Иринка, бабушка и Петр Первый
11 июля, 2012
АВТОР: Кирилл Рожков
Иру Михелеву водила в школу бабушка. После уроков за Иринкой тоже приходила она.
Бабушка вставала пораньше и узнавала время обычно по окнам в доме прямо напротив. Там она заприметила два окошечка явно одной квартиры, которые всегда зажигались ровно в половину восьмого утра. Никогда не раньше и – никогда не позже, а как по-военному. Оставалось только гадать, что за семейство проживало в этой «противной» (с ударением на «о»!») квартире, но одно стало давно ясно: там отбывали на работу в одно и то же время и точно.
На другие окна бабуля даже и не смотрела, а только на эти. Это за год сделался уже ее личный «сигнал».
Утром откроет глаз, потом другой, подойдет к окну. Если светится пара квадратных желтых зраков – буди внучку. Ежели нет – можно еще подремать.
Стояла тихая русская зима. Бабушка проснулась и по отработанной привычке подошла к окну. Два знакомых и – «знаковых» окна уже светились. Значит, пробило половину восьмого, и внучку следовало будить без промедления.
Иринку пришлось поднимать усиленно. Ей так хотелось еще поспать… Но пора было в школу, ничего не поделаешь.
Пока Ира одевалась и умывалась, бабушка прошла на темную кухоньку и поставила чайник.
Иринка пошатывалась, ее одолевала сонливость. И почему-то даже совсем не хотелось есть.
Уж не заболела ли внучка? – с тревогой подумала бабушка, подавая ей завтрак.
Ира вяло жевала и клевала носом. На нее просто жалко было смотреть…
– Ну, не ной, не ной! – сказала ей бабушка. – Сейчас съешь морковку и взбодришься!
За окном неподвижно одиноко желтели две маленькие квадратные медовые соты.
Только сейчас бабушке показалось нечто странное в этой картине. Уж слишком, особенно было тихо и темно… Хотя, с другой стороны, и в прошлые утра было и темно, и тихо – ведь настал сезон самых длинных ночей в этом году…
Бабушка, привыкшая к раннему подъему, почувствовала, что ее и саму немного клонит в сон. Странно, подумала она.
И снова поймала себя на мысли, что нечто настораживает ее, да только никак не объяснишь, не догадаешься, что именно. Два оконца светились ориентиром, словно два янтаря в непроглядной пучине океана. И что-то вокруг не скребли лопатами даже дворники, коротко не гудели отключаемые сигнализации самых первых отъезжающих машин во дворе… Хоть бы один звук, пусть самый далекий… Однако мыслям отвечала лишь ватная тишина и морозная ночь. И даже огни в домах еще горели так мало где… Всего лишь пара окон… Да, единственная на весь двор. Та самая. В которую так верила бабушка, та загадочная квартира, где всегда зажигали свет ровно в половину восьмого утра. На которую бабуля смотрела утром всё равно как на часы, и эти «часы» еще никогда не подводили.
Кстати, а где настоящие часики? Здесь, на кухне, или в комнате? Бабушка даже уже подзабыла про них. Да, сегодня она еще точно на них не взглянула.
Ира уже дожевала морковку, но ей упорно не хотелось есть, только спать…
Встревоженная бабушка тихонько прошла в комнату. Настоящие часы стояли там.
Ага, вот они, на этажерке. Где тут включается подсветка?
Бабушка нашарила кнопочку.
Что такое?
Еще раз…
Вспышка осветила циферблат вторично.
Нет, не померещилось. Оба раза часы показывали… половину шестого.
Бабушка озабоченно поднесла часы к уху. Они тикали. Она понаблюдала за стрелками – те определенно шли. Вот уже и показали целых тридцать две минуты шестого утра.
Бабушка осторожно протопала в коридор, сняла трубку телефона и набрала «сто».
– Точное время – пять часов тридцать три минуты шестнадцать секунд, – доложил ей сухо, бесстрастно и деловито механический почти женский голос.
Бабушка застыла с трубкой в руке, забыв ее положить.
Нет, часики не обманывали, не сломались. «Сломалось» нечто другое.
Бабушка, входя обратно в кухню, смотрела в окно, не отрываясь, на предательские два огня. Кто первый отведет пару глаз, кому станет стыдно?
Вопрос оставался без ответа. Откуда было знать, что случилось там, в этой «противной» (бабушка уже затруднялась сказать, где ударение…) квартире… И в сущности чем были ее жильцы виноваты перед Михелевыми за то, что впервые за целый год, а то и полтора включили электричество в совершенно «неурочное» время? В пять утра вместо обычных «положенных» семи-тридцати… Ведь там наверняка даже ведать, как говорится, не ведали, что простодушная бабуся давно стала использовать их утренний свет в качестве сигнала к побудке…
И бабушка, и Иринка не знали, смеяться им или плакать…
Бабуля просила прощения у Иры и не менее горячо просила ее, чтобы она легла снова в кровать. Чтоб уж доспала… Бабушка чувствовала себя виноватой перед внучкой… Хоть бы действительно на часы сразу взглянула, не одним только окнам доверяла… Однако привычка – дело, как известно, такое… И ведь никогда еще подобного не случалось… И ты уж морковку съела, внученька… Эх, мы с тобой…
Больше, конечно, бабушка не доверяла огням, а часы с подсветкой специально переставила поближе к себе.
Разумеется, Ира простила бабушку, но та все равно всё еще чувствовала себя неловко… И когда отправилась забирать Иринушку из школы, и вместе с другими папами, мамами, бабушками и дедушками ждала звонка с последнего урока, не удержалась и рассказала им всё утреннюю историю.
– И смех, и грех, – развела она натруженными руками, вспоминая коварные огни в ночном крепко спящем городе… И саму себя, столь не вовремя проснувшуюся в пять утра…
Но вот прозвенел звонок, ученики стали спускаться, шумя и галдя, в гардероб, и Иринка появилась среди других второклассников. И по дороге домой поведала бабушке, что последним уроком была история, и как раз изучать они начали шведскую войну. В учебнике в красочных картинках так всё представлено, выразительно…
И в следующую ночь в доме Михелевых произошло еще нечто.
Помните историю, как император Наполеон стал громко звать дворцовую стражу, а когда она прибежала, то сделалась свидетелями еще одной сцены из области «и смех, и грех»? Испуганный, побледневший император стоял, выхватив из ножен шпагу и неистово рубя ею воздух. На немой вопрос караула он дрожащей рукой указал в угол. И все увидели, что туда забился случайно попавший в спальню французского короля котенок. Не менее напуганный, чем сам король. И Наполеон пришел в себя, только когда бедного котенка как можно скорее забрали вон из его спальни. Заодно по немедленному приказу тщательно обыскав все углы на предмет наличия чего-нибудь еще такого непредвиденного.
Что было делать – смелый и дерзкий завоеватель половины мира необъяснимо, панически боялся кошек! Так же, как и великий русский царь-мореплаватель Петр Первый, например, как ни странно, почему-то не переносил вида насекомых.
Так вот, что касается Петра Первого, то в эту ночь не котенок забрался в монаршую спальню, а совсем наоборот – император Петр Первый забрел в квартиру Михелевых. (Случайно или целенаправленно – кто уж знает, мне он не докладывал, ибо, как известно, «куда идет король – большой секрет» вообще по определению!) Домофонная система, по-видимому, на него не подействовала – Петр Великий все-таки, он ведь умел и корабли строить, и зубы драть, и замки отмыкать.
И посреди глухого зимнего сумрака Петр Первый бесшумно, как тень, прошагал по коридору квартиры Михелевых и – вошел прямо в Ирину спальню, где она тихо и безмятежно спала.
Почему именно Петр Первый, а скажем, не Наполеон – тоже уж вопрос явно не ко мне. Почему бы и нет, как говорится? Во-первых, о Наполеоне мы побеседовали выше, а во-вторых, ведь Ирин класс как раз, помнится, кажется, начал изучать шведскую войну…
Короче, ночью в Ирину комнату вошел Петр Первый. Да, именно он.
Ира проснулась. И сразу узнала его, тотчас поняла, кто перед ней! И хотя ничего плохого она никому не делала, как не сделал ничего дурного невинный котенок тому же Наполеону, однако Петр Первый издал грозный клич и – стал надвигаться на Иру всем своим огромным ростом. Шпаги, правда, вроде еще не выхватил.
Перепуганная Ира закричала… Она звала на помощь бабушку. Только на нее была надежда!
Бабушка услышала Ирин крик и тоже проснулась. И стремглав кинулась на подмогу.
– Бабуль! Бабуль! – голосила смятенная Иринка, мечась по комнате. – На меня нападает Петр Первый!!
А Петр Первый своей летящей и одновременно немного деревянной походкой вот уже снова в грозном безмолвии направлялся прямо к ней.
Бабушка ворвалась в комнату вовремя и – ничтоже сумняшеся кинулась прямо к Петру. Ей не было важно в такую минуту, кто перед ней, у нее была только одна мысль, как молния: защищать внучку!
Она бросилась между Иринкой и Петром Первым и начала неистово лупить и толкать Петра обеими сильными, натруженными руками. И кажется, даже кричала при этом в смятении что-то вроде:
– А ну убирайся отсюда!! Как не стыдно! Два метра ростом, а на ребенка нападать вздумал! Уходи немедленно, хулиган!!
И Петр Первый вроде в самом деле стушевался. Достать до его головы представлялось, конечно, затруднительным, но в бабушке горел боевой порыв и запал не по годам! От ее неистовых криков и череды хлестких шлепков размахивающих во все стороны рук Петр Первый остановился и отступил.
И тут Ира проснулась.
За окном брезжил первый едва заметный лучик морозного рассвета, а в комнату вошла… бабушка.
– Иринушка, пора вставать!
И бабушка снова замерла, как накануне. После слов, которые произнесла внучка. Столь вдохновенно, неподдельно и неистово были они сказаны; если бы кто-нибудь, кроме них двоих, слышал!
– Бабуля! Спасибо тебе за то, что ночью ты защитила меня от Петра Первого!!
Ира сама поняла замешательство бабушки, которая, вероятно, снова уже размышляла, не заболела ли внученька. И поэтому сразу рассказала бабуле всё подробно. Весь свой сон, начиная от того момента, как вдруг к ним в спящую квартиру ворвался Петр Первый… И всё остальное.
Когда бабушка снова ждала на первом этаже школы звонка с последнего урока и с ним – любимую внучку Иринку, она опять не удержалась и изложила в разговоре всё другим ждущим бабусям.
– Она сразу позвала на помощь именно меня! – не могла она не сказать это с гордостью, вытирая невольно увлажнившиеся глаза.
Бабушка понимала теперь самое главное – всякая ее вина за прошлую ночь с непутевой верой в пару огней была явно снята. Обоюдно – ею и внучкой. И неважно, что произошло это во сне.
Ведь искренние, такие трогательные слова благодарности Иринка произнесла утром уже наяву!