О книге: Чанцев А. Желтый Ангус. М.: ArsisBooks, 2018.

Не стану скрывать: для меня именно проза Александра Чанцева — самое любопытное из написанного им. Книга с загадочным названием «Желтый Ангус» — наиболее полный на сегодняшний день сборник его рассказов.

И хотя автор в большей степени известен как японист и литературный критик, а не прозаик (его литературоведческие работы удостаивались десятков отзывов), есть основания считать именно художественные тексты своеобразной точкой отсчета для его письма.

Во всяком случае, первой книгой Чанцева стал сборник рассказов «Время цикад», вышедший в 2008 году в издательстве «Franc-tireur». Эти тексты, написанные еще в начале нулевых, были переизданы в 2012-м, но, кажется, так и остались непрочитанными. Теперь на них обратило внимание издательство «ArsisBooks», однако в новом томе они выполняют совсем иную функцию: это почти воспоминания, не столько автобиографичные, сколько литературные. Составляя первую часть книги, ранние рассказы как бы подготавливают к прозаическим текстам Чанцева, написанным пятнадцатью годами позднее и публиковавшимся только в периодике.

Аннотация подсказывает, что книга разделена на две едва ли не противостоящие друг другу части: провокативно-грубые рассказы о жизни экспатов в Японии и неторопливые, тихие эссе, почти лишенные сюжета. Это дробление на две половины (к слову — почти равные по объему) в равной степени оправданно и условно. Отделяясь от ранних рассказов пятнадцатилетним барьером, проза второй части, объединенная под заголовком «Гумусовый горизонт», в каком-то смысле оказывается способом осмыслить причины появления тех старых, полузабытых самим автором текстов.

Только рассказчик теперь бродит в тумане, постоянно сбиваясь с пути и пытаясь разобраться, был ли какой-то путь. И в свою очередь, в новеллах «Времени цикад» то и дело попадаются целые абзацы, напоминающие будущее размеренно-рефлексивное письмо. И все это — как и через пятнадцать лет, под аккомпанемент тех же Doors и U2.

Строго говоря, жизнь экспатов описывают только два рассказа из «Времени цикад», и действительно вызывающей выглядит лишь самая первая новелла, блестяще выстроенная композиционно и заставляющая вспомнить Буковски, Лимонова и еще многих литературных enfants terribles.

Уже второй текст «Мария и снег» (один из лучших в книге) указывает на то, что перед нами автор, для которого особую важность представляет вовсе не заигрывание с контркультурой, а стиль. Этот полуфантастический апокалипсис, где мир оказывается погребен под снежными хлопьями, складывается из почти импрессионистких образов.

После этих метафор следующая глава — «Снежные цветы на ветру танцевали», описывающая попойки русско-корейско-американских экспатов, начинает казаться каким-то неуместным и затянутым недоразумением. Однако странным образом эти пьяные похождения окажутся «реабилитированы» второй частью сборника, представ одним из способов заполнения той пустоты, которая ужаснет и заворожит рассказчика «Гумусового горизонта». Словно зыбкий мост в то время, когда придет понимание, что «стены осажденного города разрушены, но за ними ничего нет».

Пожалуй, главным текстом второй половины книги является самый объемный — «У тишины, или СССР 2013», объединяющий воспоминания о детстве, пронзительные мысли об умирающих родственниках и мрачноватые размышления о современности. Порой этот стиль кажется излишне вычурным, изобилующим гротескными аналогиями («щелчок открытия, как Больший взрыв, шипение углекислого газа, как вкрадчивая мелодия Гамельнского крысолова»), но рассказчик настаивает на том, что будет говорить именно так.

В конце концов, все это многословие рассыплется в блаженную тишину, в безмолвие, которое только и умеет, что шириться, расстилаться и поглощать любую речь. Огромная тень, которая в конце концов скроет крохотную фигурку отбрасывающего ее. Вернее сказать: не отбрасывающего, не прячущегося больше в бесконечных разговорах, а теперь уже наоборот — принимающего тень тишины. Заключительные тексты книги составлены из разрозненных миниатюр и афоризмов. Отступов и молчания здесь едва ли не больше, чем слов.

Короткие предложения, которые, кажется, можно перетасовывать как карты, нарушая последовательность и спаянность значений. Или все-таки нельзя? Эти настоянные на молчании (неужели Чанцев и вправду не писал прозы целых пятнадцать лет?!) фрагменты вполне могли бы быть опубликованы по отдельности или, например, по одному на страницу, но спресованные вместе они производят какой-то иной эффект.

Здесь автор, для которого казалось привычным балансировать на грани сюжетного повестования и эссеистики, выходит на те пустоши безмолвия, где когда-то блуждали Владимир Казаков, Беккет, Дефоре. Впрочем, среди чередующихся образов второй части есть и текст, словно отсылающий к ранним новеллам — это «неуместный» рассказ «Легкий Фродо», внезапно возвращающийся к нарочитой сюжетности и бытовым диалогам. Но благодаря ему структура сборника становится похожей на графический знак инь/ ян.

И еще какая-то странная игра чисел (или ирония верстальщика). «Гумусовый горизонт» начинается на странице под номером 112 и занимает ровно 112 страниц, рождая полуаллюзию не то с вавилонским пленом, не то с телефоном службы спасения.

Таким же полустертым шифром, кажется, предстает тут и Ангус — не то герой ирландской мифологии, не то стареющий бродяга из стихотворения Йетса, блуждающий теперь уже не в зарослях орешника, а в «желтых кирпичных снах». Пытающийся вспомнить и порой даже вспоминающий себя в переливах молчания.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>