ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

Второе явное противоречие биографии Федора Ивановича – его женитьбы на иностранках. Почему он, эталон патриотизма, отдал предпочтенье немецким невестам?

Немецкие жены вполне вписываются в жизненную канву Тютчева, поскольку он прожил в Германии более двадцати лет. Первая жена Эмилия-Элеонора Петерсон, урождённая графиня Ботмер (с ней Тютчев дважды был обвенчан – в лютеранской и православной церкви) умерла в Мюнхене в 1838 году. От первого брака у Тютчева было три дочери. Старшая дочь Анна, жена Ивана Сергеевича Аксакова, фрейлина императорского двора, автор великолепных мемуаров (она истинная дочь своего отца!) «При дворе двух императоров», вторая дочь Екатерина, воспитанница Смольного института, также была фрейлиной при императрице Марии Александровне, и Тютчев в привычной шутливой своей манере говорил, что у него при дворе «есть свои представители». Вторая жена Эрнестина Фёдоровна, «женщина замечательного ума и красоты», полунемка – полуфранцуженка. Урождённой баронессе Пфеффель, в первом браке Дёрнберг, было 29 лет, когда она вышла замуж за Тютчева, обвенчавшись с ним также дважды – в католической и в православной церкви. Она выучила русский язык, переписывала стихи и письма Тютчева, способствовала публикации его статей на Западе через своего брата, баварского журналиста Карла Пфеффеля, сохранила для потомства автографы поэта. Эрнестине Фёдоровне посвящены многие стихотворения Тютчева. Среди них: «Не знаю я, коснётся ль благодать…», «Всё, что сберечь мне удалось…», «Всё отнял у меня казнящий Бог…». Она умерла спустя четверть века после Тютчева в 1894 году под Москвой в имении её зятя Ивана Аксакова и похоронена на Новодевичьем кладбище в Петербурге (у Московского проспекта) рядом с Тютчевым.

С Эрнестиной Фёдоровной также было трое детей – дочь Мария, сыновья Дмитрий и Иван, который с 1890 года был почётным мировым судьёй Москвы, а в 1907 году стал членом Государственного совета. У Ивана Фёдоровича было пятеро детей. Дочь Ивана Тютчева Екатерина вышла замуж за Пигарёва и от этого брака происходит ветвь Пигарёвых – современных потомков поэта, из которых вышли выдающиеся литературоведы – ревностные хранители архивов Тютчева, опора и оплот как литературного наследия деда и прадеда, так и его репутации. Один из них – Кирилл Васильевич Пигарёв был директором музея-усадьбы Мураново вплоть до своей смерти в 1984 году. Собрание Мурановского музея некогда насчитывало свыше 28 тысяч единиц хранения. Воистину это был один из лучших музеев мира, поскольку был наполнен оригиналами, подлинными вещами во времена брежневского застоя. А потом началось! В начале перестройки музей был почему-то закрыт, архивы куда-то перенесены, а в 2006 году усадебный дом сгорел от удара молнии – таковы удары судьбы Мураново.

Несмотря на обилие новых публикаций о поэте, исследования Пигарёва, и в особенности вышедшая в 1962 году издательстве Академии наук СССР монография «Жизнь и творчество Тютчева», остаются непревзойдёнными для всех, кто что-либо пишет о Тютчеве, в том числе и для меня, которой посчастливилось видеть в Мураново Кирилла Васильевича.

Но я отвлеклась от жен и женщин Тютчева, которые, как правило, всегда были красавицами. Впрочем, Тютчев и женщины – особая тема. Геннадий Чагин написал интересную книгу «Фёдор Тютчев. Женщины в его жизни и творчестве».

Однако, – отвечаю на Ваш вопрос, – и в последней любви Тютчев оказался русским патриотом. Стихи, посвящённые Елене Денисьевой, женщине, как будто бы сошедшей со страниц романов Достоевского, «денисьевский цикл» – вершина русской лирики. «Последняя любовь» – название стихотворения, посвящённого ей:

О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.

Стихи к Денисьевой, – психологический роман в стихах, и социальная тема определяет их характер. Привилегия свободы – на стороне героя, но ни в коем случае не героини, что характерно для тогдашней России. Вспомним посвящённые русской женщине произведения Некрасова, Тургенева, Толстого.

Елена Александровна Денисьева поселилась в небольшой квартире на Кирочной улице 14, и Тютчев, живший в квартире на Невском проспекте, почти переселился к ней. Двухэтажный скромный особняк непонятного цвета (в брежневские времена он казался бирюзовым) сохранился, и там объявилась жилконтора. В мае прошлого года я сочла своим долгом, дабы вызвать уважение обитателей к помещению, сообщить, рискуя быть осмеянной, что здесь в 50-х годах XIX века жила молодая женщина Елена Денисьева, которой русский поэт Тютчев посвящал стихи. Меня встретили на удивление приветливо и обещали хлопотать о мемориальной доске.

У Тютчева с Денисьевой тоже было трое детей: дочь и двое сыновей (всего детей – девять, но увы, нескольких детей Тютчев пережил). Они были записаны в метрических книгах Тютчевыми, что не снимало с них печати «незаконнорождённости» и лишало их дворянских прав.

Благородная Эрнестина Фёдоровна уезжала надолго. Большее время проводила в деревне на родине Тютчева (село Овстуг Брянского уезда, Орловской губернии). Между тем, она по-прежнему оставалась его единственным достойным собеседником и адресатом. С ней он обсуждал политику России и Запада.

Последний адрес Тютчева в Петербурге – Невский проспект 42. Поэт жил в левом крыле здания Армянской церкви на третьем этаже напротив Гостиного двора. В 80-х годах двадцатого века на фасаде дома Невский 42 была установлена мемориальная мраморная доска, к сожалению, без единой даты. Доска сообщает: «В этом доме жил и работал выдающийся русский поэт Фёдор Иванович Тютчев». Пользуюсь случаем, чтобы сообщить читателям: Тютчев прожил в квартире на Невском проспекте 18 лет – с 1855 по 1873, то есть до самой смерти.

Двусмысленное положение продолжалось четырнадцать лет, до самой смерти Денисьевой. Она умерла от скоротечной чахотки в 1864 году и похоронена на Волковом кладбище, на Литераторских мостках (дети – Елена, Николай, Фёдор захоронены там же).

Очевидно, что у Николаевской Российской Империи и Путинской Российской Федерации есть довольно много общего. Например, для обеих эпох характерно серьезное вмешательство в жизнь страны представителей спецслужб. Что за отношения были у Тютчева с главой знаменитого III отделения – Бенкендорфом? Известно, что после скандального увольнения Федора Ивановича со службы состоялся таинственный разговор поэта с главным «гэбистом» николаевской эпохи, после которого Тютчев, якобы, стал позитивным «имиджмейкером» России за рубежом. Так ли это?

Граф Александр Христофорович Бенкендорф, герой наполеоновских войн, чей портрет работы Джорджа Доу находится в Военной галерее Зимнего дворца. Со всеми причитающимися орденами и специальной медалью участника Бородинского сражения на голубой Андреевской ленте. К слову сказать, весь зал – в бирюзовых праздничных пятнышках. Пользуюсь случаем, чтобы сейчас, к двухсотлетию Бородинского сражения, напомнить, что кроме, белой и оранжево-чёрной ленты, существует ещё и голубая лента, которая также может удовлетворить наши патриотические чувства (господа офицеры, голубые князья!). К двухсотлетию войны с Наполеоном вполне уместно и Бенкендорфа помянуть. Вначале граф принадлежал к ранней декабристской организации «Соединённых друзей», а побывав во Франции, восхитился вдруг организацией жандармерии и с этой «романтической» идеей явился к декабристам, которые отвергли его проект. А он после восстания декабристов – как вовремя! – представил его Николаю I, который немедленно утвердил его, создал III отделение под руководством Бенкендорфа, которое продержалось вплоть до крушения империи.

Вот интересно: Пушкин неоднократно обращался к Бенкендорфу с просьбами о защите от министра просвещения Уварова и нападок Булгарина в «Северной пчеле». И Бенкендорф заступался. Булгарин прекратил нападки на Пушкина, и, кроме того, поэту было разрешено, к неудовольствию Уварова, учредить журнал «Современник» (что не помешало Бенкендорфу запретить «Северную пчелу» Дельвига). Вероятнее всего, не так однозначен был Бенкендорф, как нашему поколению преподавалось.

Бенкендорф пригласил Тютчева к себе на дачу по рекомендации Амалии Максимилиановны Крюденер, в девичестве Лерхенфельд. Об этой женщине необходимо сказать несколько слов, поскольку если бы не она, то мы могли бы не знать поэта Тютчева. Тютчев посвятил Амалии стихотворение, положенное в основу романса «Я помню время золотое», а в конце жизни «Я встретил вас…» (некоторые исследователи предлагают другого адресата, однако крайне неубедительно), ставшее также романсом, благодаря композитору Малашкину. Эта замечательная женщина привезла в 1836 году в Петербург «целую охапку» стихов Тютчева (около ста стихотворений), которые сослуживец Тютчева Иван Сергеевич Гагарин переписал в тетрадь (к сожалению, не все – это отдельная большая тема), а затем отнёс в пушкинский журнал «Современник» в надежде опубликовать хотя бы несколько из них. Пушкин напечатал двадцать четыре стихотворения совершенно безвестного тогда тридцатитрёхлетнего поэта под названием «Стихотворения, присланные из Германии» и за подписью «Ф. Т.». Как знать, может быть, стихи великого поэта так и остались бы навсегда скрытыми в семейных архивах, если бы не эта публикация, на которую много лет спустя нечаянно не вышел Николай Алексеевич Некрасов, тогда владелец «Современника», который и открыл Тютчева заново.

Граф Бенкендорф пригласил уволенного со службы бывшего посланника и камергера Фёдора Ивановича Тютчева в своё имение потому, что стало ему известно: Тютчев хорошо осведомлён о происходящем в Европе, но рассматривает факты не так, как уволивший его шеф Карл Васильевич Нессельроде, и что «неудавшийся дипломат», как о Тютчеве сообщали иностранные депеши, обладал способностью создавать непривычно смелые политические концепции.

Тютчеву необходимо было говорить с Бенкендорфом не только ради карьеры, но из личной большой потребности. Длительное пребывание за границей и дипломатическая служба и в самом деле позволили ему накопить изрядный запас наблюдений и впечатлений. Но главное: ему надлежало непременно сообщить шефу жандармов своё мнение о резко изменившемся политическом авторитете и положении России на Западе. Он давно пришёл к печальному заключению: авторитет России в Европе настолько пошатнулся, что не осталось и следа от её славы побед над Наполеоном; и всё более утверждался он во мнении, что Священный союз объединяет только правительства, а со стороны печати, задающей тон общественному мнению, господствует «пламенное, слепое, неистовое, враждебное настроение к России».

При личной встрече в замке Фалль Тютчев, наконец, изложил свои тревожные мысли о судьбе России Бенкендорфу и заявил, что готов и сам выступить посредником между русским правительством и немецкой прессой, и шефу жандармов понравилась готовность Тютчева самостоятельно и компетентно защищать честь России.

Вскоре представилась возможность. Во влиятельной немецкой «Аугсбургской всеобщей газете» («Augsburger Allgemeine Zeitung»), издаваемой большим по тем временам тиражом (около 10 тысяч экземпляров), печатался цикл статей под заглавием «Briеfe eines deutschen Reisenden vom Schwarzen Meer» («Письма немецкого путешественника с Чёрного моря»). В одной из статей рассказывалось, что военная служба в России является наказанием за преступления, за которые во Франции лишили бы права носить мундир. Получалось, что преступника посылают не на галеры, а надевают «почётную одежду солдата». И Тютчев не стал больше откладывать – совершил свой раунд «Большой Игры», как сказал бы Редьярд Киплинг.

Он написал письмо на французском языке в «Аугсбургскую всеобщую газету» его редактору доктору Кольбу. Письмо Тютчева (статья) в переводе на немецкий язык было опубликовано 21 марта 1844 года как полученное от одного русского («von russischer Hand»). Однако же без имени. Авторство Тютчева, известное тогда в очень узких кругах, было установлено спустя 84 года – в 1930 году Романом Якобсоном.

Тютчев обвинил Европу в «короткой» памяти. Европа забыла уроки войны с Наполеоном и то, что русские солдаты, о которых так пренебрежительно отзывается нынешняя пресса, освободили Европу от нашествия. Тютчев писал: «Ну что ж, люди, которых таким образом приравнивают к каторжникам, те же, что неполных тридцать лет тому назад проливали кровь на полях сражений своей отчизны, дабы достигнуть освобождения Германии, кровь каторжников, которая слилась с кровью ваших отцов и ваших братьев, смыла позор Германии и завоевала ей независимость и честь». Тютчев написал ещё одну статью в форме письма редактору «Allgemeine Zeitung» Густаву Кольбе. На этот раз письмо было отклонено редактором, вероятно, из-за возникшей дискуссии, нежелательной для газеты. Оно вышло брошюрой на французском языке летом 1844 года в Мюнхене – также анонимно и с названием «Lettre a?m-r le Gustave Kolb, redacteur de la Gazette Universelle». Английский исследователь Рональд Лэйн сосчитал чуть ли не 50 откликов в западной печати на статью Тютчева. Некоторые европейские авторы полагали анонимного автора выразителем мнения и воли Российской империи, а иные и вовсе считали, что на Европу неким русским автором совершено было нападение. Отклики на письмо Тютчева (так же как и на последующие его статьи) будут появляться в печати и спустя двадцать лет после его смерти.

Тютчев с семьёй вернулся в 1844 году в Петербург, рассчитывая на помощь Бенкендорфа, но не повезло: Бенкендорф внезапно умер, а бывший его шеф Нессельроде, уволивший Тютчева со службы, был назначен государственным канцлером. Новый канцлер знал, что Тютчев обошёл его, причём, именно тогда, когда находился не у дел – вступил в контакт с шефом жандармов, написал статью в «Аугсбургскую газету», которая понравилась императору. Нессельроде назначил Тютчева чиновником для особых поручений при своей особе. Фактически Тютчев стал курьером при канцлере (именно по этой причине бывал в Берлине при Русском посольстве на Унтер-ден-Линден). ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>