Одна из телепередач Игоря Волгина под рубрикой «Игра в бисер» была посвящена творчеству Сергея Есенина.

Передача всколыхнула мою уже такую давнюю влюбленность в его стихи.

Разумеется, речь идет о лучших стихах, лучших в моем восприятии. Кроме того, я испытываю к Есенину чувство горячей благодарности. И вот за что!

В школе я без запинки бойко декламировал пушкинское «Мороз и солнце, день чудесный» и с пафосом лермонтовское «Погиб поэт, невольник чести». Но душа моя при этом не волновалась. Взволновалась она в год, когда Есенин еще оставался под запретом. Мне, ученику девятого класса, дали переписать тетрадочку со стихами опального лирика. Я там прочел стихотворение о корове:

Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах…

И с этой минуты блаженно заболел поэзией. Мне ее открыл Есенин.

Сказанное не означает, что я в слепоте своей не вижу его синтаксических неловкостей, переизбытка узкоместных диалектизмов, сомнительных метафор и прочих изъянов, дающих снобам повод отрицать литературные достоинства поэзии Сергея Есенина.

Таким зоилам напомню аксиому: оценивать творцов надо по их высшим достижениям. Если снобы не видят таковых у Есенина, тем хуже для снобов.

Заочно мысленно и я принимал участие в дискуссии, затеянной Игорем Волгиным.

Там был задан примерно такой вопрос: все ли свои смыслы выразил Есенин в стихах до рокового декабря 1925 года?

Я думаю — да.

Ведущий всячески подчеркивал, что именно в последний год своей жизни поэт написал лучшие свои стихотворения.

Я бы сказал иначе: в этот год он не писал ничего «проходного», малозначительного. Значительное — наряду с «проходным» — он писал в предыдущие годы, начиная с 1910-го.

Был задан и другой вопрос: а стал бы Есенин большим поэтом, не будь в России грандиозного большевистского апокалипсиса?

В противоположность участникам телеобсуждения отвечаю с полной уверенностью: конечно, стал бы!

Наверное, он написал бы и что-то иное, но это иное было бы столь же замечательным. Врожденный талант и личностные особенности мировосприятия все равно требовали бы своего воплощения в любых исторических и житейских обстоятельствах. Могли бы появиться иные внешние темы, но не глубинные смыслы. Более того!

Наверное, не случись октябрьского переворота, Есенину не пришлось бы какое-то время петь в унисон с восторжествовавшей идеологией: «Мать моя — родина, я — большевик!». И наверное, он избежал бы постыдно разухабистого антирелигиозного кощунства. Хорошо еще, что он не долго усердствовал в такого рода недостойном конформизме. Расплатился за него поэт тяжелейшим разочарованием.

Повторяю: Есенин стал бы ярким явлением поэзии при любом, но только бесцензурном, но только не людоедском политическом режиме.

В мою пользу говорит тот факт, что еще при царе в 1910 году он написал несколько изумительных сугубо есенинских стихотворений, среди которых просто поражает шедевр, состоящий всего из четырех строчек:

Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Кленёночек маленький матке
Зеленое вымя сосет.

Здесь уже весь Есенин с его миролюбованием и с его имажинизмом

Подумать только: это было написано пятнадцатилетним парнишкой!

Теперь я позволю себе немного отступить в сторону. Участники «Игры в бисер» цитировали стихи, восхищение которыми я вполне разделяю. Но в силу моей ревнивой любви к поэзии Есенина мне доставляет особую радость показать то прекрасное в ней, которое не было замечено и оценено по достоинству этими, да и не только этими людьми.

Долгие годы — от двадцатых до шестидесятых — критики ничтоже сумняшеся причисляли Есенина к ряду крестьянских поэтов. Мне такой взгляд на него представляется явно недостаточным, да и попросту поверхностным. В его стихах занимают крайне мало места крестьянский труд, быт и нравы. Для Есенина в крестьянстве существенна его органическая связь с землей, жизнь среди всего живого — будь то деревья, травы или животные. Поэтому «Сорокоуст» и «Я последний поэт деревни», были бы написаны в годы любой индустриализации — хоть советской, хоть капиталистической.

У поэта бытийственное родство со всем природным:

И мыслил, и читал я
По Библии ветров,
И пас со мной Исайя
Моих златых коров.

Для Есенина Исайя — не столько пророк, сколько родной прадедушка, распространяющий свою святость и на природные стихии, и на домашних тварей. Наверное, смелый для коров эпитет «златые» выбран потому, что они дороги сердцу поэта и священны для него. Судя по стихам, человек у Есенина вызывает явно меньше сострадания, нежели столь любимые им животные.

У каких других стихотворцев вы найдете равное по эмоциональной силе сопереживание боли и смертной муке живой твари?! Перечитайте, пожалуйста, «Песнь о собаке», «Корову» и «Лисицу». И когда услышите сугубо есенинский призыв «Помолись коровьим вздохом», не сочтите это просто метафорической дерзостью! Я убежден, Есенин во вполне реальном коровьем вздохе слышит большую молитвенную глубину, чем в молитвах грешных человеков.

Мало кто в столь ранние годы прозрел скорбный «путь всякой плоти»

Обратите внимание: «Подражание песне» написано в пятнадцать лет. А там в молоденькой деревенской красавице чудесно играет женственная жизнь. И что же?!

В пряже солнечных дней время выткало нить…
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон
Все мне чудится тихий раскованный звон.

Неожиданный и столь музыкальный эпитет «раскованный» полон смысла, крайне необычного для такого юного стихотворца.

Вот еще одно поэтическое высказывание Есенина, думаю, заветное: «Жизнь — обман с чарующей тоскою». На поверхности — нечто вроде фразы из расхожего мелодраматического романса. А я вслушиваюсь в эти слова и соглашаюсь с ними: «Истинно так!»

Невольно вспоминается горький лермонтовский вывод:

А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг
Такая пустая и глупая шутка!

Вполне очевидно, что у Есенина не столь однокрасочная оценка человеческой жизни

Два из числа самых высоких его шедевров — «Не жалею, не зову, не плачу» и «Отговорила роща золотая» — исполнены не только особой есенинской красоты, но и преждевременной мудрости. Бренность, столь быстрая преходящесть всего живого и глубинная, полная сострадания любовь к нему — это, пожалуй, самая существенная и самая мучительная из есенинских тем.

Меня просто сводят с ума своими печальными чарами две его строки:

Тихо под трепетом ангельских крыл
Звонят кресты безымянных могил.

В тайниках своей души Есенин религиозен. И не о вероисповедании здесь речь, а о чувстве извечной ограниченности и бытийственной недостаточности земной жизни.

Иначе откуда вырвалось бы такое признание:

Душа грустит о небесах,
Она не здешних нив жилица.

А в финале этого стихотворения возглас:

О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину!

Как о чем-то общепризнанном говорят о язычестве Есенина

Думаю, это суждение идет по касательной к истине. Язычество — это многобожие, поклонение идеалам, обожествление стихий. У Есенина же встречается обращение к ним в духе народной поэзии — и не более того. Нет, у него не язычество — у него небывало острое чувство родства именно со всем теплокровным, со всем животным и древесным, со всем, в чём струятся жизнетворные соки.

Лишь у немногих одаренных натур это полное любви родство обретает чувственный характер, а у гениального Есенина в иные мгновения — даже эротический, но, разумеется, внесексуальный. Поразительно, что эссеисты и критики проглядели стихотворение, которому ни по теме, ни по уникально есенинской метафоричности, ни по глубинному смыслу не найдешь подобного, уверен, во всей мировой поэзии. Сказать об этих стихах — новаторские, значит, оценить их как-то технологически и скупо до убогости.

Этот шедевр — не об умозрительном слиянии с природой, не о растворении личности во Вселенной. Здесь нам явлено небывалое озарение, выраженное с безоглядной откровенностью в классически прекрасных по своей образной гармонии стихах.

В них потрясает чувственная и вместе с тем сверхчувственная любовь к свежему снегу, к женственным ивам и березам, любовь, которая переходит в завороженность ими и преображается в глубокую визионерскую грёзу. И начинается это стихотворное чудо с простой естественной фразы: «Я по первому снегу бреду».

Прочтите эти шестнадцать строк — и вы проникнитесь гениальным есенинским озарением, к которому благодарно приобщится каждая открытая и человечная натура.

30 января 2012 г.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>