Из цикла «Талант и ремесло»

Всякая индивидуальность современна. Индивидуальность создаёт стиль.

Несовременен тот, кто не индивидуален, кто пользуется устоявшимися правилами, кто занят стилизацией.

У других вот голубые глаза. А у нас нет. И раз уж рождён с карими, таковыми и останутся. Это абсолютно. Это данность. Так и талант. Роковая ошибка многих и многих в том, что они этого не понимают. Тогда как, утвердившись в этом, легко определить, чему в творческих профессиях можно научить людей, а чему нет. Что можно обещать желающим стать, например, писателями, а что не добывается никакой учёбой. Обещать сделать человека талантливым писателем, по меньшей мере, безответственно. Обещать можно и надо только обучить ремеслу. И это уже очень немало.

Освоение литературного ремесла даёт возможность стать писателем каждому, кто хочет сделать это занятие статьёй дохода, профессией. Люди пишут, чтобы что-то сообщить любопытное и удивительное – посплетничать и тем развлечь, доставить читателю удовольствие. Пишут из-за славы. Из-за денег. Это нормально. Так делает всякий человек с коммерческой жилкой. Писательский труд ничуть не хуже любой другой работы. Книга такой же предмет быта, как и кастрюля или диван. Она тоже должна быть выполнена добротно, на достойном профессиональном уровне.

Многие профессии требуют умения грамотно и внятно писать. Педагоги, искусствоведы, критики, журналисты используют писательское ремесло для передачи фактов, изложения материала. Коммерческий успех культивирует свои принципы письма. Но ремесло всегда опирается на готовые формы, на общепринятые образцы. Приятно обнаружить своё сходство с хорошим писателем. Но это же и досадно.

У искусствоведов есть желание писать красиво, не важно, о чём. Вот формула графоманства – писать, не важно, о чём. Графоман отличается тем, что ищет славы, и нетерпеливо идёт к этой конечной цели. А талант не хочет этой конечной цели, боится её. Он хочет пребывать в процессе, находиться в состоянии стремительного восхитительного взлёта, в незавершённой форме – в достижении… Тот, в ком искрит талант, рассматривает свою работу, как непременное условие жизни, главный признак жизни.

Ремесло повседневно и ежечасно учит терпению в трудном и скучном труде. Один опытный писатель искренне уверял, что никто, даже гений, не хочет писать, и, чтобы взяться за работу, надо обманывать себя. Надо придумывать способы, как заманить себя в работу. У меня заколотилось сердце: «Нет, не так! У меня всё не так! Я мучительно хочу. Я жажду. Это болезнь, порок. Это неизлечимо!» Я пишу, потому что не могу не писать. Эгоистично думаю только о себе, только о том, чтобы не умереть от переполнения ненаписанным. Я не знаю, что такое не хотеть писать. Ну, разве что, когда целый день писала и пришла в изнеможение. Я смертельно боюсь научиться писать без желания, без сердцебиения, без слёз на глазах.

Я очень серьёзно отношусь к критике. Мне ужасно интересно, что плохого могут сказать про мои прекрасные вещи?! И когда говорят, переживаю стихийную обиду, злюсь и не могу работать. Едва обида угасает, меня охватывает острое чувство стыда, досады и благодарности одновременно. Стыда – за недостаточное владение ремеслом. Досады – за то, что сама не заметила такие простые ошибки. Благодарности – за то, что таланту моему дан хороший пинок, и за счёт этой даровой механической силы я стремительно лечу вперёд и вверх к совершенству.

У каждого писателя есть свои приёмы, свои секреты. Но даже если он поделится ими с начинающими, они не смогут воспользоваться подсказкой. Можно открыть метод, приём, но нельзя стимулировать вдохновение. И не надо думать, что вдохновение – это такая неутолимая жажда писать, такой приступ, когда невозможно остановиться, и человек пишет до изнеможения и сплошь гениальное. Всё гораздо проще и гораздо сложнее. Вдохновение – это счастливая случайность. Вдохновение – это открытие, неожиданное решение, внезапное озарение, догадка – подсказка свыше, которая восхищает отчётливостью и простотой. Ни с того, ни с сего раскрываются потрясающие перспективы, от которых захватывает дух, и писатель реально спешит вложить их в слова, в краски. Он торопится, пока очертания открытия ясны. Он заканчивает работу, только удостоверившись, что поймал и верно передал. Тогда уже валится без сил.

Просто, да. Едва явилась счастливая случайность, работай, и удача с тобой.

Сложно, да. Как сделать, чтобы счастливые случайности случались? Чтобы хоть одна случилась, для общего образования? Никак этого не сделать. К одним приходит вдохновение, к другим нет. Приходит к талантам. Приходит к гениям, которые уж такие таланты, что к ним приходят самые наипотрясающие догадки. И получается, что есть как бы два уровня профессионализма, общий – образование, эрудиция, грамотность, – и высочайший, когда к образованию, эрудиции, грамотности прибавляется такой своевольный капризный довесок – талант.

Если вернуться к методам письма, которые откроет профессионал-педагог начинающим писателям, то можно проиллюстрировать, на каком участке своей усердной работы новичок не сможет воспользоваться методом. Иными словами, в каком месте ему понадобится счастливая случайность.

К примеру, начинать и заканчивать рассказ, да и любое другое прозаическое произведение, следует ударными строками. Первая строка – завязка. Последняя строка – развязка. В них соль – соль, а не тема рассказа, – и они вообще могут быть не о том, о чём шла речь в рассказе. Но их сила и мощь стягивают тело произведения в законченную совершенную форму, на которой, как блик играет точно подобранное название. То есть, первая строка, последняя строка и название определяют идею рассказа. Идею, то есть соль, суть. А не тему, то есть исходный материал, который подвергнут художественной обработке.

Определить, какая строка годится на роль первой или последней, просто. Эти строки должны категорически отличаться от всех остальных строк. И здесь педагог открывает свою сокровенную тайну: первая и последняя строка – это афоризмы, авторская мысль, выраженная в острой и отжатой форме. Три рубежные позиции произведения – название, первая и последняя строка – ограничивают пространство произведения, создают Театр Воздуха, где уже есть еловый задник, липовые кулисы, песчаный просцениум, травяная сцена, небесный купол, солнечный свет, пологий склон амфитеатра, и осталось лишь очень тонко и естественно запустить туда стайку цветных актёров с их птичьими голосами.

Начинающему писателю надо выстроить свой Театр Воздуха, то есть, создать пару афоризмов и придумать название. Клянусь, после этого эссе или рассказ практически готовы, останется самая малость – вписать в пространство текст. Одна заминка: афоризмы как раз и есть плоды счастливой случайности, вдохновения. И если их ждать, то рассказ может и не быть написан. Поэтому начинающий писатель, жаждущий славы и заработка, идёт от обратного – он строит текстовой объём, полагая, что плотные очертания выявят в итоге границы искомого пространства, откуда удастся вычислить его три заповедные вершины. К сожалению, таким путём можно получить законченную форму, но никогда не создать Театр Воздуха.

Не имея в арсенале счастливых случайностей, этих точек опоры таланта, начинающий писатель обращается к профессиональным приёмам, ремесленным навыкам и сразу чувствует глубокую неудовлетворённость. Все, кто пишет только профессионально, очень похожи своей добротностью. Желание выделиться, написать не как все, толкает на нарушение нормы, изобретение какого-то особенного способа изложения. Но и здесь снова нужен творческий импульс – вдохновение, капризный довесок искусства. Только им, стихийным порывом, интуицией, одухотворяющей произведение, оправдывается отступление от нормы. И не оправдывается никаким рациональным решением, оборачивающимся, в лучшем случае, – экспериментом, в худшем – творческой неудачей.

Итак, у рассказа или эссе есть три вершины, связь между которыми проницает его суть, выражает идею:

название – загадка (с чем столкнулся герой) ,
первая строка – постулат (задаёт тему героя) ,
последняя строка – результат (итог того, как был реализован постулат).

Например, рассказ:
название: Принцесса.
первая строка: Даже нечестное дело можно делать честно.
последняя строка: Толян был зол.

Например, эссе:
название: Не убий?
первая строка: Бог дал человеку всё с единственной целью – отнимать.
последняя строка: Первый, кто не убьёт, умрёт человеком.

Например, данное эссе:
название: Театр Воздуха.
первая строка: Всякая индивидуальность современна.
последняя строка: Талантливо писать можно только научиться, и только имея маленький довесок – талант, такой марлевый сачок для ловли счастливых случайностей .

Например, рассказ:
Название: Суп со стерлядью.
Первая строка: По четвергам в трактире подавали суп со стерлядью.
Последняя строка: В следующий четверг Иван снова пошёл на суп со стерлядью. Пошёл один. Как обычно.

Анализ последнего примера показывает, что ни первая, ни последняя строка – это самые обычные заурядные строки, в них нет ничего оригинального или незаурядного. Первая строка повторяет название, последняя – первую строку. То есть, в ключевых точках рассказа идёт однообразный повтор темы. Идея никак не выражена. Читатель добирается до конца и в третий раз находит то же самое название. Рассказ проиграл уже на стартовой позиции.

Творчество и творческое воспитание… Задачи противоположные.

Творческое воспитание учит и должно учить только ремеслу. И больше ничему. Невозможно научить обычных просвещённых людей быть талантливыми писателями, если в них нет искры таланта и с ними никогда не бывает счастливых случайностей, творческих озарений.

Нельзя научить уму. Нельзя научить таланту. Талант ничего не делает со звериной серьезностью. Можно развить ум, можно отточить талант, но надо, чтобы всё это сначала уже было. А если нет и не было, то что развивать и оттачивать? Надо смотреть правде в глаза. В таких обстоятельствах надо учить секретам и навыкам ремесла точно так же, как учить, например, управлению автотранспортным средством. И крепкий профессионал будет писать добротную прозу. Только пусть остерегается стихов. Они – сплошь сплетение счастливых случайностей и ни из чего другого не получаются.

Искусство и воспитание. Здесь тоже немало путаницы. Искусство требует категоричного мнения и отрицает уравниловку. В искусстве нет снисхождения к неудаче, к неудачнику. Оно безжалостно отсеивает всё, что не отвечает его высокой требовательности, не отсвечивает вдохновением.

Творческое воспитание требует как раз обратного – мягкости и уклончивости мнений, принудительного выравнивания разновеликих способностей. Воспитание бережно поддерживает любой творческий порыв, оно снисходительно к бездарным и слабым, – к дилетантам, к детям. Способного тут учат уважать свободу бездарных, а бездарного утешают, обманывая, что он при определённом усилии сравняется со способным. Но талантливый может стерпеть обиду непонимания и подравняться под бездарного, а бездарный под талантливого не может.

Гении слишком дорого обходятся нормальным людям, чтобы их любили и терпели. Поэтому лучше их не замечать.

Итогом творческого воспитания оказывается профессионализм. Сразу и честно надо обещать научить одному – общему профессионализму, дать образование, эрудицию, грамотность. Ремесленником в выбранном деле может стать каждый. При большом трудолюбии каждый может вырасти в мастера своего дела.

Можно научить писать. Но нельзя научить талантливо писать.

Талантливо писать можно только научиться, и только имея маленький довесок – талант, такой марлевый сачок для ловли счастливых случайностей.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>