В споре с расхожим пониманием феномена

Напомню популярное определение этих антонимических понятий:

сказавший «Бутылка водки наполовину полна» — это оптимист,
а сказавший «Она наполовину пуста» — это пессимист.

То есть оптимистический или пессимистический взгляд на вещи определяется природной предрасположенностью человека — только и всего.

Это полушутливое-полусерьёзное высказывание очень популярно у нашей образованной публики и считается исчерпывающе мудрым.

Что касается меня, то я здесь вижу не столько понимание феномена, сколько его успокоительное упрощение.

Процитированная выше «бутылочная» дефиниция с юморным равнодушием уравнивает две противоположные, но одинаково абстрактные субъективности в абстрактной ситуации.

А ведь реальная жизнь всегда конкретна. И конкретизируя «бутылочную» дефиницию, я сразу бы спросил о размере ёмкости: о «чекушке» речь, или о пол-литре, или о полутора литрах.

Скорее всего, имеется в виду классическая поллитровка.

Допустим, на неё смотрит глубокий меланхолик — «ботаник», легко пьянеющий и от четверти стакана сорокоградусной. Ему захотелось захмелеть, и 250 г водки, разумеется, наполнят его взгляд на бутылку радужным оптимизмом. Напомню, перед нами вечно печальный человек, явный пессимист. Но ведь в данной ситуации он оптимист, коли столь оптимистически оценивает свою ближайшую перспективу.

А вот такое же количество водки в такой же по объёму бутылке рассматривает врождённый весельчак, душа компании, успевший благодаря многочисленным питейным застольям стать отпетым алкашом. Чего хорошего ждать ему от этих жалких 250 граммов? При отсутствии финансовых средств несчастный неизбежно впадёт в глубокий питейный пессимизм.

Кто же он? Оптимист или пессимист?

Надеюсь, я показал, что не следует путать весёлую или печальную натуру человека с его пессимизмом или оптимизмом. Так, корифей философского пессимизма Артур Шопенгауэр отличался богатым жизнелюбием. Оптимизм-пессимизм — это оценки той или иной ситуации и вытекающих из неё последствий, близких или дальних. Это прогностические заключения, положительные или отрицательные для того или иного субъекта.

Существенно отметить, что эти оценки могут быть основаны только на поверхностных впечатлениях, на эмоциях или сторонних внушениях, а могут быть основаны на знаниях, опыте и на собственном анализе ситуации. В свою очередь, анализ может быть поверхностным или глубоким, далёким от истины или близким к ней.

Скажем, больному исход его хвори может представляться в оптимистическом свете, а лечащему врачу — вовсе не так. Разумеется, бывает и наоборот. В любом случае оценка настоящего специалиста, как правило, куда ближе к истине, нежели оценка его пациента, пусть даже читающего литературу по теме.

Сделаю некоторые выводы. Пессимизм-оптимизм не могут быть абсолютными; они ситуативны, относительны и, разумеется, субъективны. Ведь как это ни странно, находятся люди, которые оптимистически смотрят на перспективу гибели мира.

В свете сказанного выше мрачное или радостное восприятие жизни совсем не всегда тождественны пессимизму-оптимизму, хотя могут быть следствиями пессимистической или оптимистической оценки ситуации и перспектив её развития.

Один известный политкомментатор гордо заявил: «Я — зоологический оптимист!», и у меня невольно возник вопрос: «А может быть, зоологический недоумок?» Мой друг, физик и литератор Александр Багмет высказался по этому поводу так: «Абсолютный оптимист похож на человека, неизменно переходящего улицу с закрытыми глазами». Будучи всегда уверен, что с ним нигде и никогда ничего плохого не случится.

По преобладающему основанию (источнику) «оптимизма-пессимизма» я разделяю их на две категории: рациональный и иррациональный.

Рациональный оптимизм (или пессимизм) основан на собственном или историческом опыте и его анализе, по-научному независимому от эмоций и личностных предпочтений. Иногда прийти к окончательному выводу помогает также интуиция.

Иррациональный оптимизм-пессимизм основан на эмоциях, личностных симпатиях-антипатиях, а также — на стороннем внушении.

Обе категории оптимизма-пессимизма могут быть близки к истине (такие я буду называть реалистичными) или далёкими от неё (их я буду называть ложными).

Иррациональные оптимизм-пессимизм, как правило, оказываются ложными, поскольку не проверяются разумом: ведь в этом случае человек стремится найти не истину, а соответствие своим предпочтениям, чувствованиям или привычным представлениям.

Рациональные оптимизм-пессимизм куда чаще бывают реалистичными, вполне очевидно, почему. Однако могут оказаться и ложными по двум причинам: искажённым данным для анализа или существенном их недостатке.

Этот недостаток данных при определении перспектив почти всегда восполняется надеждами — в силу природной склонности большинства людей.

А ведь на самом деле недостаток данных мог бы при рациональном подходе восполняться не только надеждами, но и опасениями.

Чем больше знаний о ситуации, тем логичней и глубже их анализ, тем меньше места остаётся для надежд или опасений.

Пессимистические оценки и «упаднические насторения»

Давным-давно, не менее двухсот лет тому назад, широким массам Запада и прежде всего русским непонятным для меня образом было внушено такое представление:

пессимистический взгляд на общественные или личные перспективы неизбежно ведёт к пассивности, уходу от всякой борьбы, ослаблению воли к жизни, а то и к самоубийству.

Да, так бывает, и не так уж редко.

Но бывает и совсем иначе. Напомню о жадном жизнелюбии и страстном творчестве Артура Шопенгауэра, образцового пессимиста в оценке перспектив человеческой жизни.

Проследите за жизнью своих знакомых, вспомните всё правдивое из прочитанных вами книг, и вы убедитесь, что и на оптимистическую, и на пессимистическую оценку той или иной ситуации эмоциональные и поведенческие реакции разных людей могут быть и бывают очень различными, такими, как упадок духа и подъём духа, смирение, ирония и самоирония, цинизм и фатализм… всего не перечислишь.

Вот вам воображаемая ситуация, «приближенная к реальности».

Группа наших разведчиков попадает в засаду. Они окружены превосходящими по численности и вооружённости противником. Помощи ждать неоткуда. Разведчики, люди опытные, оценивают свои перспективы трезво, то есть пессимистически. Как они себя ведут? Возможно, находится трус, надеющийся спасти свою жизнь, сдавшись в плен; у других достаёт мужества, и они решают «погибать так с музыкой». А кто-то надеется на чудо и, не вступая в бой, укрывается в какой-нибудь ямке, где его неизбежно ждёт выстрел в упор.

Как видим, очень по-разному ведут себя люди даже при одинаково пессимистической оценке одной и той же ситуации.

Советский оптимизм — оптимизм во что бы то ни стало!

1. Смысл его пропаганды

Он «прост, как правда» (цитирую Максима Горького). А можно сказать грубее: он проще пареной репы. Учтём, что массовое сознание относит оптимизм-пессимизм ко взгляду на всю человеческую жизнь.

Любая власть (исключений не припоминаю) ждёт от людей беспрекословного, а это значит бездумного повиновения, чтобы править ими без лишней мороки и не ожидая подвоха вроде заговоров, демонстраций, протестов или, не дай Бог, бунтов.

Человек, живущий плохо и бедно, но зато убеждённый, что завтра он вместе со всей страной будет жить лучше, способен долго терпеть и ни на что не роптать. Значит, он не представляет ни малейшей угрозы для существующей власти.

Сказанное относится и к сугубо личной жизни. Всякое недовольство может подвигнуть к размышлениям, а от них до вольнодумства — один шаг.

Поэтому для всякой власти желательно, чтобы оптимизм был тотальным, всеохватывающим. Судя по её действиям, это было одной из важнейших целей советской пропаганды. Малейшее сомнение в правильности действий партийных властей рассматривалось как проявление пессимизма, а пессимизм — как вредоносная социальная патология, которую необходимо всячески искоренять.

2. Тайна побед советской пропаганды

Открываю вам её без промедления: это душевный комфорт.

Как я вижу, до сих пор мало кто понимает, насколько сильно и человеческое поведение, и направленность мыслей обусловлены такой необъявленной и не осознанной психической ценностью, как душевный комфорт. А ведь это ценность, которой невероятно дорожит, за ничтожными исключениями, всё население России, да и не только её.

Здесь я в первую очередь имею в виду бывшие советские Белоруссию и Украину. Ведь советский человек во многом унаследовал основные ментальные константы дореволюционных россиян.

Советское прошлое воспитало у жителей трёх славянских республик такие свойства менталитета, которые живут и здравствуют и по сей день (о жителях Средней Азии и Кавказа я не говорю, поскольку слишком мало с ними общался).

Так вот, советская пропаганда была вездесущей, денно и нощно работающей машиной, производящей психологические установки, суть которых сводилась к следующему: если ты будешь «колебаться с линией партии», то со стороны государства душевный покой тебе обеспечен. Если же нет — житья тебе не будет!

Советские верноподданные усвоили это прекрасно, глубоко и надолго. Повторяю: по сей день.

Пусть, кто читал «84» Оруэлла, вспомнит эпизод с пятью и четырьмя пальцами.

Советский человек хочет жить всегда в гармонии с властью, а потому любые её утверждения для него гораздо реальней самой реальности^*. Реальность бывает всякая и не обязательно она наказывает человека за её ложные понимания, а власть за несогласие с её сегодняшними установками (законами, распоряжениями, оценками и т.п.) накажет обязательно тем или иным образом: не только тюрьмой, но и страхом тюрьмы, не только лишениями, — но и опасениями за своё благополучие.

Душевный комфорт — это приоритетная ценность конформистской, рабской и безличностной натуры.

И если ЦК и сам товарищ Сталин утверждают, что «всё к лучшем в этом — советском — лучшем из миров», то так и считайте ради собственного душевного комфорта. Жить в согласии с властью легко и приятно!

Именно считайте — а не думайте! Размышления могут к привести к беспокойным выводам, обязующим, не дай Бог, не согласиться с властью, переменить взгляды на неё, а то и собственное общественное поведение.

Тезис «Оптимизм во что бы то ни стало!» советский человек принял как мировоззрение, соответствующее его менталитету.

Даже приватные проявления того, что он считает «пессимизмом», он искренне осуждает.

Выглядит это примерно так:

Студент выказывает приятелю свои опасения: «Слабенько я подготовился к экзамену. Боюсь, как бы мне не провалиться!» и слышит ответ: «Ну что за пессимизм! Всё будет тип-топ!» Экзамен всё же провален. «Ну и что! Подготовься получше — пересдашь!» И пересдать не удалось. «Брось переживать! Что, жизнь на этом заканчивается?!» И когда жизнь бедолаги в конце концов закончилась, неизбежно прозвучит под занавес оптимистический возглас: «И всё-таки жизнь продолжается!» — «Смерть тоже!» — откликнусь я.

Я заметил удивительную парадоксальную тенденцию, не исчезнувшую и ныне: для советского человека печальные «пессимистические» слова страшнее самой печальной реальности. Обсуждая таковую в компании, мои соотечественники и современники уговаривают, убеждают, охотно обманывают самих себя в том, что негативная, опасная ситуация не так уж негативна, даже скорее позитивна и не опасна. Таким образом они оберегают свой драгоценный душевный комфорт, боясь признаться себе в его эфемерности.

Чаще всего, если кто-то и начинает в компании серьёзное обсуждение чего-нибудь невесёлого и тем более трагического, неуместного мыслителя сразу якобы полушутя, но на самом деле решительно останавливают: «Только не надо о грустном!»

А вне компании?

Как-то в телефонном разговоре у моей знакомой вырвалось признание, что у неё обнаружили опасную болезнь. Стремясь помочь бедняге, я стал анализировать симптомы, искать причины и способы избавления. «Прошу, не надо об этом!» — оборвала она меня.

Замолчать печальную ситуацию значит для таких людей превратить её в менее реальную, а то и вовсе не существующую — как это ни дико звучит для слуха здравомыслящего человека.

Что же происходит в дальнейшем с негативной ситуацией при таком искажённом взгляде на неё? Одни втихомолку борются с ней, но куда менее результативно, чем это было бы после глубокого разностороннего анализа. Другие бестолково мечутся, всячески обманывая самих себя. Третьи вообще не желают думать, опускают руки и ничего не предпринимают: мол, будь, что будет.

Все сказанное целиком и полностью относится и к общественно-политической жизни.

Зёрна советской пропаганды упали на благодатную почву российского менталитета, и она легко и успешно внушила подданным убеждение в том, что любая критическая мысль по отношению к нашей действительности — это в лучшем случае пессимизм, постыдный, как сифилис. А то и опасное умопомешательство! Наши власти во время оно сделали из этого практический вывод и применили к вольнодумцам карательную психиатрию!

Так что да здравствует оптимизм, мировоззрение, всячески способствующее душевному комфорту!

«Всё к лучшему в этом лучшем из миров!» и «Всё действительное — разумно» — это одна и та же философская мысль, только по-разному выраженная. Я всячески рекомендую любой самодержавной власти провозгласить эту мысль как свой философский лозунг, весьма подходящий для воспитания подданных.

Тем более что весь народ практически исповедует сей лозунг. В малых частных и в больших общественных передрягах наши люди всегда подбадривают друг друга: «Держись!» «Перемелется — мука будет!» «Ну что за беда?!», «Да ты ещё ого-го!», «Будет и на нашей улице праздник!», «Лишь бы не было войны!» и т.д. и т.п.

Подбадривать друг друга — дело неплохое, если не ограничиваться только этим, по сути, отсутствием дела. Думаю, хорошо бы предварить эти возгласы бесстрашными интеллектуальными и волевыми усилиями, переходящими в толковые действия. Одни люди так или иначе противостоят ситуации, другие покоряются ей.

Пессимизм может совпадать, но вовсе не обязательно совпадает с плохим настроением и депрессией. Он не антагонист радости. Можно смотреть пессимистически на перспективы общественных перемен и в то же время радоваться собственному хорошему здоровью, солнечному деньку, талантливой картине — перечень радостей легко продолжить.

Оптимизм может совпадать, а может и не совпадать с радостью и счастьем. Высоко оценивая перспективы науки, можно впасть надолго в дурное настроение из-за разболевшегося зуба или чувствовать себя глубоко несчастным в семейной жизни.

Повторяю:

оптимизм и пессимизм не абсолютны и не универсальны. Они ситуативны и субъективно оценочны, то есть относительны.

Чтобы не быть эфемерными и иллюзорными понятиями, они должны соотноситься с реальностью. Это лишь выводы, сделанные реалистическим, трезвым, самостоятельным взглядом на те или иные стороны действительности, выводы, оценённые субъектом положительно или негативно.

Будучи реалистом, ты по отношению к другому феномену можешь оказаться пессимистом, а по отношению к другому — оптимистом. То же самое можно сказать о дальности перспективы: завтрашний день данного феномена ты оцениваешь оптимистически, а годичную или полувековую перспективы — прямо противоположным образом.

Увы, нашему массовому человеку трудно стать реалистом, особенно в общественно-политических вопросах: его отучили — и он охотно отучился и отвык от самостоятельного мышления и собственных оценок. За него думает власть, а поскольку её он воспринимает как отцовскую, то её утверждения и оценки оптимистически почитает за благо.

Что касается меня лично, то в тяжёлые, сугубо антидемократические времена, в царстве бескультурья и безнравственности я, отбросив пустопорожние подбадривания, призываю самого себя и моих маловероятных читателей к трезвому пониманию нашей исторической ситуации и, конечно же, к мужеству, стойкости и стоицизму.

Хотя бы ради самоуважения!

Примечание

^* Впрочем, пропаганда побеждает реальность до той поры, пока реальность не становится столь же страшной, как само наказание со стороны власти. А то и ещё страшней!

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>