Всё кончилось

Я вернулся с моря 3 марта.

Когда я сошёл с поезда в снег, первое, что испытал – острое чувство разочарования! Только не такого, которое бывает при неудачном возвращении, когда никто, казалось, не ждёт, никто не ожидал, что ты вдруг появишься, и никто не готов к твоему появлению, а то разочарование, которое свойственно мечте, когда она сбывается, но совсем не так, как хотелось бы. То есть формой служит простая фраза «Хочу, например, шоколад», а содержанием – четвертинка дешёвой плитки без вкуса и запаха. То же самое я испытал, когда попал домой. Вдобавок к атмосфере, вроде как плюс в декорациях был ещё мокрый снег, пробки на дорогах, внезапный слёт Windows и отсутствие Интернета. То есть – после двух недель морского воздуха, которые во многом для меня обернулись катастрофой, я вернулся не к освобождению от проблем, а к иной форме, то есть – прямо с каторги я попал в тюрьму. Более точно не скажешь.

Помимо снега, похмелья (люди, которые ехали рядом со мной активно спаивали меня коньяком, а затем самогоном), помимо больного горла, глухоты на левое ухо, которая до сих пор не прошла. Помимо пары седых волос, которые у меня появляются после каждой поездки, а ездил я не мало, я вёз ещё и воспоминания – пожалуй, самое главное, что можно вывести с любого путешествия, воспоминания и размышления.

Основным событием была даже не смена, не активная молодёжь, не море и штормы, не солнце, не одуванчики и цветение вишни. Самым главным была любовь.

В поезде по дороге в Краснодар я встретился глазами с одной девочкой. Девочку зовут Анна, хотя это имя ей удивительно не шло. Ей вообще не подходили имена – нет, она была земной, вполне реальной, не имеющей ничего общего с Незнакомкой Блока, или с прекрасной дамой рыцарских романов. Она курила, иногда по пачке в день, она пила белое вино, она с августа месяца жила с парнем. Ей всего 17 лет. Она любила меня. Пожалуй, главное даже не то, что она меня любила, главное то, что она так и не поверила мне.

Она хорошая актриса – когда нужно, она притворялась милой и покладистой, когда нужно, она была жертвой, когда нужно – зверем, но мы, по сути, друг друга не знали, поэтому все её выходки и жесты были расценены как актёрство. Искренности между нами было немного, а вот подавления, разговоров, поз и жестокости пополам с цинизмом – больше всего! Целыми днями мы только и делали, что ругались! Постоянно, изводя руг друга до потери пульса, мы разговаривали матом. Я – руководитель делегации (21 февраля мне исполнилось 25 лет), и она – студентка-первокурсница, высокая, тонкая девочка.

Холодный вечер – она сидит рядом со мной в беседке, вокруг тьма и никого. Она говорит мне, что только что поругалась со своим парнем, он вышвырнул её вещи на лестничную клетку, он не хочет её видеть, и так далее – монолог рассерженного парня на всех языках звучит одинаково. И дальше – видимо, уже под впечатлением от произведённого впечатления (она наслаждалась моим лицом, а я по-настоящему испугался, что мне придётся с ней встречаться, и любить её уже здесь – в моём городе!), она сказала, что всё выдумала. От первого слова в поезде, когда я поздно вечером подсел и заговорил с ней, от первого взгляда – до настоящего момента, а было уже 28 февраля, то есть – две недели – она всё выдумала. Она виртуозно сыграла свою роль – я разозлился и ушёл! Злился я больше на себя, на слабость, на податливость, на готовность всё прощать человеку, которому я небезразличен. И дальше – я пошутила! Она так и сказала, что пошутила. Я поднялся со скамейки и ушёл. Она догнала меня, попыталась объяснить, что и как, попыталась доказать мне, что она не права, а я прав. Я её не слушал – после двухнедельного кошмара отношений, основанных только на подавляемой любви, только на истерике, я настолько устал и измотался, что мне было всё равно, что и как она делает.

Она упала, споткнувшись о невысокую скамейку, повредила колено, и сказала, чтобы я шёл вон! Я остался. Мы сели на скамейку, признались друг другу в любви, признались в невозможности продолжений отношений («Я готова бросить его ради тебя» — так она сказала мне; «Я люблю тебя невозможной любовью, до физического уничтожения, до саморазрушения» — так сказал я), сказали друг другу несколько приятных слов, и больше не разговаривали! До самого конца поездки не обронили ни слова в адрес друг друга! Это было жестоко!

Почему мы не смогли быть вместе – я не готов принять её, мне некуда её принимать, негде и незачем! Пускать её, такую юную, в мой мир – это убийство. Она просто не выдержит этого бесконечного ужаса – в стиле Франца Кафки, только без отца, зато с толпой других животных. Она не приняла ни мой образ жизни, ни мой образ мыслей. Хотя это и не важно – для любящего человека нет ничего незначительного, всё имеет значение, — но она мне только мешает. Чем? Своим наличием, как верёвка в доме повешенного, постоянное напоминание моих ошибок и слабостей – она единственная, кого я любил настолько сильно, что не замечал ничего! Она единственная, кто смог понять меня чуть больше, чем следовало. Я не пускал её дальше порога своей души (какая мерзкая фраза!), но и отсюда она увидела дальше, больше, чем следовало бы!

Но самое страшное, что произошло со мной на море – это бесспорная оценка правил! Для того чтобы не попадать в неловкие ситуации, чтобы не являть собой жертву обстоятельств, чтобы не промахиваться, чтобы не терять себя, чтобы сохранить себя и своё здоровье – нужно соблюдать ПРАВИЛА! Мысль сама по себе противоречит моему образу жизни и моей позиции, но есть несколько правил, которые необходимо соблюдать, чтобы не пропасть! Да, это жестоко, да, это отвратительно, так долго стремиться к независимости мышления, к созданию собственных норм, и в один прекрасный момент отказаться от всего этого – и ради чего? Ради сохранения приличий, ради авторитета, статуса! Увы, это правда. Чтобы наши с ней отношения не зашли слишком далеко, я прикрывался бесконечными правилами, бесконечными кодексами, нормами и законами!

Наверное, сейчас, когда прошла почти неделя с моего возвращения, я рассматриваю эту поездку, как знак – знак моей живости, знак того, что я жив! (Знакомый парень по имени Егор говорит, что «если человек входит и выходит, значит, он жив!»). Я понял, что я могу чувствовать, испытывать не две-три эмоции, а гораздо больше, и могу нравиться людям. Я понял, что во мне гораздо больше хорошего, чем злого! Я умею отвечать за свои поступки и умею помогать людям. Я живой человек, и для того чтобы это понять, мне понадобилось две недели и самый сложный роман в моей жизни!

К сожалению, когда я вернулся домой, этот светлый порыв иссяк! Здесь, несмотря на снег и тишину, всё мертво и пусто! Ничего не изменилось, и я ничего не изменил. Всё так же – и даже хуже. На море моё одиночество было слабо ощутимо – только по вечерам, когда я ложился спать. Я жил один в комнате, ко мне никого не подселили, хотя сам номер рассчитан на троих! Это состояние рассеянности ещё долго сохранилось – состояние безысходности, невозможности сбежать, невозможности отказаться! Всё было так – утро, день, вечер, и я – герой данного события, наравне с остальными героями – 260 с лишним героев! Как в романе Жоржа Перека «Жизнь, способ употребления», в котором, правда, 1467 персонажей!

Всё кончилось – море, горы, корпус «Олимп». Дороги, зелёная трава и одуванчики, шишки, дети, долгие вечера, дискотеки, — все это кончилось! Остались только воспоминания!

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: