организма, сколько предоставляемая отелем услуга, если не сказать «опция», и в этом качестве он должен быть всесторонне исследован и надлежащим образом оценен).

Пип-шоу

Все у меня устроилось наилучшим образом – само собой. Поначалу вроде бы снова дал о себе знать Колумбов день: в пункте проката не оказалось ни одной свободной машины! Но и эта проблема разрешилась в какие-то полчаса – мне любезно выкатили новенький черный Chevrolet Equinox. А самое главное, повезло с погодой: светило солнце, синело небо, пылала листва. И в голове, взявшись неведомо откуда, без конца крутилась фраза: «Нет осени, кроме осени, и пророк ее Вермонт!»

А следом еще одна, погрубее: «Пушкин с Левитаном сосут!» Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь

На меже

Строго говоря, я знал, что конфликт Ольстера и остальной Ирландии сторонников и протестантами выражался не только в вооруженных стычках. Это был, прежде всего, конфликт двух мифологий, двух, если угодно, художественных систем, так что неудивительно, что он вылился еще и в состязание графитчиков. Впрочем, нет, знаменитые мурали Белфаста язык не поворачивается называть «граффити». Это именно фрески, украшающие торцы очень многих зданий – особенно на западе города, на католической Фоллс-роуд и протестантской Шанкилл-роуд, и на юге, здесь, на Ормо (со смешанным населением).

Я видел эти мурали в сети, но когда ты просто заглядываешь в переулок или глухой тупичок, а оттуда на тебя бросается красная рука Ольстера, сжатая в кулак, или маски-шоу грозят базуками, или скачет на коне Вильгельм Оранский с острой и тонкой, как жало, саблей, – о, это совсем другое дело. В этом сквозит какая-то языческая мощь. Как будто увидел настоящий наскальный рисунок на обычном двухэтажном домике с садом под окнами. И самое удивительное, что такие рисунки сада не вовсе отменяют. Больше того, я заметил, что в домах, украшенных муралями, палисадники отличаются какой-то маниакальной пышностью. Это полный и безудержный китч. Садовых гномов не просто много, они кишат среди травы. По козырьку над подъездом бредут деревянные лошадки с телегами, и в телегах разбиты крошечные клумбы. Есть клумбы побольше, помещенные внутри ковша в форме лебедя. Совершенно неслыханное разнообразие ветряков: велосипед с пластинчатыми колесами, стрекоза в жабо, устроенным по принципу ротора в турбине, да мало ли еще что. Ежи божьи коровки, птицы. А на торце – пожалуйте, черный волынщик выдувает траурный марш возле надгробного камня с надписью: «Здесь лежит солдат». Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь

Трудно быть лордом

11 июля, совершенно не подозревая, что это канун великого праздника, я шел пешочком по Шафтсберри-сквер, когда вдруг краем глаза увидел странное сооружение рядом с автостоянкой. Это была башня, сложенная из грузовых полет в основании и затем достроенная до вавилонских размеров за счет шпал. Здания в Белфасте низкорослые, но масштаб постройки задавал высотный Days Hotel напротив стоянки: шпалы поднимались до уровня пятого этажа. Я свернул в переулок, к Сэнди-Роу. Отсюда было видно, что по башне муравьями ползают подростки. Возле подножия валялся какой-то продавленный топчан и рядом с ним торчала пара кресел. Все очень потертое, но вполне жилого вида. На мой осторожный вопрос, что это все означает, один мальчишка ответил коротко: «Костер. Будем сегодня жечь костер». Я покачал головой с сомнением.

Во-первых, никогда, даже в пору пионерской юности, не приходилось мне видеть костров такого размера. Во-вторых, рядом находились отель и автостоянка (извините за повтор). В-третьих, на самой вершине башни трепетал на ветру флаг Республики Ирландии: три вертикальных полоски – зеленая, белая, золотая. Конечно, к тому моменту я уже кое-что знал о некотором антагонизме Ольстера и Зеленого Эйрина, но чтобы вот так, открыто, среди бела дня сжигать флаг вполне себе суверенного государства, к тому же соседа – это мне казалось, по меньшей мере, странным. Но мальчишка не врал, они действительно сложили костер. Причем, как потом выяснилось, такие костры выросли и в других местах города, например, в конце Шанкилл-роуд, где, как и на Сэнди-Роу, живут в основном протестанты. И вообще это старая добрая традиция. Ребята (редко когда старше 20-ти) целый год собирают всякий хлам, чтобы после возвести свои горючие башни. Мало того, проводится как бы негласный конкурс – у кого они выйдут лучше и красивее. В работу немедленно включаются вредители, покушающиеся на чужие шедевры. Чтобы никто ничего не украл и не разрушил, парни несут вахту подле костров, отсюда – топчаны и кресла, подремать и расслабиться. Насчет флага все то же оказалась правдой: ненавистная Республика подлежит уничтожению, пусть даже символическому. Единственное, в чем я ошибся, это было время суток. Среди бела дня Ирландию действительно не жгут – аутодафе происходит в ночь с 11 на 12 июля.

Чужакам и просто любопытствующим соваться не стоит. Это в полном смысле слова языческие вакханалии. С элементами здоровой и бескорыстной поножовщины: жертвы случаются ежегодно. О силе стихии я догадался наутро, когда начались шествия, от одного пепелища к другому. Особое впечатление произвели на меня оплавленные светофоры: козырьки у них от жара пошли такими мягкими оборками, как старая грампластинка над открытым огнем. Местами они и вовсе потекли, запачкав красных и зеленых человечков, которые, надо же, все еще чумазо помаргивали из-под нефтяной пленки. Сравнение с мягкими часами художника Сальвадора Дали, боюсь, столь же неизбежно, сколь и неуместно. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало предыдущей истории – здесь.

Добрый совет

«Избегайте посещать Ольстер во время Оранжистских парадов» – это безапелляционная фраза в одном путеводителе мне очень понравилась: здесь практически к каждому слову можно было задать вопрос:

«Избегайте посещать» – почему?

«Ольстер» – это что такое?

«Во время» – это когда?

«Оранжистских парадов» – это опять-таки что такое?

Я собирался всего-навсего в Северную Ирландию. С предельно четкой программой. Посетить город Белфаст, родину «Титаника» (он утонул). Проехать по Антрим-Драйв, исключительно живописной трассе, что тянется вдоль берега моря до деревеньки Бушмиллс, известной самой старой в мире вискокурней. Пройтись слегка на веселее славной Дорогой Великанов – природного происхождение пирсом из 40 000 шестиугольных колонн (застывшая в прибое базальтовая лава). В принципе все: обратная дорога в Белфаст, самолет. Но тут внезапно стряслись эти самые парады, и в ходе наблюдений за ними я получил не только некоторые ответы на тупиковые первоначально вопросы, но даже сформулировал некую максиму. Звучит она так: «Посещайте Ольстер исключительно во время Оранжистских парадов».

К истории вопроса

Для большинства из нас само это слово – «Ольстер» – существует как синоним «уличных беспорядков». В памяти всплывают какие-то тревожные телерепортажи, известия о взрывах, терактах, жестокости Ирландской республиканской армии. Выяснилось, однако, что это всего лишь название одной из четырех исторических ирландских провинций. Ее отличие от остальных трех – Коннахта, Манстера и Ленстера – состоит в том, что британская колонизация велась здесь наиболее последовательно и вдумчиво. В итоге коренное ирландское население (католики) было сильно прорежено, а земли розданы шотландской знати (протестантам). Потомки колонизаторов назвали Ольстер своим и, понятное дело, не мыслили себя отдельно от могучего соседа, сделавшего им этот подарок. Соответственно, когда в 1949 году Ирландия сделалась, наконец, независимым государством, шесть из девяти графств Ольстера в состав Республики не вошли – это по-прежнему неотъемлемая часть Великобритании, а с точки зрения большинства местных жителей и вовсе самая натуральная Англия (кроме шуток, назвать аборигена ирландцем – значит нанести ему смертельное оскорбление).

Скажу честно, я ехал никак не в Англию. Против этого восставала как минимум география. По мере моего проникновения в вопрос к ней добавилась история. Ибо мелодичное слово «Ольстер» – чисто ирландского происхождения. Главная эмблема Северной Ирландии – красная рука, повернутая к зрителю ладонью в некоем не то предостерегающем («Не пей!»), не то клятвенном («Не буду!) жесте – тоже к англичанам никакого отношения не имеет. Легенда гласит, что некий воинственный норманнский вождь в виду берегов Северной Ирландии пообещал своими боевым товарищам, что лежащая перед ними земля будет принадлежать тому, кто первый коснется ее ладонью. Один из самых рьяных бойцов, не дожидаясь, пока ладья причалит, выхватил меч, отсек им себе правую кисть и швырнул ее прямиком на гальку. Этот человек стал впоследствии одним из верховных королей Ирландии, и его потомки не раз бунтовали против британского владычества.

В принципе, чтобы не слишком углубляться в теорию, можно сказать так: захватчики не просто отняли у ирландцев землю, они еще и имя ее присвоили, и даже весь геральдический скарб, обратив все это против исходных владельцев. Это с одной стороны. С другой, свою преданность английской короне граждане Ольстера выражают способами, в которых нет ничего специфически английского. По крайней мере, хваленой британской сдержанности. Собственно, я уже о парадах как апофеозе такой преданности. Их случается до 3000 с лишним тысяч в год, так что, в принципе, в Ольстер можно ехать всегда – где-нибудь наверняка застанешь парад. Однако самое главное действо разворачивается 12 июля в Белфасте: здесь празднуется годовщина славной победы протестантов над католиками. В этот день, в 1690 году, в долине реки Бойн, войска короля Вильгельма III Оранского, который вел за собой англичан, наголову разгромили отряды короля Джеймса II, который вел за собой ирландцев. Спустя сто лет был организован протестантский Орден Оранжистов – по имени короля Вильгельма, разумеется. Главная цель организации проста: не допустить превращения Ольстера в то, чем он исконно являлся – просто в одну из ирландских провинций. И это пока получается. Не получается другого – стать англичанами.

Продолжение

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь

Формула

«Цветы хлама? Очень хорошо, но скажи, птицу киви ты видел?»

Я все время держу в голове этот вопрос моего предполагаемого читателя, советчика, врача, оппонента. Потому что киви – в любом случае громовая достопримечательность. И повод для поездки, даже если человек не числит себя любителем живой природы.

Киви – символ страны. Больше того, второе (если не первое) имя населяющего ее народа. Я не раз натыкался в здешних городах на плакат про то, где лучше хранить деньги, в австралийском банке или новозеландском. Слева на плакате был помещен портрет взъерошенного, чем-то явно обеспокоенного мужчины со сбившимся на сторону галстуком, справа – миловидной улыбающейся девушки. Так вот, под первым портретом стояли слова «Оззи-банк» (Aussie – сокращение от Australian), под вторым – «Киви-банк». Про путеводители я вообще молчу: фразочки типа «киви любят выпить» или «у киви очень странный акцент» там самое обычное дело. Разумеется, к самой птице все это никакого отношения не имеет. Она не пьет и не разговаривает (ни с акцентом, ни без). Живет укромнее монаха в вечнозеленых лесах и на болотах. Не выносит шума и света. Днем спит в норе, ночью кормится насекомыми, червями, опавшими ягодами. Внешне похожа на меховую клизму, к которой зачем-то приладили две четырехпалые ножки.

«Так значит, ты видел киви?»

И да и нет. Читать дальше »

Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь

Осадочная порода

В маленьком дачном городке Ванака на берегу одноименного озера я увидел рядом с одной дешевой гостиницей щит: Wanaka Bakpaka. Не исключено, что это было ее название, ведь «бакпака» – не что иное, как искаженное backpacker, в смысле бэкпекер, «человек с рюкзаком», стойкий приверженец свободного низкобюджетного туризма. Перед щитом стояла пара бутафорских шузов. Низ – автомобильные шины. Верх – гофрированное железо. Вместо шнурков – поливочные шланги. Пышно цвели сливы, и солнце садилось прямо в ботинок.

«Бакпака, бакапака, бакапака», – повторял я про себя нелепое слово и все более убеждался, что это звучит гордо. И очень точно формулирует сердцевинную суть того странного существа, в которое превращается человек в новозеландском пейзаже. В принципе, это не человек вообще, не турист, не путешественник, не Гулливер и не Синдабад-мореход, тем более, прости, господи, не отельный критик. Просто движущаяся точка в пространстве. Типа курсора на экране. Знаете, иногда случается такой глюк: набиваешь текст, а потом вдруг курсор сойдет с ума и начнет бегать по строчкам, ни малейшего следа не оставляя, но как бы олицетворяя собой (безликим) непрерывность письма. Так и здесь: непрерывность движения, чистая длительность. Как бессонница. Как сладкая провинциальная скука. Бак – пак, бак – пак. Кап – кап. Тик – так. Бакпака-тиктака… Наверное, это и была – почти по Бродскому – самая точная рифма к человеку с рюкзаком, полоумной черточке на пустом экране, с помощью которой можно хоть как-то отследить течение времени.

Впрочем, оно и само по себе оставляет следы. В этой бесплотной субстанции все же присутствует некая осадочная порода – хлам и всяческое ржавье (просьба не путать с обычном мусором). И в Новой Зеландии, действительно очень чистой стране, такого хлама навалом. Не потому что забывают убрать, а потому что помнят и чтят. Если угодно, роль достопримечательностей в стране антиподов выполняют не замки, дворцы или пирамиды, а ржавые тележки, плуги, сеялки, веялки, трактора, автомобили без колес, те же ботинки из старых шин, мятого профнастила и прелых поливочных шлангов. Ботинки, кстати, как плод некоторых сознательных усилий (с покушениями на искусство) представляют собой скорее исключение из правила. Обычно вышедшие из употребления предметы становятся памятниками без всякой дополнительной ретуши: вынули из сарая нечто и поставили перед домом на клумбу. Монумент? Вроде бы да. Чему? Силе человеческого духа? Да нет, просто износу как таковому. И надо сказать, что взгляд они притягивают куда сильнее замков и пирамид. Потому что в самом деле поразительно, когда скромные цветы хлама распускаются среди этой оглушительной красоты – гор, ледников, озер невероятного бирюзового оттенка и, конечно же, пастбищ, похожих по качеству покрытия на поля для гольфа (хотя это просто овцы их так аккуратно объели). Едешь себе, едешь по дороге – и вдруг, на проволочной изгороди, за которой пасутся олени, замечаешь вереницу лифчиков. Или ботинок, привязанных к проволоке за шнурки. Это, конечно, бакпаки оставили. Что-то типа пожертвований. Или надписей вроде «Здесь был тот-то и та-то». Они здесь были. И даже немного наследили. Но при этом сохранили инкогнито. Ехали. Останавливались. Кто? Да просто так: бакпаки-коекаки. Цветы хлама.

Продолжение