ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ.

НИ ГРАНА ПРАВДЫ В СКАЗКАХ О ГЛУБИНАХ

Насколько помню, критическая масса, с которой началась цепная реакция переосмысления пушкинских произведений, сформировалась при очередном прочтении «Стихов, сочинённых ночью во время бессонницы»:

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный…

Кажется, что нет в двух этих строчках ничего кроме бессмыслицы. Во-первых. Почему человеку не спится, если сон ему докучает. Во-вторых. Как мог гений, кропотливо, не жалея живота своего работающий над словом, поставить рядом «нет огня» и «всюду мрак»? А вот поставил же. Значит, для чего-то это было ему необходимо. Ситуация прояснится, если мы вспомним, что сон по Пушкину – метафора творчества, а огонь – метафора вдохновения (в лицейском стихотворении, обращённом к Дельвигу: «И мне в младую боги грудь/ Влияли пламень вдохновенья»). Два эти момента позволяют расшифровать первую строку следующим образом: «Мне не пишется, нет вдохновения». Для тех, кто любит попроще, поясню. Александр Сергеевич Пушкин вовсе не хочет спать, он желает только одного – приступить к сочинительству, но воображение не в силах «усыпить» поэта. Зная, что акт творчества по Пушкину есть сон, нетрудно понять, что собой представляет пушкинская бессонница, а поняв, можно прочитать и тайное название стихотворения: «Стихи, сочиненные ночью, в то время, когда не сочиняется».

Печально, хоть, и закономерно, что по мере удаления от пушкинской эпохи, армия специалистов, не способных это прочитать, пополняется. Вот выдержки из ответа редактора интернет-журнала, выходящего в США, которому я отправлял свои соображения по поводу стихотворения «Был и я среди донцов» и «Стихов, сочинённых ночью во время бессонницы»: «Не поняла, почему Вас смутило начало стихотворения, сочиненного ночью во время бессонницы. Там все понятно. «Всюду мрак и сон докучный» – это же не о себе, а об окружающих, они спят, он нет… Короче, метод не кажется мне приводящим к творческим находкам. Наоборот, он сбивает с толку».

«Легко расшифровывается», «все понятно» – и никаких апелляций… Но если в апелляции мне отказано, вместе с М. М. Херасковым и Г. Гессе выхожу на бессрочный пикет против таких специалистов и их отношения к великому русскому поэту.

Где для простых очей совсем предметов нет,
Рисует, видит там и чувствует поэт.
М. М. Херасков

Ведь в самом деле, если верить свято,
Что вглубь глядеть опасностью чревато,
Трех измерений будет многовато.
Г. Гессе

ПУШКИНСКАЯ ХОЗЯЙКА – КТО ОНА?

Поделюсь своими размышлениями о стихотворении «Был и я среди донцов». Вот начало одного из пушкинских отрывков, не вошедших в «Путешествие в Арзрум»: «Мы ехали из Арзрума в Тифлис. Тридцать человек линейских казаков нас конвоировали…». Дальше идут словопрения казаков о том, есть ли резон пороть жену, принесшую в подоле. По мнению комментаторов, этот отрывок соотносится со следующими пушкинскими стихами:

Был и я среди донцов,
Гнал и я османов шайку;
В память битвы и шатров
Я домой привез нагайку.

Что таиться от друзей –
Я люблю свою хозяйку,
Часто думал я об ней
И берег свою нагайку.

На первый взгляд, тексты вполне сопоставимы, но суть последнего мгновенно изменится, если предположить, что нагайка в нём – аллегория Свободы, поход и война – аллегория Жизни, а балалайка и хозяйка – аллегория Поэзии, любовь к которой не остудили жизненные баталии. И на наших глазах стихи из частушек превращаются в глубокие философские размышления о Творчестве, которое невозможно без сохранения личной свободы. В этом контексте последнюю строфу с пушкинского языка на общепринятый можно перевести следующим образом:

Что таиться от друзей –
Я люблю свою Музу,
Часто думал я об ней
И ради неё берег свою Свободу.

К моему большому сожалению, по мнению редактора, упомянутого в предыдущей главке, и по отношению к данному произведению я оказался неправ: «У Пушкина все – точно, все всегда связано с реальностью. И если он говорит о нагайке, то здесь нет никакой дополнительной символики (тем более, что «тайнопись» этого стихотворения легко расшифровывается на бытовом уровне)». И никакие доводы не убедят подобных редакторш в том, что Александр Сергеевич не имел никакого отношения к бытописательству.

КАК А. С. ПУШКИН ОБЛИЧАЛ РАЗВРАТ РОССИЙСКИХ ВЕНЦЕНОСЦЕВ

Сказка «Царь Никита и сорок его дочерей», на мой взгляд, одно из самых смешных пушкинских произведений. Несколько слов о её содержании. У всех сорока дочерей царя Никиты с рождения отсутствовал один жизненно важный орган, поискам которого и посвящена сказка. Юмор её – назовите сказку озорной шуткой, или грубым анекдотом – конечно же не должен был понравиться тем критикам, о которых Александр Сергеевич писал: «Эти г. критики нашли странный способ судить о степени нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть 15-летняя племянница, у другого 15-летняя знакомая – и всё, что по благоусмотрению родителей еще не дозволяется им читать, провозглашено неприличным, безнравственным, похабным etc! Как будто литература и существует только для 16-летних девушек! Вероятно, благоразумный наставник не дает в руки ни им, ни даже их братцам полных собраний сочинений ни единого классического поэта, особенно древнего. На то издаются хрестоматии, выбранные места и тому под. Но публика не 15-летняя девица и не 13-летний мальчик. Она, слава богу, может себе прочесть без опасения и сказки доброго Лафонтена, и эклогу доброго Виргилия, и всё, что про себя читают сами г. критики, если критики наши что-нибудь читают кроме корректурных листов своих журналов». Скорее всего, Александр Сергеевич, в отличие от некоторых пушкинистов, записавших эту сказку в разряд нескромных, считал, что её нельзя отнести к безнравственным произведениям, ибо: «Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано счастие общественное или человеческое достоинство. Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию, превращая ее божественный нектар в воспалительный состав, а музу в отвратительную Канидию. Но шутка, вдохновенная сердечной веселостию и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие»⁹.

О праве автора на шутки, рождённые минутной игрой воображения, Пушкин заявляет в конце сказки:

Многие меня поносят
И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу.

Сказка Пушкина, вне всяких сомнений, смешна, но бывают «сказки» и посмешнее. Автор одной из таких увидел в «Царе Никите» именно педагогическое занятие:

«…Сказка «Царь Никита и сорок его дочерей» в слегка замаскированной форме осмеивала русский царизм. В ней обличался один из гнуснейших пороков в жизни российских венценосцев – разврат. Бесцеремонно, нагло попирая волю «своих» подданных, цари-деспоты глумились над их честью, сплошь и рядом превращали своих приближенных в жертвы низменных побуждений, в игрушки своих грубых страстей…

…Смело ставя и решая проблемы нового поэтического языка сказки-анекдота, Пушкин сталкивался с большой трудностью – преодолеть традиции порнографических поэм Баркова, удержать произведение с нескромным сюжетом на подлинно-художественном уровне. С этой сложной задачей, далеко не решенной в отроческой поэме «Тень Баркова», Пушкин великолепно справился. Изумительный «образец сказки, основанной на взаимопроникновении двух поэтических начал – народно-коллективного и лично-индивидуального дан был Пушкиным впервые в анекдотической сказке о царе Никите, всецело устремленной в современность, охваченной пафосом критики и отрицания самодержавно-крепостнического строя…»¹⁰.

Боже мой…и где же пушкинист всё это вычитал? Я, конечно, могу предположить, что человек ставил благую цель: реабилитировать сказку в глазах читателей, дать ей новую жизнь. Но почему же так глупо-то? И разве нет у нас оснований ставить авторов подобных опусов на одну доску с теми, к кому обращён пушкинский эпиграф «Procul este, profane», предваряющий «Поэта и толпу». Понимая, что моё мнение о сказке, изложенное ниже, вступает в противоречие с большой наукой – процитированная статья размещена на сайте такого серьёзного учреждения как «Пушкинский дом» – всё же изложу его.

Вероятно, сказка является пародией. Ларец с недостающими органами, который был получен от ведьмы, есть, скорее всего, замаскированная копия ларца Пандоры. Различия мифа и сказки в том, что в пушкинском ларце, во-первых, заключено одно «человеческое бедствие», которое, возможно, включает в себя все остальные, во-вторых, Александр Сергеевич указывает способ борьбы с этим «несчастием».

КАК АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПРЕВРАЩАЛ ЗОЛОТО В СЕРЕБРО

Совсем коротко.

Разум в «Русалке», которого именуют Мельником, Отцом, Стариком, Вороном, посредничает между Русалкой и Князем (Музой и Поэтом) точно так же, как посредничает между Дуней и гусаром станционный смотритель Самсон Вырин.

Что был хорош ты до него, что дочку
Ты с ним пускал таскаться, что ее
Держал не строго и глядел сквозь пальцы
На стыд дочерний… В прок тебе пойдет
Моя погибель.
«Русалка»

«Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром, как нашло на него ослепление…»
«Станционный смотритель»

При этом тот и другой получают за дочерей денежную мзду.

А коли нет на свадьбу уж надежды,
То все-таки по крайней мере можно
Какой-нибудь барыш себе – иль пользу
Родным да выгадать…

«Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пяти и десятирублевых смятых ассигнаций. Слезы опять навернулись на глазах его, слезы негодования! Он сжал бумажки в комок, бросил их наземь, притоптал каблуком, и пошел… Отошед несколько шагов, он остановился, подумал… и воротился… но ассигнаций уже не было».
«Станционный смотритель»

Деяния двух стариков есть не что иное, как предательство. Понять это мы можем из текста «Русалки», в которой Александр Сергеевич обесценивает золото, дарованное Мельнику, превращая его, золото, в тридцать сребреников. На наших глазах происходит трансмутация наоборот.

Князь

Да вот еще: отцу
Я это посулил. Отдай ему.

(Дает ей в руки мешок с золотом.)…

Дочь

Да, бишь, забыла я – тебе отдать
Велел он это серебро, за то,
Что был хорош ты до него, что дочку
За ним пускал таскаться, что ее
Держал не строго…

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
______________________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

9. А. С. Пушкин. Опровержение на критики.
10. А. 3. Жаворонков, доцент, кандидат филологических наук. Анекдотическая сказка А. С. Пушкина. Ученыезаписки.
Том 1. Историко-филологический факультет. Выпуск 1. Новгород. 1956. С. 105-117. http://lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.
aspx?fileticket=nBMMTcIENPQ=

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>