Пехтерь вынул из кармана спичечный коробок, потряс и поднёс к моему уху: «Слышишь?»

В коробке что-то скреблось.

– И мне дай, – Верка подставила ухо. – А кто там?

– Жук-Носорог! – постучал Пехтерь по коробку. – Порода редкая! Страшный, жуть! На три треуголки колонии Камеруна у Жабы выменял. (Жаба – дворовая шпана, переросток.)

Верка вытаращила глаза: три треуголки Камеруна, это было круто!

– А посмотреть можно, – Верка от желания даже привстала на цыпочки.

– Смотрите, не жалко, – Пехтерь слегка приоткрыл коробок: огромный красно-коричневый жук высунул коленчатые лапы, потом чёрный рог и теперь пялился на нас блестящими бусинами глаз.

– Во гадость-то какая, – восторженно охнула Верка. – И ноги волосатые, как у отчима.

– Посмотрели и хватит! – Пехтерь затолкал жука и задвинул коробок.

– Чем кормишь? – спросила Верка.

– Ещё не знаю, – почесал голову Пехтерь. – В зоомагазине для жуков не продают. Он же не рыбка и не хомяк!

– Точно червей дождевых жрёт, – сморщилась Верка. – Такая же гадость, как и этот «Носорог». И ещё капусту…

– А капусту почему, – спросил Пехтерь.

– Что б червя захрумкать, – хихикнула Верка.

– Червей я враз накопаю, – предложил я.

– А я могу полкочана принести, – сказала Верка, – но завтра. Мать ещё из магазина не принесла.

– Посмотрим. – Пехтерь засунул коробок в карман и пошёл к своему подъезду, как Юрий Гагарин в телеке по ковровой дорожке после космического полёта.

– Да, – мечтательно протянула Верка, – рог видел? Во, рожище, как Останкинская телебашня! Мне такой и не снился!

Я завидовал весь вечер.

Ночью мне приснился странный сон:

«… По нашему двору бегает Жаба, который на самом деле – Жук-Носорог. Мне страшно, но я бегаю за ним. Жук-Жаба увёртывается и растёт на глазах, пока не становится размером с «Москвича» соседа Виктора Никонорыча. Вдруг Жук оборачивается и голосом нашей классной, Веры Никитичны, спрашивает:
– Чего тебе надо, мальчик? Дневник родители подписали?
– Нет!!! – ору я и просыпаюсь».

Утром мы с Веркой поджидали Пехтеря у школы.

– Глянуть дай! – попросили мы хором.

– Нате, – Пехтерь сунул нам под нос изуродованный коробок. – Ночью рогом, гад, продырявил и вырвался. Мать на кровати всё утро с поджатыми ногами просидела.

Орёт как ненормальная:

– Не поймаешь гадину – домой не приходи!

– А как я его поймаю? Он, зверюга, может, перекрытия между этажами прогрыз и подвалами в лес ушёл? Или – затаился… Я и сам боюсь!

– Да-а-а, – восторженно протянула Верка, – силища-то какая…

Если б вывести такого размером с танк, можно на войну посылать. У него же панцирь – броня, во!

– Фигня, – сказал я, – с жуком, проще простого! Надо узнать – кто таких жуков жрёт!

– Ты чего, – покрутил Пехтерь пальцем у виска, – Носорогов-то! Дураков нет!

– Курица, – вспомнил я, – эта точно склюёт! Бабка в деревне кур на топинамбур выпускает гусениц и жуков склёвывать, и с ботвы картофельной тоже. Она враз!

– У нас в кружке юннатов живая курица есть, – задумчиво сказала Верка. – Сама видела.

Возьмём шефство. Скажем, на выпас. В Покровско-Стрешневский парк будем водить! Честное пионерское! – отсалютовала Верка. – А сами к тебе, а, Пехтерь? Она жука твоего и сцапает!

– Думаешь?.. – почесал голову Пехтерь.

– Запросто, – сказал я, – но её сначала натаскать надо. На Носорога!

– Это как Никулин Мухтара, – захихикала Верка.– Она ж – курица! Куры – дуры! Только кудахчут, да яйца несут!

– Фигня, – не сдавался я, – натаскаем! Сначала на что попроще!

– Я тараканов могу принести! У нас их на кухне – тьма!

– Давай, – одобрил я. А потом ей атлас с жуками подсунем. У юннатов есть такой. Там насекомые всего Мира и Петькин Носорог. Куры они страх умные! Они в Цирке до двадцати считают.

Курицу нам в кружке юннатов дать отказались.

– Да вам не то что курицу доверить, вам и червяка дождевого ещё сто раз подумаешь, – надула губы Анечка – очкарик, старший юннат. – К тому же у нас на курицу очередь! На полгода! И дневник показывать надо!

– Во фигня, – сказал я. – Ладно! Мы таракана в носорога переделаем! Ты же Петька на Новый Год волком был!

– Был, – сказал Пехтерь! Волком быть тяжело! Я аж весь вспотел под шкурой.

– Ты вспотел, а Веркин младший – описался, когда ты его к бабе яге потащил. Поверил! И мать Пехтеря поверит. А таракан потерпит для дела. Ты же, Пехтерь, терпел.

– Короче, – подхватила Верка, – план такой: рог из пластилина, и на «БФ» таракану присобачим, а Пехтерь матери его в спичечном коробке подсунет! Не отличит ни в жизнь.

– Ну не знаю, – засомневался Пехтерь, – она этих тараканов вдоль и поперёк изучила. Травит с утра до вечера…

Таракан с рогом был совсем плох: заваливался. Ножки подгибались, глаза выпучивались!

– Не-а-а, – печально вздыхала Верка, – на Носорога не тянет! Придётся Пехтерь твоего жука живьём брать!

– Вер, может на твоего кота, Генку, – предложил Пехтерь.

– Генку не дам, – отрезала Верка. У него нервный срыв будет и шерсть клочьями вылезет!

Вот у Васьки из третьего подъезда крыса дрессированная, Барборос. Хватка как у бульдога. Год тренирует! Той – хоть бы что!

– А у Петьки собака настоящая, Лизка зовут, – вспомнил я. – Ищейка.

– Пойдёт, – сказал Пехтерь.

Васька согласился за болгарский блок бабочек, а Петька – за так.

– Во, Носорог, даёт, – вздохнул Пехтерь, – у меня уже кляссер с марками пустой!

Начали с дрессированной мыши.

– Коробок, Барборос, нюхай! – скомандовал Васька! – След, Барборос! Взять!

Крыса понюхала коробок из-под Носорога, почихала, повздыхала, вскарабкалась Петьке на плечо, закрыла глаза и заснула.

– Бабочек отдай, – сказал Пехтерь.

– Не отдам, – Васька сунул крысу в карман. – У животного шок! Он впервые на Носорога идёт! Теперь может его месяц плавленым сырком «Дружба» откармливать. Четырнадцать копеек за штуку.

Пехтерь отстал.

Лизка сразу взяла след на кухню.

– Пойду гляну, – заволновался Пехтерь.

– Не стоит, – покачал Петька головой. – Собьёшь со следа – хана.

Из кухни доносилась возня, звон посуды и чавканье.

– Во мерзость, – сморщилась Веерка. – Носорога жрёт!

– Обычное дело, – сказал Петька. Это тебе не крыса какая, а настоящая сыскная собака. У неё папа – Доберман-Пинчер был. А мать – так себе. Но нюх у Лизки зверский! Клопа под матрасом учует, ежели что…

На кухне всё стихло.
Когда вошли, Петькина собака сидела на заднице у сброшенных на пол кастрюль и доедала котлету.

– Ужин на всех, – вздохнул Пехтерь, – мать убьёт!

– Лизка Носорога заедает, – сказал Петька. – И ты бы заел такую тварь! Обычное дело. Ну, мы пошли: Петька взял под мышку пережратую Лизку и, вихляясь, поволок собаку к входной двери.

– Думаешь, Петькина Лизка Носорога слопала? – спросил я Верку.

– Если дура, то могла, – вздохнула Верка. – Но по виду не скажешь!

– Носорог, – взвизгнула Верка. – Вон!

Все замерли.

Огромный красно-коричневый жук полз по подоконнику к распахнутому окну. Замер, с треском распахнул половинки панциря, выбросил из-под них два прозрачных хрустящих крылышка и, тяжело жужжа как бомбардировщик Ту-80, грузно пошёл в сторону ближайшей многоэтажки.
И я, и Верка, и Пехтерь с коробком, и Васька с крысой, и Петька с Лизкой смотрели ему вслед.

Крыса тихо повизгивала.
Собака икала.

Отчего-то всем было грустно.

Октябрь 2013 год ( СПБ – Мюнхен)

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>