Изъятия-купюры (<...>) в своих текстах я начал делать давно, лет через 15 после начала своей трудовой деятельности – как только понял, что от совдепии ничего добром не добиться.

Сначала, да и потом, считай всю жизнь, писал рапорты: предлагал, убеждал, увещевал, угрожал даже. Но всё впустую, ничего не добился. Мои начальники всякий раз на кривой меня объезжали. Обещали, но не делали.

Я продолжал работать и ни одной из своих угроз не выполнил; начальники были не слишком умные, но это просчитали. Им легко было держать меня на крючке: то на демонстрацию не вышел, то на собрание не явился, политграмотой пренебрёг, на работу опоздал, с бутылкой на рабочем месте застукали, а то и вовсе запил и ушёл в загул.

Загулы случались нечасто и, в общем, ненадолго, но были. Часть этих своих приключений я описал в «Благословенной Земле», в «Круге… (см. «Маргиналы» и в «Бездорожье» («В поле. Большие будни», «Фатальная хроника одного месторождения» и др.).

Впрочем, какую-то свою долю признания я всё же получал регулярно: премии денежные, часто урезанные за какой-нибудь прокол, благодарности обычные, потом грамоты «ударника коммунистического труда»…

Под конец даже медалью наградили – ветеранской. Всё это в какой-то мере обесценивалось тем, что было обычной для совдепии практикой «в порядке очереди». Если не было очень уж крупных, документально зафиксированных нарушений, то когда подходила очередь, тебя обязательно награждали.

В своей экспедиции я не знал ни единого пьяницы, развратника и бездельника, кто бы остался без такой же точно, как у меня, ветеранской медали за выслугу лет. Назавтра его могли сместить с должности за несоответствие или даже уволить, но сегодня подходил срок – и вот он уже орденоносец.

Я сам дважды выгонял с полей откровенных лодырей, отсидевших в палатке время своего маршрута, а после пытавшихся сдать мне маршрут камнями, набранными где угодно, чуть ли не из реки. Это проступок, за который дисквалифицируют, увольняют с запретом дальнейшей работы в этой профессии. Но фокус в том, что это «очередник»: и вот – я возвращаюсь с полей, и в клубе, где в торжественной обстановке отмечается общий праздник окончания полевого сезона, наблюдаю, как награждают премией моего тунеядца, парадно одетого и при галстуке.

*
Когда я понял, что до главного результата, до смыслового итога наших работ совдепии нет абсолютно никакого дела, я и стал творить купюры, особенно когда несправедливо и сильно обижали: замалчивать найденные рудопроявления и рудные точки, газо- и нефтепроявления, гидрохимические аномалии, артефакты древних аборигенов, часть главных выводов по геологии и тому подобное.

Один свой лист (N-57-VIII) я вообще изъял из отчёта; я не обязан был его представлять, его создание было исключительно моей личной инициативой, как и два предыдущих. Тогда я ещё надеялся выдать свой основной труд – обобщение по геологии всего Камчатского полуострова (см. «Гласъ вопиявшаго» в «Бездорожье»), там бы всё было. Но теперь я понимаю, насколько наивна и несбыточна была эта надежда.

<...>

Если бы поменять порядок работы на листах и N-57-XV был бы последним, то, скорее всего, в середине-конце 80-х гипербазиты в передовом фасе Валагинского хребта я бы уже не отдал, и в структурном плане Камчатка оставалась бы такой же, как и до меня.

Может, и родонит не отдал бы, хотя вряд ли – уж больно много шуму вокруг него было; сравнивали с цейлонским, кажется, не в пользу последнего. Северо-Мутновское золото-серебряное с полиметаллами месторождение, возможно, тоже могло начаться с меня, во всяком случае, моя заявка о находке молибденита в левых истоках Паратунки была первой. Главным геологом в экспедиции был тогда Ю.И. Харченко, с ним и подавали. В ГСЭ заявку проверяли, но ничего не нашли – и я знаю, почему.

Они маршрутили там в конце июня, когда все врезы были забиты снежниками, я – в конце сентября, когда от снежников оставалось не больше трети в самых истоках.

*

Совсем недавно выяснилась ещё одна оскорбительная для меня новость. Местной соцзащите понадобилось заглянуть в мою трудовую книжку. Когда заглядывали, оттуда выпала бумажка с надписью «уволен по сокращению численности». Не по моему желанию, как было на самом деле, и даже не в связи с выходом на пенсию, нет – меня просто сократили, за ненадобностью. Я об этом не знал, такое мне и в голову не приходило. Тем более, что перед этим предлагали продолжить работу в прежнем качестве. Только я не согласился – надо было вывозить детей, да и самому отогреться, наконец, под южным солнцем.

И последнее. За 2-3 года до пенсии народ примерно одного со мной возраста вспомнил о том, что и пенсионеру тоже где-то надо жить, если он собирается с Камчаткой распрощаться. В ГСЭ организовали кооператив, местом застройки выбрали Ставрополье. Я, как узнал, тут же туда вступил. Началось строительство. С нас брали деньги; цифр я не помню, но помню, что приходилось лезть в долги, выкраивать и тянуться. Это были чёрные 90-е, все знают, какими они были. Строительство шло со скрипом и остановками, и к 94-му году, когда я вышел на пенсию, никакой ясности с этим не было. Я выбрался на Кубань к матери (см. «Круг Земной…»). В 95-м я узнал, что делами кооператива заведует теперь Боб Долматов. Мы всегда были с ним в хороших приятельских отношениях, и я тут же ему написал. Ответ пришёл быстро. Вот его суть: если я хочу на что-то рассчитывать, с меня требуется миллион рублей, причём срочно – приехали! Надо было доучивать детей, на работу нигде не брали, хотя я почти год скитался по биржам и уже почти соглашался на дворника. Все мои доходы – пенсия, какой уж тут миллион… Оставалось только передать привет Ставрополью с хутора Редант, потом Покровского. Но я не стал этого делать…

*

Близких друзей, кроме Серёги (см. «Бездорожье»), у меня по жизни не было, единомышленников, в общем, тоже, кроме двух-трёх моих ребят и приятелей–геологов из совсем другой экспедиции (ГСЭ). Старшие коллеги и коллеги-ровесники чаще стояли в открытой оппозиции, младшие коллеги, как позже выяснилось, тоже, только скрытно. Когда они сами стали начальниками, в том числе и надо мной, они на мне отыгрались. Я их понимаю. Всю жизнь провалять дурака, занимаясь почти глупостями, не стать профессионалами в деле, которое выбрали (отчасти, правда, не по своей вине), – такое может придушить кого угодно. И всё же зависть – это плохое качество.

*

Так вот и отшумели мои без малого 37 лет трудовой жизни на Камчатке. В этих верхних абзацах почти сплошь мрачные краски. Но это вынужденно, правду надо высвечивать, хотя мне самому не очень-то приятно. Только это далеко не вся правда.

На самом деле я был и остаюсь оптимистом. То были годы моей молодости и зрелости, и в них всегда, как и сейчас, преобладала радость: от того, что я живу полнокровной жизнью, работаю в удовольствие и с осознанием собственной значимости в том, что делаю. Я негодовал, но недолго. Гасил обиды в вине, но поднимался. Звала работа, и я работал. Это и было моей радостью, и я ни капельки ни о чём не жалею. Доведись начать сначала, всё повторилось бы, боюсь, с теми же моими ошибками и просчётами.

*

Я давно завязал с геологией, в очередной раз сменил профессию, и теперь у меня другое ремесло. Но купюры я продолжаю делать, правда, совсем по другим причинам. Главная из них – я пытаюсь вернуть людям книгу (см. «… Непроезжий Путь». 10. Чёрный понедельник»). Для моих книг издатель не находится, и купюры появляются как раз по этой причине – в критически важных местах, как в детективе. Такой вот я придумал «маркетинговый» ход; вероятно, это вершина моих деловых способностей. Я убеждён, что такие книги людям нужны, и уж в них-то не будет ни одной купюры.

Хотел бы я знать, что нужно действительно ответственному издателю, чтобы заинтересоваться и издать книгу.

Мой знакомый нашёл мне 7 адресов издательств (Изд. дом «Амфора»; Изд-во «Аст»; «Вече»; «РИПОЛ классик»; «ЭКСМО»; «Центрполиграф»; Изд. дом «Питер»). Я заслал туда «Эскиз блога», это моё «собрание сочинений».

Ни один из издателей мне не ответил; темы, затронутые в моих текстах, их не волнуют. Думаю, это к лучшему; что их волнует, я не знаю, только вряд ли это интеллектуалы, видимо, ближе к обычным торговцам. Пользуюсь случаем и приношу им свои извинения за беспокойство.

Чиновники, торговцы, коммерсанты… будь все они неладны. Из-за них никак не получается послужить моему Отечеству сполна.

Два чувства дивно близки нам –
В них сердце обретает пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А. С. Пушкин

*

Мне неловко, со стороны выглядит почти как взятка, но я не могу не сказать спасибо Игорю Фунту, редактору «Перемен» – он иногда снабжает меня адресами куда более отзывчивых издательств. Это моё искреннее ему спасибо.

Правда, с «Эскизом блога» нарисовалась одна непонятная для меня забота – я никак не могу его опубликовать, хотя в «Русском поле» мне даже дали «страницу». Какие-то соображения у меня на этот счёт есть, но они не кажутся мне серьёзными. Мне это странно и очень неудобно; люди спрашивают, а я могу на этот счёт их просветить только если вручу ксерокопию.

*

Нечего скрывать, я и себе хочу помочь. Конечно, я могу по-прежнему мыться в тазике, топить дровами печь и обходиться без сантехнических удобств – не так это страшно. Но как-то не очень честно. До смешного доходит: в текст «Путешествие в Су вэнь» я поместил три своих рисунка, они там нужны, но сделаны карандашом; так вот, рисунками придётся пожертвовать – по той простой причине, что у меня нет тонкого чёрного геля, чтобы довести их до приличного вида. Это будет уже вынужденная купюра.

Есть и ещё один вид как бы «купюр», но это не изъятия, напротив, это пополнения (<...>). Мои тексты более или менее регулярно дополняются новыми вставками, и их уже много.

*

В 94-ом году прошлого века я вышел на пенсию и осел на Кубани. И с тех пор я не видел ни единого дня отпуска. Никогда такого не было за те почти 40 лет, что я работал на северах. Я начал физически уставать (см. «Ожидание») – мне надо просто отвлечься, передохнуть, сменить обстановку, удочку в речку забросить, с людьми пообщаться… И всё это невозможно, для меня невозможно, как, наверно, и для любого другого стандартного пенсионера.

При царе были «Абрамцево», в гостиных принимала и поила чаем графиня фон Меккъ или княгиня Шаховская. Не всем везло, конечно, тем не менее. В совдепии было «Переделкино» и куча всяких-разных домов отдыха.

Теперь – ничего похожего, сплошная коммерция: какие-то хосписы, кемпинги, цены, от которых оторопь берёт. Везде торгаш и только то, что может предложить торгаш. А что он может предложить, тем более при личном, «наградном», эксклюзивном, так сказать, скудоумии, оставившем ему единственную в жизни цель – любой ценой урвать побольше? Да ничего, кроме стандартного набора из какой-нибудь Франции или Италии: голые бабы, водка, сауна, рулетка, услуги голубых и розовых, рок-металл…

И куда податься? Мечта – посетить Скифию, Крым, но и самому смешно становится, когда подумаешь, хотя Крым рядом.

*

Postsciptum. Спешите, господа. Мне много лет. Останетесь с купюрами. Мои дети достаточно бестолковы, чтобы что-то здесь исправить к лучшему. Мои зятья такие же неумехи, как и мои кровные. Большинство WEB-публикаций последних лет обнародованы с купюрами, часть текстов вообще не высвечена, и «детективная составляющая» здесь уже ни при чём – таков мой способ протеста и борьбы с глобальной NET-барахолкой. Самого ценного – сущностного! – я туда никогда не отдам. Целым и цельным может быть только книга.

4.04.2016. х. Покровский

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>