В 2000 году по заказу журнала об электронной музыке DownTown я взял интервью у трех совершенно разных, но так или иначе связанных с музыкой людей. Все три интервью были объединены темой «Музыка будущего и будущее музыки».

Разговаривал я на эту тему со следующими персонажами: известным джазовым саксофонистом и композитором Алексеем Козловым, известным клубным ди-джеем по прозвищу DJ Spy.der и известным радиоведущим Мартином Ландерсом. Все трое высказали весьма занимательные и даже в чем-то впечатляющие мнения на тему того, в какую сторону пойдет развитие электронной музыки и музыки вообще в ближайшие много лет. Отчасти их прогнозы уже оправдались. Отчасти – были привязаны к реалиям тех лет и сейчас звучат полнейшим анахронизмом и нелепостью. (Кстати, в поисках подходящих картинок я наткнулся на интересный ресурс, где пытаются собрать воедино всю клубную танцевальную культуру 90-х – журналы, диджейские миксы и прочее; сайт так и называется – Архив Девяностых, там, в частности, можно скачать самые первые номера журнала «Птюч» и тот самый первый номер DownTown, для которого взяты эти интервью).

Так вот, я решил опубликовать в Блоге Перемен все три эти интервью, потому что в них речь идет, безусловно, о переменах, хотя и в достаточно узком преломлении. Начну с Алексея Козлова. Он был первым, у кого я взял интервью для этого проекта.

kozlov.jpg

С именем Козлова неразрывно связан российский джаз 60-70-х годов. Например, в начале 60-х он проводил пользовавшиеся большим успехом джазовые вечера в кафе «Молодежное». В 1973 году – основал джаз-роковый ансамбль «Арсенал», который выпустил несколько пластинок на фирме «Мелодия» (первый альбом – в 1977 г., последний – в 1990 г.). Экспериментировал со множеством различных музыкальных стилей и направлений (от джаз-рока и фьюжн до новой волны и авангардного джаза). В начале 90-х, с распадом «Арсенала», Козлов стал писать музыку к рекламным роликам банков и прочих коммерческих предприятий (при посредстве освоенных им мультимедийных технологий). «Я одним из первых композиторов стал работать на IBM, потому что тогда все работали на Aтари, а мне привезли и дали скопировать первую версию «Кубэйса» для IBM», — говорит Алексей Козлов. В середине 90-х «Козёл на саксе» возродил ансамбль «Арсенал» и стал подрабатывать с ним, играя в клубах.

— Какой Вам представляется музыка будущего в свете мультимедиа с одной стороны и живого звука с другой?

— Для традиционных композиторов (я – член союза композиторов), для многих из них, особенно немолодых, пришествие электронной, компьютерной, так сказать, технологии в композиторскую практику означало как бы вырождение, гибель. Что вот это — убьет вообще композиторство. И логика подсказывает, что так оно и должно быть. Но, на самом деле, жизнь показала совсем другое. То есть эти вещи развиваются совершенно независимо друг от друга. Из средств массовой информации не электроника вытеснила живую музыку, живую мысль композитора, а мафия по зарабатыванию денег на этом. Дискомафия и наркомафия, которые связаны в одно целое. Потому что нужно, чтобы слушали то, что играется в дискотеках, чтоб туда ходил народ, особенно молодежь, танцевала б, отдавала б деньги и там же покупала наркотики. Поэтому мы по телевизору сейчас не видим ни джаза, ни симфонической музыки, ни рок-музыки – ничего, кроме примитивного диско, причем, такого, совкового диско, когда старые советские песни исполняются в таком электронном варианте, потому что фирменное диско, оно как-то не очень воспринимается нашими простыми людьми, а советское диско – вот эти «песни о главном» — это как раз то, что надо. Они ходят там, трясутся в дискотеках, покупают наркотики или просто балдеют. А те люди, которые это организовали, включая телевидение, собирают огромный урожай. И вся линия, так сказать, – от правительства и до торгашей – вся закуплена. Это на западе давно уже, а у нас – только что… Но технология здесь не при чем. Существует мощнейшая субкультура, существует всемирная ассоциация электронной и акустической музыки, где пишется сложнейшая электронная музыка, авангардная… Я член этой ассоциации. Мне эта музыка не нравится тоже… Это уже ненотирууемая музыка, это – шумы, но там очень изобретательно все. Это – вот такая музыка будущего, но музыка будущего для какой-то там сотой доли процента населения земли, то есть для знатоков, для каких-то эстетов. С другой стороны музыкой будущего считают то, что называют эйсид-джазом, всякие там есть рейвы, какие-то вот эти все дискотечные многочисленные направления, где все построено на секвенсорах. Есть, например, драм-н-бэйс и прочая музыка лупов. Это когда исполнителем, композитором и главным организатором является ди-джей, то есть тот, кто из этих лупов составляет… Раньше работали с секвенциями, где кольцо делалось из электронных звучаний, а луп – это кольцо, сделанное уже из живых исполнителей. То есть сейчас технология позволяет играть кольцо, сделанное живыми барабанами, живыми гитарами, и из этих лупов, как из кирпичиков, строить такую стену. И композитором является тот, кто уже из готовых лупов составляет эту музыку и ее продает людям, хотя сам он нот не знает и композитором может и не быть.

— Прошу прощения! Но ведь он сам может писать, готовить эти лупы, а потом из своих собственных лупов составлять!

— Это бывает тоже, но чаще ди-джей пользуется готовыми лупами. Среди ди-джеев тех, которые умеют писать, очень небольшой процент. И обычно, если у человека есть талант быть композитором, он в ди-джеи не пойдет. Он будет сидеть дома и писать музыку. Потому что этот талант композитора не позволит ему этот талант закопать в землю. Поэтому профессия ди-джея с композиторством, в общем, не связана. Они пользуются готовыми лупами. И потом, зачем, как сочинять луп? Луп – это четырехтактная, двухтактная штука. Чего там сочинять? Сочиняется в крупной форме. Что такое композитор? Композитор – тот, кто может сочинить красивую гармонию, мелодию на ней, и потом еще форму, то есть развитие этой мелодии. Я беру симфонию или просто джазовую композицию. Таких авторов, как Дюк Элингон и Джон Колтрейн, которые направляют мысль других композиторов. Таких рождается за столетие, может быть, несколько человек всего на свете. Вот эти – сочиняют. А то, что мы слышим на драм-н-бэйс, и на всех этих луповских технологиях и эйсид-джазовских – это простое такое секвенсорное творчество, которое рассчитано на монотонность, на медитативность своеобразную и на особую эстетику, связанную, опять же, с дискотечным времяпрепровождением, то есть не сидением в зале филармоническом и слушанием, а именно вот когда человек или танцует, или просто стоит разговаривает под это, но ни в коем случае там нет содержания. Там, в общем, сама форма, само звучание – это и есть содержание. Там форма заменяет содержание, как в любом прикладном искусстве. Например, обои – они содержания не имеют, там нет сюжета, но форма есть – бывают обои уродливые, а бывают очень красивые. И форма здесь – это содержание. И не должно быть, кстати, в прикладном искусстве содержания, иначе мы сойдем с ума. Если мы будем смотреть все время на обои, где будут репродукции великих художников, скоро у нас поедет крыша, потому что на нас будет идти все время колоссальное содержание. Все время смотреть на гениальные картины – устанешь. Можно раз в году сходить в Третьяковку, посмотреть, и этого хватит.

Значит, вот эти современные электронные направления, они стали, практически, прикладными. И прикладное подменило настоящее. То есть раньше культурой считалось серьезное искусство, а прикладное считалось субкультурой, развлекательным. В настоящее время во всем мире произошло так, что масс-культура стала культурой, а настоящее искусство – симфоническая музыка, камерная, настоящая этническая музыка, настоящий джаз, современный джаз, традиционный и рок-культура – стали субкультурой, они развиваются там. И там же развиваются традиционные формы композиторства, там же развивается и сложная электроника. Туда же попал и хип-хоп, между прочим, который в нашей стране не популярен, потому что он связан с черной культурой, а врожденный национализм нашего народа… К хип-хоперам относятся у нас приблизительно как к евреям в фашистской Германии. Об этом я хотел сказать отдельно. Хип-хоперы мне близки тем, что это – люди фанковской энергии, там фанки… Фанки вообще славянскому народу не близко, потому что это особая такая энергетика, жесткая довольно, и требующая от человека таких качеств, как реализм, жесткость в характере, самодисциплина и спортивность. Потому что хип-хопер – он либо роллер, либо брейк-дансер, либо электрик-буги. Если сделать брейкинг с похмелья, то просто сердечный приступ случится, поэтому эти люди далеки, как правило, настоящие, далеки от наркотиков, от алкоголизма. Это спортивные люди, хорошо организованные, и они, как правило, более порядочные, с ними можно договариваться, они не подводят. А если с этими дискотечными людьми договариваться, они просто-напросто все забывают, для них время отсутствует…

Алексей Козлов

— Но, кстати, хип-хоп музыка, она же построена в основном на лупах.

— Тоже на лупах, но энергетика там другая. Конечно на лупах, но вообще, по-настоящему, эта музыка должна быть живой. И чаще всего она живая бывает. То есть люди играют… Ну, где она происходит? На улицах. Ведь это же не дискотечная культура, а уличная. Но самое главное отличие: если сравнить лупы диско и лупы хип-хоперские, — она все-таки синкопированная, там очень много синкоп.

— В эйсид-джазе тоже много синкоп.

— Эйсид-джаз – да. Эйсид-джаз – это такая эклектичная вещь, там есть все на свете. Но особенно жесткие синкопы — это в бочке – хипхоперские. И что отличает хип-хоп и диско, как небо от земли: фанки был использован в дискотечной музыке еще с 60-х годов, взяли фанки и упростили его, когда бочка стала играть только на сильную долю. А у хип-хоперов и в фанке настоящем, и во всех его современных разновидностях, и эйсид-джаз туда же…

— Да и драм-н-бэйс.

— Драм-н-бэйс да – это все-таки синкопированная музыка, все-таки там есть какая-то энергетика, потому что синкопа – это энергия. Когда играется тупо, то это – тупо, это – тупой человек, он спит. Когда ему играется синкопа, он вообще-то должен и дергаться под синкопу, и ее слушать. У него просыпается какая-то другая энергия в этот момент.

— Когда вы говорили о лупе, против которого вы выступаете, вы, стало быть, имели ввиду исключительно прямую дискотечную бочку?

— Нет, я против лупа не выступаю. Это неизбежность. Это все равно, что выступать против электричества, сидя с лучиной. Бесполезно выступать, время пришло. Я просто говорю, что лупы как бы подменили композиторское творчество на массовом уровне. То есть, если бы вы взяли, например, массовую песню начала 70-х годов, конца 60-х, то есть хиповскую – там все сочинялось и игралось руками. Кэт Стивенс, Кэрол Кинг, Пинк Флойд, Дип Перпл – никаких лупов там быть не могло, там была форма, там была мелодия. Здесь невозможно уже мелодию даже сочинить. Поэтому вся современная дискотечная культура совершенно немелодична. Поэтому сейчас сошли даже такие гении сочинения мелодии, как, например, Стиви Уандер. Даже Майкл Джексон и Мадонна – это уже прошлое (самые только что модные люди), потому что у них есть какие-то мелодии. Вы сейчас посмотрите на хит-парады эти, уже искусственно создаваемые в этих биллбордах – там не найдете звезд мелодизма. Первой ласточкой, которую сожрали дискотечники, был Джино Ванелли. Его когда-то просто съесли, его убрали, потому что настолько мелодично пел человек, что это тормозило развитие этой вот пустой такой музыки. Потому что задача продавцов – продавать каждую неделю новый сингл. Если песня задерживается на две-три недели, то есть она нравится, ее слушают, и человек не приходит в магазин за новым синглом – это удар по экономике этих людей. Поэтому люди, которые способны сочинить мелодию, которая будет три-четыре недели держать человека дома, и он не пойдет в магазин, он будет все время слушать эту музыку.

Причина вырождения мелодизма – в задачах поп-бизнеса: навязать молодежи музыку без мелодии, чтобы она быстро надоедала. Она сначала нравится, а потом, смотришь – и ничего нет. Как, например, вам дают подарок – коробку, очень красивую, вы приходите домой, открываете, а там – ничего нет. Но вам было приятно получить подарок. Но если в следующей коробке будет лежать какая-нибудь дорогая игрушка, вам потому уже не нужен будет подарок, пока вы не наиграетесь. Точно также с мелодией. Сейчас невыгодно записывать и пропагандировать музыкантов, которые сочиняют надолго запоминающиеся мелодии. И неизвестно куда это приведет. То есть мелодия осталась. Мы, например, «Арсенал», играем мелодичные пьесы. Но это ушло на уровень субкультуры. И в субкультуре существует своя суб-аудитория, которая на дискотеки, в общем, не ходит, потому что понимает, что это – для дураков.

Будущее музыки представляется пока что таким, как его описал Герберт Уэллс в «Машине Времени», когда в будущем на земле настолько расслоились уже люди, что на поверхности жили богатые, которые имели все блага, а внизу жила основная масса людей, которая называлась «морлоки». Эти «морлоки» жили, как животные. У них была и своя музыка, и своя пища. И практически дискотечная культура приведет к культуре морлоков, культуре масс, этого жлобья так называемого. А деньги будут у правящих каст, которые будут слушать симфоническую музыку. Ведь новый русский, настоящий, современный, он не пойдет в дискотеку, ему это совершенно ненужно. Он будет ходить в консерваторию и строить из себя аристократа. А деньги он будет зарабатывать на том, что тупая молодежь будет покупать его вот эти поделки, которые он спонсирует. К этому идет, к расслоению общества на морлоков и на элиту. Один процент населения – элита – будет жить по всем законам, питаться хорошо, слушать настоящую музыку и ездить на хороших машинах, а у морлоков тоже будет все, что нужно для того, чтобы они были довольны. Тоже самое описано и у Оурэлла в романе «1984», но еще ярче. Дискотечная музыка лупов, которая потом упроститься еще больше (сейчас еще можно что-то встретить — эйсид-джаз какой-то такой, хотя какой там джаз, там от джаза ничего не осталось – это обломки джаза: взяли, раскололи несколько стекол разного цвета и из осколков что-то составили, вот что такое эйсид-джаз, — принципиально там не ничего нового – просто осколки, собранные в новой комбинации). А джаз будет развиваться по своим законам, в субкультуре. В виде фанки-фьюжна, джаз-рока, нью-эмоушнл-мьюзик, нью-эйдж и еще куча появится разных… И мы этим, «Арсенал», занимаемся: смешиваем авангард джазовый с электроникой, с концертами Рахманинова. И именно электроника позволяет это делать, потому что вдруг симфонический оркестр появляется – не надо нанимать, а он берется на клавишах, и звуки, разные там эффекты возникают… Это – субкультура, и субкультура сейчас развивается очень высоко, используя электронику со страшной силой, и гораздо более эффективно, чем на уровне дискотечной масс-культуры. Хотя там очень углубилась технология создания и быстрого использования лупов, и сейчас все чаще и чаще компьютер становится орудием для ди-джея.

— То есть вы совсем не верите, что среди ди-джеев есть реально талантливые люди?

— Конечно, в том-то и дело, что у любого начинания всегда есть свои таланты, и они обслуживают эту идеологию. Я ведь говорю об идеологии этого дела. Что это — музыка электронно-механистическая, механическая, музыка сэмплов, лупов и секвенций. И есть люди, которые умудряются из нее там что-то выжимать. Но это уже другая профессия. И я говорю о том, что одно другое не убивает. В том смысле, что есть композиторы, которые продолжают писать обычную акустическую музыку и ее исполнять. Другое дело, что их жизнь стала просто тяжелей, потому что они ушли в субкультуру, они там зарабатывают очень маленькие деньги, а некоторые современные композиторы и даже наши советские классики просто с голода помирают теперь, им никто не платит вообще за симфонии. Но тем не менее все это существует, каждый год проходят какие-то фестивали. «Московская осень», например. Существуют залы – Овальный зал на улице Герцена, например, и другие. Салоны, где я играю дуэтом и трио такую музыку, и – богатая публика платит деньги. Мы там играем изощренную, очень сложную музыку, и богатые люди ее слушают. И вот так мы живем. Мы не умираем за счет очень узкого круга аристократии этой, которая все больше и больше загоняет морлоков в подполье, то есть в дискотеки. И платит тем, кто делает субкультуру. То есть они содержат свой культурный круг, который ушел из Средств Массовой Информации. Чем отличается наше время от советского? Тем, что тогда людей, занимавшихся высокой культурой можно было увидеть по телевизору. Сейчас вы ничего, кроме попсы, по телевизору не увидите. Это связано с экономикой, с рекламой. Рекламодатели отстегивают большие деньги (а они отстегивают по своему вкусу). Никто не будет платить за симфонический концерт, а заплатят за появление попсы, которая будет рекламировать их сникерсы. Но, в общем-то, все равно все осталось на своих местах. Субкультура приняла то, что раньше называлось культурой, и это существует прекрасно.

Я думаю, музыкой будущего всегда будет то, что доступно массам, а массам будет доступно, как показывает последнее десятилетие, то, что им навяжут бизнесмены. Они довели сейчас масс-культуру уже почти до полного примитива, но, думаю, что будет еще более примитивно. Потому что современная диско-культура убила пост-панк – очень красивую музыку (там Хьюман Лиг, Депеш Мод, Стинг). Даже Стинг стал субкультурой, явной совершенно, и Энни Ленокс – все они ушли в субкультуру, и молодежь уже даже их не знает. Битлз убиты давным-давно – гении. В ближайшее десятилетие музыка станет еще примитивней.

Я могу только профантазировать: сама по себе музыка будет уже составной частью какого-то интерактивного действа, связанного с Интернетом, с каким-то видео-экраном, где люди будут тусоваться уже не под музыку, а под видео-изображение. То есть компьютерная технология музыку отведет на задний план, музыка станет частью еще какого-то времяпрепровождения. И я думаю, что наркобизнес настолько усовершенствуется… Он неистребим… Закуплено все правительство, все высшие чины, поэтому не борются с ним, а делают вид только… Сведется к тому, что новые наркотики появятся – если говорить о музыке будущего, скорее надо говорить о том, какие наркотики появятся. Я думаю, что дело перейдет от, действительно, наркотиков, к галлюцинагенам. Ведь, если вспомнить 67-68-й год, когда рок-культура, так сказать, была в расцвете, когда начались массовые, такие медитативные, психоделические сборища хиппи в Хейт Эшбори (там был такой «зеленый театр»), где играли «Гретфул Дэд» или «Джефферсон Эйрплэйн», играли по 14 часов одну пьесу, тогда все принимали ЛСД, а не героин и не морфин и не всякие другие дела. ЛСД – это галлюциноген, очень сильный, поэтому его и запретили в США, поэтому и возник андерграунд-рок, весь эйсид-рок. Ведь эйсид – это именно ЛСД, кислота. Именно галлюциногены и другие лекарства, позволяющие общаться на экстрасенсорном уровне, когда телепатия начиналась, люди начинали чувствовать друг друга и животных, и попадали в прошлое и будущее под эту музыку при ЛСД. Именно это, очевидно, будет страшным будущим дискотечной музыкальной культуры, если изобретут не такой опасный препарат, как ЛСД. Музыка будет совсем на заднем плане, там ритм один останется, и это будет еще совмещаться с какими-то эффектами, связанными с компьютерными технологиями… Короче говоря, музыка станет частью виртуального развлечения.

— И последний вопрос. Какую роль, как вы думаете, будет играть терменвокс в музыке будущего?

— Никакой не играл и не будет. Это изобретение такое, гениальное, но не нужное никому. Я думаю, что в том виде, в каком это сейчас существует, это вещь в себе. Она не нужна людям и никто не будет этим заниматься, кроме каких-то отдельных фанатиков. Импровизаторам это не надо, джазменам это не надо, электронщикам это не надо. Термен был гениальный кэгэбэшник и гениальный изобретатель. Гениальный был человек. Были такие изобретения, которые ничего не дали…

Продолжение темы (интервью второе, DJ Spy.der)

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: