Как писатели в России пишут об этой войне

Само слово «Донбасс» сегодня не просто топоним. Донбасс — символ, знамя, кровоточащая рана… Некоторые на Украине даже уверяют, что слово это придумал Кремль, и призывают отказаться от него. Главное, о чем надо помнить: донбасские столицы, Донецк и Луганск, не принявшие февральского госпереворота 2014 года, тем не менее вначале хотели не независимости, а только расширения прав областей. Однако майданный Киев не нашел ничего лучше как начать Антитеррористическую операцию (АТО). Название нагло лгало — Донецк и Луганск не устраивали никакого террора, ни на кого не нападали. Нападали на них, они же только оборонялись, защищали свою землю. Чтобы удостовериться в этом, достаточно посмотреть на карту боевых действий — там видно, кто и куда стрелял. И продолжает стрелять. Такая вот подкладка у современной литературы о Донбассе.

О том, как всё начиналось, рассказывает «Киев капут. Яростная книга» (2015) Эдуарда Лимонова. Это дневник, исполненный в духе рубрики «Как надо понимать. Промывка мозгов» в «Лимонке». Сам автор называет записи в дневнике проповедями. Но ярости особой в книге нет, наоборот, здесь представлен трезвый, разумный анализ событий, начиная с Евромайдана и заканчивая выборами в Донецкой и Луганской республиках. Первая запись от 11 ноября 2013 года — стихи: «Всё холоднее и холодней,/ А на родной Украине/ По сёлам режут сейчас свиней/ Да на колодцах иней…». Последняя — от 5 ноября 2014 года, «проповедь о нашей боли, о Донбассе и клинче, который там образовался стараниями всех сторон»: «Всё было по-фронтовому красиво: казаки, Библия, всё как надо. Избрали действующих глав республик, Захарченко в ДНР, Плотницкого в ЛНР… Появились аналитики, которые предсказывают войну ещё на 3–4 год. Я скажу, что всё зависит от Москвы. Москва может организовать победу в ближайшем будущем. Если захочет…» Москва не захотела.

Вся наша неутешаемая боль о Донбассе – в сборнике стихов «Я – израненная земля. Русская поэзия о весне крымской и войне донбасской» (2017), составленном Захаром Прилепиным. Стихи, наверное, лучше всего – правдивее, точнее – передают то, что произошло с Донбассом. Как вот эти, Анны Долгарёвой:

…У нас было мало лет, мозгов еще меньше.
Мы ели каштаны на площади и Рождество встречали.
Мы были влюбленные дети,
а не мужчина и женщина,
мы уже предвкушали, но еще не знали печали.
Позже,
когда в этот город ворвутся танки,
они намотают на гусеницы наши тени,
до сих пор бродящие по этому городу,
так и
не узнавшие потерь и сомнений.
Их расстреляют из «Градов» и огнеметов,
они превратятся в дым, вобьются в брусчатку,
от нашей юности,
пахнущей светом и медом,
не останется последнего отпечатка.
Только огонь на закате, дымное зарево,
пепел, оставшийся от старинных строений.
Так и будут ходить по миру и сочинять его заново
люди, лишенные юности, памяти, тени.

Но не все умеют слышать стихи. И не все хотят слушать. В романе Марины Вишневецкой «Вечная жизнь Лизы К.» (2017) тема войны в Донбассе проходит контрапунктом. Героиня, 28-летняя мать-одиночка, занятая устройством личной жизни, время от времени задается вопросом: «Что же это за война?». И явно лукавит (а с ней и автор) — она отлично знает, что это за война, иначе не собирала бы деньги на бронежилеты для атошников. И не ходила бы в Берлине на антивоенные митинги к посольству России, когда на самом деле надо было устраивать митинги у посольства Украины. Но Лизе К. (и автору) приятнее думать, что Россия напала на Украину, а жители Донбасса вроде и ни при чем. И конечно, Лизе К. не нравится слово «Новороссия», зато нравится шутка: «Неандертальская весна».

В этом романе обозначены, кажется, все триггерные точки прогрессистско-либеральной пропаганды. Брат Лизы К. –закомплексованный бастард, «бесцветный и низколобый», с бесцветными же глазками, занимается вербовкой ополченцев, а потом и сам погибает на этой войне. Потому что воспитан православной матерью как патриот. И потому, что лузер, не мог найти себе место в обычной жизни. Как будто каждый лузер, не находящий себе место в жизни, идёт воевать! А каждый воюющий – лузер…

Повесть Платона Беседина «Стучаться в двери травы» (из дилогии «Дети декабря», 2017) не столько о войне, сколько о том, чем она отзывается обычным людям. Разрушая их дома и заставляя бежать прочь. Хотя и здесь мелькают ополченцы («жутковатые типы с оружием в руках») и персонаж, который яростно этих ополченцев ненавидит («Ни один приличный человек не поддержит их»), его потом находят с простреленной головой. «Мы проиграли», — говорит мать подростка, от лица которого ведётся повествование. На референдум 11 мая она не пошла, боялась. «Если проголосую честно, со мной разберутся, а если иначе… совесть замучает…» Это взгляд со стороны тех, кто не принял Русскую весну. Но вроде бы не принял и новую Украину.

В романе Андрея Рубанова «Патриот» (2017; премия «Ясная Поляна -2017») Донбасс – место притяжения, подвига, самоутверждения, если угодно. Герой романа Знаев собирается туда, движимый самыми благородными чувствами: «мне не нравится, когда стреляют в мой народ». На протяжении всего романа его отговаривают, им восхищаются, ему сочувствуют, удивляются, кто-то осуждает… Но чтобы довести дело до задуманного, ему не хватает ни смелости, ни силы воли, ни отчаянности, и отправляется он совсем в другую сторону — в Лос-Анджелес (где его и подстерегает опасность) А Донбасс так и остаётся фантомом, благородной мечтой, которую не каждому дано осуществить.

Прочитав роман Сергея Самсонова «Держаться за землю» (2018; премия «Ясная Поляна-2019»), Павел Басинский воскрикнул: «Новый Шолохов явился!». Действительно, это довольно сложная (даже громоздкая) конструкция, вроде романа-эпопеи, с присущим этому жанру изображением событий, господствующих над человеком. Основное время действия – несколько месяцев рокового 2014 года. Места – Донбасс, Киев.

Здесь и публицистическое объяснение причин протеста юго-востока Украины: «Возникшая из огненной пурги Майдана новая, неведомая власть запретила им русский язык»; «Крым откололся от материка и поплыл в направлении к России», после чего показалось, что и им можно так.

Здесь и производственный роман, с профессиональными подробностями шахтёрского труда. «… вот так они с Валькой и будут ползать на четвереньках, махать балдой, бурить шпуры под анкерную крепь, обниматься с рудстойками, таскать на горбу рештаки и скребковые цепи, чуя, как с каждым вздохом спекаются легкие, а потом харкать кровью на серой от угольной пыли постели…»

Здесь и репортажи, художественно воспроизводящие знаковые события. Красочный и страшный — с Майдана, деловито-напряженный — с бурных собраний в шахтёрском городе Кумачове: «Мы под трезубцем, предположим, жить согласны, а под свастикой — нет!»

Самсонов гоняет читателя то по одну, то по другую сторону линии разделения — это его любимый приём, испытанный в «Соколином рубеже» (2016), но только там были русские/советские люди и немцы, а здесь… «Как они вообще отличают друг дружку, понимают, кого убивать?», — удивляется один персонаж. Главки, кстати, часто начинаются с местоимения «он», и не сразу понятно, о чьей стороне речь. Возможно, это приём, который тоже должен подчеркнуть родственность воюющих на разных сторонах.

На той и другой стороне говорят на русском и на мове. На той и другой стороне воюют те, кто прошёл Афган и Чечню. Везде есть те, кто воюет только чтобы испытать «само бесподобное чувство автомата в руках или пальца на курке», их влечет «необъяснимое бессознательное возбуждение, даже будто и жадная тяга туда, где стреляют…»

И, конечно, на той и другой стороне есть пришлые. На стороне Украины это некто Джохар, истово ненавидящий русских, – его страстный и злой монолог можно по «Эху Москвы» транслировать. На стороне донбассцев – боевой офицер и преступник (!) , грушник по фамилии Лютов, напоминающей о «Конармии» Бабел.

Проясняется и личная мотивация воюющих. На украинской стороне Артём, изучавший историю, «не то чтобы принял идею России как главного, векового врага Украины, но поверил в нее не умом, а нутром, всей своей неизбывной тоской по великому общему делу…» То есть всё-таки принял. А Богуна в школе дразнили салоедом и хохлом за фрикативное «г» (совсем неубедительно, в Кумачове, где он учился, все так и говорят), потом русские над ним издевались бутылку в зад совали, отобрали бизнес. Теперь он командир батальона АТО и думает о том, что под его прицелом может оказаться кто-то из тех его «стародавних мучителей».

На донбасской стороне своя правда и свои мотивы. У шахтёра Петра Шалимова снарядом убило дочь и ранило сына, поэтому он готов воевать до последнего Или тоньше: трусоватый Мизгирёв, бывший горный инженер, а ныне чиновник министерства, мечется между Киевом и Донбассом и всё-таки выбирает Донбасс, свою родину. «Он не был готов воевать и в особенности умереть. Но и уйти отсюда точно уж не мог».

Так же подробно и обстоятельно, как шахтерский труд, описываются боевые действия. И много страстных пацифистских пассажей, осуждающих войну как таковую. «И, воюя за правду, за своих, за потомство, за мать, за само свое право на жизнь, все равно обращаешь оружие против этого права в другом, против чьей-то любви, чьей-то матери …».

Всё вроде бы правильно, но при этом ощущается какая-то лажа. Есть проблемы со вкусом: «Пацанские жидкие челки и чубчики на коротко остриженных и бритых каменистых головах, бугры кадыков и надбровий, коржи челюстей, плиты скул и словно черной тушью подведенные глаза. Из всех известных Мизгиреву трудовых племен одни лишь шахтеры имели такой макияж… Казалось, все шахтеры смотрят так, словно хотят его употребить. Не то, наоборот, с зазывной бабской лаской и стыдом, как будто неведомо чем и зачем от него, Мизгирева, оторваны и томимы таинственным, необъяснимым притяжением к нему» (подчеркивание наше. – В.Ш.) Как будто речь о зоне и оголодавших зэках, а не о кафе в шахтерском городе! (Хоть пародию пиши.)

Раздражает также настойчивое употребление слов «стадо» и «табун» по отношению к людям, раздражает, что шахтёров автор упорно называет бандерлогами. Да и выражение «трудовые племена» коробит. Но, в любом случае, сочинение заслуживает внимания как первая в нашей литературе масштабная попытка художественного осмысления донбасской трагедии.

При всём масштабе романа Самсонова, он рядом с книгой Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад» (2019) – как ветерок из вентилятора рядом с ветром, подувшим… да, оттуда – из донецких степей. До этого были «Не чужая смута. Один день – один год» и «Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны» (2016). – документальные. Эту же книгу Прилепин определил как «роман-фантасмагория». Не потому, что что-то нафантазировал, а потому, что было так, как, казалось не бывает. «… я не столько думал, сколько спрашивал сам себя: это со мной? это уже где-то было? а где?»

На входе в книгу читателя встречает бравый солдат Швейк, его скульптура стоит перед донецкой гостиницей «Прага». Этот смешной чех как бы обещает: будет не только страшно, но и весело. Тут же появляются два реальных чеха, и автор-повествователь представляет, как через много лет чех будет рассказывать внукам, что был у него русский командир, который знал Швейка. «Командир погиб, дедушка?»- «Да, внучок, мы все погибли, я тоже погиб». Вот ведущая нота книги, в которой так много весёлого.

На чей-то взгляд – слишком, неподобающе много весёлого. Эти строгие судии почему-то уверены, что воюющие должны изъясняться исключительно языком политзанятий. А Прилепин пишет: «было весело, словно на пикнике»; «Мы смеялись. Мы выглядели как циники и были циниками». Шутки, грубый солдатский юмор ( «- Спросить хочу: после неё /ракеты/ стоять будет? — А то у тебя стоял, — ответил кто-то из угла…».), Но наступил момент, и «окружающее сразу приобрело другие, собранные и суровые, очертания. Образовалась жёсткая, пахнущая железом, готовность ко всему». Так, может, лучше поверить тому, кто воевал?

Так же резко меняет регистры и автор — переходит от обыденного к возвышенному, пафосному и обратно. «Сделал звонок — прямо в секретариат Главы Донецкой народной республики: никем не признанной, но существующей страны, где я уже год на тот момент жил и служил, в которую верил как в свет собственного детства, как в отца, как в первую любовь, как в любимое стихотворение, как в молитву, которая помогла в страшный час…забыл, о чём речь. А, сделал звонок».

Самое тяжелое, самое безнадёжное место книги, это когда глава ДНР Александр Захарченко просит, спрашивая: «Заступись за нас?». Потому что известно: не заступились. По крайней мере, так, как могли бы. Да, были добровольцы из России, были советники, отставные офицеры. На стороне «нашего несчастного неприятеля» — так, довольно добродушно, Прилепин называет противников — были «такие же пенсионеры, только англоязычные».

Запоминаются живые портреты его товарищей по оружию, в том числе – пришлых, их некоторые наивные рецензенты называют наёмниками. (Не подозревая о том, что между добровольцами и наёмниками принципиальная разница, учитываемая международным правом¹.) И главная мысль: «На Донбассе жило и молча тянуло лямку великое множество людей, которые были несравненно храбрей меня и куда лучше знали военное дело. Которые свершали немыслимые подвиги и не всегда получали за свершённое награды и благодарность…Я никогда не смогу так жить и так умирать. Рядом с ними я — пыль земная».

И – проходящий через всю книгу рассказ о Бате, об Александре Захарченко. «В поведении его — можете не поверить, мне всё равно — не было ни бравады, ни злой дурости, — только нежность и задор: хорошо должно быть немедленно, потому что потом его убьют и он не сможет увидеть, как получилось; тем более, что, скорей всего, так уже не будет. Он был прав. Не будет никогда».

«Черным-черно» — последние слова этой весёлой и трагической книги. Захарченко убит, причем убит подло, не в бою. И всё получилось не совсем так, как представлялось. Или совсем не так. Но если всё повернуть назад, он поступил бы так же.

«…что же, в конце концов, привело на чужую войну нижегородца Прилепина» — недоумевает Галина Юзефович. Её не устраивает сказанное самим Прилепиным, для которого эта война не чужая. Вспоминается, как объяснял такой же свой поступок Оруэлл в книге «Памяти Каталонии»: « Я приехал в Испанию с неопределенными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным». А Галине Юзефович стоит наверное, просто признать: существуют и такие люди!

Герой романа Павла Крусанова «Яснослышащий» (2019) Август Сухобратов — музыкант, адепт асса-культуры. Он обладает необычной способностью — слышит звуки мира и отзывается на главные. «Уже пылал Донбасс, кровоточил, как злая рана. И миллионы русских несли эту рану на себе, словно они были одно огромное живое существо, ропщущее, вечно неудовлетворённое, томимое неясными страхами, озарённое таинственной верой и устремлённое к загадочной цели. Существо, полное неугасимого света и неиссякающих слёз… И эта рана ныла и тянула в путь – туда, на Донбасс, искупавший в огне и муке вероломство блудных свидомитов».

Там, на Донбассе, Август станет снайпером с позывным Алтай. Его товарищи по оружию очень похожи на тех ребят, о которых рассказывал Прилепин. Описание боевых действий, и шутки, и разговоры, и быт тоже похожи. Только всё несколько утрированнее, литературнее, что ли. При том, что Крусанов там был, возил гуманитарку (в конце книги он выражает благодарность, среди прочих, «ополченцам Донбасса – позывные Олигарх, Пепел, Шербет, Одесса, Беркут,– позволившим увидеть и почувствовать очнувшуюся Новороссию»). Хотя для романа о трансцендентном документальная достоверность не имеет значения, главное, что его герой услышал зов и отозвался на него. О чем и «доложил едва слышно Тому, кто всё знал без доклада».

…Ну да, некоторые не попадут в ад. А некоторые попадут. И пусть в конце тоже будут стихи — Светланы Кековой:

… Я смотрю — и никак разглядеть не могу
крест из рамы оконной, торчащий в снегу.

Ты ведь тоже погибнешь — неведомо где.
Как посмотришь в глаза мне на Страшном Суде?
_________________________________________

ПРИМЕЧАНИЕ

1. «От наёмников следует отличать добровольцев (волонтёров) — иностранных граждан, которые в силу политических или иных убеждений (а не из материальных соображений) поступают на службу в армию какой-либо воюющей стороны и включаются в личный состав вооруженных сил .В отличие от наёмников участие добровольцев в военных действиях на стороне одного из воюющих признается международным сообществом правомерным. Это положениезакреплено в Гаагской конвенции "О правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны": (ст. IV) [19, с.66]».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>