Игорь Караулов подобен коту: всегда сам по себе и гуляет, где захочет.

Можно попробовать его одомашнить (т.е. определить в каких-то наукообразных терминах его поэтику или, если мыслить в более простых категориях, привязать Караулова к тому или иному политическому лагерю), но ничего не получится: он только махнёт своим поэтическим хвостом, развернётся и уйдёт в неизвестном направлении.

Можно сказать, что Караулов — поэт-традиционалист, и поставить его в один ряд с Пушкиным, Некрасовым, Есениным, Евтушенко, Кузнецовым и т.д., но это будет только отчасти правдой.

Поэт работает с традиционной поэтикой. Многие говорят, что это дело заранее обречено на провал, ибо подобные тексты в лучшем случае походят на субпродукты от классики, а в худшем доказывают в очередной раз бесконечное эпигонство наших времён.

Караулов же один из немногих современных поэтов, что показывают явное преувеличение, которым грешит эта теория.

Есть в далёкой стране удивительный бар,
называется: бар «Эскобар».
Только это не в очень далёкой стране,
это в Польше, а Польша во мне.

Этот бар и во сне не бывает закрыт,
не скудеет запасами льда.
Это польский лисёнок под мышкой скулит,
не идёт ни туда, ни сюда.

Подсознательно ли, намеренно ли, но он деконструирует классические тексты, сакральные сентенции, аксиомы и пр. И если иные поэты-деконструкторы (типа Пригова, Кибирова и Рубинштейна) низводят всё, как правило, до невысокой комедии, то Караулов удерживает трагедийную ноту. Для этого, как вы понимаете, необходимо недюжее мастерство.

Можно сказать, что Караулов авангарден по своей сути, и поставить его в один ряд с настоящими дервишами от большой русской литературы, где вытанцовывают свои стихи Хлебников и Бурлюк, Хармс и Введенский, Кузьминский и Немиров. И это будет отчасти правдой.

Он работает с авангардной поэтикой. Многие говорят, что это дело заранее обречено на провал, ибо куда идти дальше кручёныховского «Дыр бул щыл» и хармсовских забав? Некуда. Остаётся тупик, в котором резвится молодёжь.

Далёко на озере Иссык
изысканный бродит изыск.
Правдив и свободен его язык
и светел над ним мениск.
Не знаю, шея его длинна ль,
нарядно его пятно ль.
Возможно, он просто диагональ,
символ деленья на ноль.

Караулов же преисполнены аллюзиями и реминисценциями. Тропы и фигуры речи теснятся в его стихах, как пассажиры в китайском метро. Часто их «столкновение» происходит не то что в одной строфе, а в одной строке или даже в одной синтаксической конструкции. Это, безусловно, затрудняет чтение, необходимо прикладывать сверхусилие для должного восприятия текста, но стоит какое-то время повариться в этом космогоническом бульоне — и вы уже будете понимать каждый образ, каждую вывих строки, каждую букву.

Я сейчас произнесу страшное слово. Им пугают и ругают детей в Литературном институте и на провинциальных филфаках. Но это слово есть. Это понятие есть. Это явление есть. И от них никуда не уйти.

Караулов — верлибрист.

В отличие от многих и многих иных поэтов, упражняющихся в свободном стихе, он, во-первых, не упражняется, а пишет, а во-вторых, пишет очень и очень хорошо. Он не стремится делать прозу, которую можно записать в столбик, он не выпендривается, просто он может писать по-всякому. Ему всё это позволительно.

Был когда-то Люк Скайуокер
отважный улыбчивый парень
сын погибшего летчика-испытателя

А на смену ей пришли негры
лесбиянки, радикальные феминистки

Можно было бы сказать, что Караулов эклектик, который смешивает самые разные традиции, направления и веяния. Вот вам ОБЭРИУ, вот вам концептуализм, вот вам нечто, напоминающее Тряпкина и одновременно разительно непохожее на него.

Караулов всегда похож на кого-то и одновременно не похож ни на кого.

Критикесса Анна Голубкова уверена, что Караулов — эпигон Быкова. Критик Кирилл Анкудинов — что Караулов наследует Льву Лосеву.

Но всё это, конечно, неверно. Караулов не смешивает, он переосмысляет.

Лучше скажем, что возникает этакая поэтика-miscente. У барменов при приготовлении коктейлей есть одно волшебное мановение руки, которое они определяют примерно так: «Взболтать, но не смешивать» — то же проделывает и Караулов — и с поэтиками, и с традициями, и с жанрами.

Напряги последний свой умишко,
набросай лихое полотно.
Расскажи, как девушка-винишко
превратилась в женщину-вино.

Может, и тебя в конце скитаний
встретят, приютят и обоймут
незнакомка из Вазисубани
и рябая школьница-салют.

Я не удивлюсь, если завтра он начнёт писать палиндромические поэмы или выдумает себе Черубрину де Габриак, чтобы от её лица заниматься феминистическим письмом. Караулов может! И у него это будет отлично получаться.

Пространство его текстов, как правильно, ирреально — и события, развивающиеся в этом ирреальном мире, надо рассматривать строго в этом ключе. Они могут не поддаваться человеческой логике, зато поддаются — поэтической. Они могут показаться абсурдным, но стоит вслушаться — и всё встанет на свои места.

А авторское чтение — медитативное, заговаривающее, вводящее в транс — должно помочь со всем разобраться. Караулова вообще надо слушать. Лучше вживую.

Но не забывайте: стоит только приблизиться к нему, понять, как и что он делает, на какие атомы можно расщепить его поэзию, как он тут же сделает совершенно неожиданный ход и уйдёт в неизвестном направлении.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>