Бродский и пошлость: Aere perennius
26 мая, 2020
АВТОР: Андрей Пустогаров
Значительный для истории литературы поэт, как правило, как раз и значителен тем, что расширяет область поэтического, высаживает десант и колонизирует для метрополии «Поэзия» территорию, которая раньше ей не принадлежала.
Подходящий для нашего разговора пример Маяковского:
«Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома».
В 1915 году, когда Маяковский написал поэму «Тринадцатый апостол» («Облако в штанах»), образ голой проститутки, да еще выбрасывающейся из публичного дома, к области поэтического явно не относился. Относился он, скорее, к антипоэтическому.
Здесь Маяковский, как Достоевский в прозе, расширил границы литературы в сторону скандала. Пожар в публичном доме — это же скандал. Такой же, как любовь самого Маяковского. (Любовь эта была к Лили Брик. Скандальные детали ее освещены достаточно.) Предваряя замечания тех, кто будет читать дальше этот текст, добавим, что ничего пошлого или скабрезного в этом образе нет. Он нужен Маяковскому своей точностью: слово должно быть голое. А в те времена люди голыми не спали. Голой при пожаре могла выброситься из окна только проститутка.
Другое направление, в котором Маяковский расширял область поэтического, это вещи, которые сами по себе малоприятны, но обретают поэзию, служа высокой цели. К примеру: в поэме «Во весь голос»:
«Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии —
бабы капризной…
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката».
Опять же, ничего пошлого тут нет. Как и в строках из той же поэмы:
«Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки…»
Хотя бы потому, что жанр «разговор с потомками» не может основываться на пошлости.
Перейдем к поэзии Иосифа Бродского
В далеком 1985 году, на археологических раскопках в предгорьях, неподалеку от Ферганской долины один начитанный юноша из Москвы прочел для художницы Маши стихотворение Бродского «Письма римскому другу», эту, согласитесь, визитную карточку поэта. Я слышал это стихотворение впервые, но отреагировал сразу, сказав: «Это пошлые стихи».
Я имел в виду строки:
«Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще…»
Пошлым я посчитал сортировку женщин по особенностям их анатомического строения.
Впоследствии мысль о пошлости неоднократно приходила мне в голову при чтении стихотворений Бродского.
Вот стихотворение «Дебют» — размышления лирического героя после первого полового акта:
«Он раздевался в комнате своей,
не глядя на припахивавший потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом».
Тут передан самый пошлый, который только может быть, уровень подобных размышлений. Допускаю, что возможен уровень гораздо более неприличный и грубый, но относительно пошлости останусь при своем мнении.
(Мне кажется, что это нарочитая пошлость книжного еврейского мальчика, который старается спрятать за ней внутреннюю ранимость).
Замечу, что у Бродского есть ряд стихотворений, которые пошлыми не являются. К примеру, «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…».
Как ни пытается лирический герой свести все к полной стертости — «дорогой, уважаемый, милая, но неважно даже кто» — у него это не получается. Любовная мука оказывается сильнее. Об этом и стихотворение.
Но и славу Бродскому, и тем более многочисленных подражателей принесло именно расширение поэзии в область пошлого. Согласитесь, очень удобно свои пошловатые вирши глубокомысленно относить к «традиции Бродского» и «постмодернизму».
В этих заметках мы, по преимуществу, рассматриваем область сексуального (и, поверьте, я выбрал не самые пошлые пассажи Бродского — хотя их достаточно), но читатель легко может обнаружить пошлость и в строках Бродского, относящихся к другим темам.
Вот, к примеру, строки, пародирующие путем опошления песню Глинки на слова Н.Кукольника, со словами:
«Веселится и ликует весь народ.
И быстрее, шибче воли
Поезд мчится в чистом поле».
У Бродского:
«В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
И нарезанные косо, как полтавская, колеса
с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
оживляют скатерть снега». («Представление»).
Мне тут приходят на память Ильф и Петров, романы которых об Остапа Бендере написаны по преимуществу языком провинциального пошляка.
К примеру, описание шторма на море:
«Куда хватал глаз, свистали и пучились мутные зеленые воды. До самого Батума трепалась белая пена прибоя, словно подол нижней юбки, выбившейся из-под платья неряшливой дамочки».
Еще одно известное стихотворение Бродского — «На независимость Украины». Сейчас, по-моему, уже абсолютно ясно, что в 1991 году произошла трагедия.
Однако Бродский использует в стихотворении уголовную лексику и стиль скандала в коммунальной квартире:
«Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы….
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?..
Полно качать права, шить нам одно, другое…»
Если это и сатира, то селится она на территории пошлости.
Вернемся, однако, к теме сексуального и рассмотрим стихотворение Бродского «Aere perennius»
Название стихотворения — третье и четвертое слово из оды Горация Exegi monumentum aere perennius — в переводе «Я памятник воздвиг, крепче бронзы».
Бродский написал его в последние годы жизни, несомненно, сопоставляя с «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» Пушкина.
Так что вполне логично рассматривать это стихотворение как духовное завещание поэта.
Чтобы быстрее понять что тут к чему, вспомним, что Бродский преподавал в США литературу, причем на английском. Английский перевод первых четырех слов оды Горация: «I have erected a monument more lasting than bronze».
Слово, от которого оттолкнулся Бродский в своем «Памятнике» — erected. То есть крепче бронзы — это, выражаясь языком Бродского, стоять как у волка на морозе.
Поэтому, в отличие от ряда литературоведов, смысл первых четырех строк не вызывает у нас никаких недоумений:
«Приключилась на твердую вещь напасть:
Будто лишних дней циферблата пасть
Отрыгнула назад, до бровей сыта
Крупным будущим, чтобы считать до ста».
То есть: не получилось, как когда-то давно (вероятно, в юности), но меньше, чем сто лет назад.
Дальше разворачивается характерный для поэзии Бродского скандал на коммунальной кухне:
«И вокруг твердой вещи чужие ей
Встали кодлом, базаря «Ржавей живей»
И «Даешь песок, чтобы в гроб хромать,
Если ты из кости или камня, мать».
Отвечала твердая вещь, на слова скупа:
Не замай меня, лишних дней толпа!
Гнуть свинцовый дрын или кровли жесть —
Не рукой под черную юбку лезть.
А тот камень-кость, гвоздь моей красы,
Он скучает по вам с мезозоя, псы.
От него в веках борозда длинней,
Чем у вас с вечной жизнью с кадилом в ней».
Скандал, в полном соттветствии с приличествующим обстановке диалогом:
— Да е.ать я тебя хотел!
— Хер сломаешь!
Отметим, что изначально, без коммунально-уголовных интерпретаций, фаллос есть вещь не пошлая, а священная.
Профессор Бродский помнит об этом и во время скандала на кухне. Поэтому сразу после слов о залезании под юбку он переходит к рассуждениям о вечном. Получается, что детородный орган значительнее, чем учение Христа. Что является мыслью крайне пошлой, поскольку очевидной и примитивной. Действительно, если род людской прекратит размножаться и вымрет, что толку в учении Христа?
Так что своим «Эректированным монументом» Иосиф Бродский прочно застолбил свое место в истории русской литературы, как поэт, пересадивший поэзию на территорию пошлости. Вовсе не обязательно на этой территории оставаться и дальше.
Настолько просто и ясно.
Бротский просто моральный урод!
У вас еть поэтический вкус, раз вы заметили пошлость Бродского, но общие суждения о поэзии наивны. Нужно понять почву, на которой творит поэт. не поленитесь прочитать мою статью в интернете. ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ РУССКОГО ПОЭТА
полезная статья…. Бродский… с такой фамилией только и заниматься пошлятиной….. лауреат Нобелевки….? мама миа…
куда катится мир…..
Есенин тоже пошлил чуток…. но сравнить с Бродским не могу: всё равно что сравнивать валдайский колокольчик с пожарной рельсой в глухой деревне… вот и весь бродский….
Автор, почитайте о пошлости у Набокова. Может быть (хотя и не наверняка) поймете, обнаруженная вами у Бродского пошлость — не пошлость. Ваше представление о том, что есть пошлость наводит на мысль о старшекласснике-провинциале.
Заметка едва-ли до вторичных половых признаков дотягивает.
Комментаторы как всегда «высоконравственная и высокообразованная публика».
Сплошная быковщина (знач. В стиле Быкова Д.)
Вот КАК к таким вам испытывать уважение или любовь, не говоря уж об интересе?! Вы же сами нечисть и фарисеи :)
Пишите о себе, а творцов оставьте в покое, чернь неблагодарная!
Не надо яичницу путать с божьим даром…Бродский намеренно «принижал» высокое,пользуясь вульгаризмами.Вообще,поэзию Бродского надо воспринимать через призму музыкального контрапункта.Не зная броду,не суйся в воду!
Прочитала статью с огромным интересом. Прежде всего, потому, что мне всё время резали не только слух, но и душу все эти откровенные и написанные в состоянии почти умирания души, почти уже небытия, строки Бродского. Я не знаю, насколько это правильно, но мне всегда казалось,что Бродский пишет уже из склепа, уже умерший – ну как если бы вещать о чувствах взялась голова профессора Доуэля. Но это не пошлость – отнюдь. Умный цинизм, замешанный на отчаянии, пошлостью быть не может. А что касается откровенной сексуальности восприятия, это такая же неприятная при обнажении правда жизни, как плоское знание ребёнка о том, «откуда берутся дети». Люблю ли я при этом великого поэта? Мне тошнотворно именно от подобных деталей, потому что от такой сексуальности несет мертвечиной, – возможно, это дефект моего восприятия. Я просто стараюсь Бродского понять, и ключом к его творчеству, предысторией осознаю «Романс скрипача». У Бродского это не пошлость, это смерть. И кстати, подобное самочувствие передано в некоторых романах Жоржа Сименона– например, в «Негритянском квартале». Это Сартр, Саган, иногда Хемингуэй. И я честно признаюсь: этих авторов я не люблю, хотя читаю не без интереса.
Людмиле Блохиной. Под пошлостью я понимаю отрицание высоких мотивов и сведение всей человеческой деятельности к удовлетворению простейших потребностей. К примеру, «дева тешит до известного предела, дальше локтя не пойдешь или колена». Или, что то же самое, «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Последняя фраза неоспорима, да только человек, который любит, так не думает. Поэтому она пошла. Как и многое у Бродского. Что касается цинизма, то он предполагает интеллектуальное превосходство над объектом насмешки. Интеллектуальные способности Бродского весьма скромны. (Очень показателен фильм с разговорами Бродского в Венеции. Это сплошные банальности). Превзойти в интеллектуальном смысле тех, кто писал до него, у Бродского не получилось. Поэтому все это цинизм подростка, который разговаривает со взрослым человеком.
Вспомните, что Бродский свой труд оценивал, как опыт «борьбы с удушьем», то есть именно с пошлостью, ханжеством загнившего в застое общество строителей светлого будущего.
Не было бы на него гонений за тунеядство, не знали бы о нем.
Сложная тема, здесь остаётся только заметить, что Станислав Красовицкий, у которого Бродский учился, когда начинал в 50-х (а Стась тогда блистал, как первый из молодых поэтов андеграунда) был в недоумении относительно звукописи Бродского. «Механический слон, задирая хобот
в ужасе перед черной мышью
мины в снегу, изрыгает к горлу
подступивший комок, одержимый мыслью,
как Магомет, сдвинуть с места гору.»
А ведь звукопись -важнейшее в поэзии. Я же после «Части речи» читать ничего уже не мог, не трогало. А вот эссе интересные у него, так что я бы поспорил по поводу его интеллектуальных изысков.
Стихи стихами. Но вершиной пошлости Бродского я считаю его нобелевскую речь. В прозе.
….высокий литературный стиль выступающих,соревнующихся между собой в чистоте родного языка, оставляет мне только попытку спросить у знатоков и экспертов творчества И.Бродского о том кто же сделал поэта-лауреата «народным», причём на уровне возможности сравнения написанного им, например, с творчеством А.С Пушкина ? Просто мне интересно (как человеку далёкому от поэзии)узнать может-ли поэт (или писатель)называться народным если практически всё его творчество построено в основном на спонтанном осмыслении личного опыта и выражении личного мнения без учёта опыта и оценок окружающих его друзей или врагов….
На мой взгляд, подобное прочтение Бродского — вот образчик пошлости.
Впервые наткнулся в газете на стихи Бродского ещё году в 1989-м. Там были «Стансы» и про «медный грош, увенчанный гербом». Даже заучил их. А потом купил книгу, и через полчаса отдал знакомому поэту, чтобы просто не вышвырнуть в помойку. Понимаю, что у нас пиетет перед Западом и перед признанными там, в первую очередь там, личностями. Но если многие стихи вызывают лишь гадливость, никто не внушит мне, что король не голый.
Читать Бродского это как смотреть на нищего калеку, просящего подаяние — и жалко, и совесть мучает, и противно, и лучше б этого не видеть, т.к. помочь нечем. Вообщем наказание нам.
Интересно: любимые стихи многих-многих автор назвал пошлыми..
Наверное, Вам, Андрей, не нужно писать о великих поэтах. Вашу «аргументацию» раздолбать ничего не стоит, вы просто мало понимаете.
И в чью сторону сей высер? Что вы хотите доказать — что Бродский озабоченный?
Я не поклонник виршей Бродского, но его стихи здесь выглядят умнее комментария.
Perennius не означает «твёрже».
Aere относится к altius. И обозначает воздух, а никак не бронзу или медь.
Откройте учебник латинского языка…
Если Вы пишете подобие научной статьи, сначала определитесь с понятиями — поэтическое, антипоэтическое, пошлое, непошлое…
Иначе получается, что у Вас повсеместно ваш хер критерий оценки.
Кричат, негодуя, кастраты,
Что я не так пою.
Находят они грубоватой
И низменной песню мою…
С Генрихом Гейне и Самуилом Маршаком — совершенно согласен.
…Вот берётся Бродский за сюжет Марии Стюарт, столь романтически воспетый многими, и великими, поэтами. Но романтика для него дурной тон, а проявить лиричность — и вовсе недопустимо. И он — резкими сдёргами профанирует сюжет (заодно — и саму сонетную форму), снижается до глумления: “кому дала ты или не дала”, “для современников была ты блядь”, и даже к её статуе в Люксембургском саду: “пусть ног тебе не вскидывать в зенит”. Ещё и диссонансами языковыми: “сюды”, “топ-топ на эшафот”, “вдарить”, “вчерась”, “атас!”, “и обратиться не к кому с ?иди на””, — и это чередуется со светскими реверансами — какое-то мелкое петушинство. И весь цикл (оттенённый признанием, что именно Мария Стюарт его, мальца, “с экрана обучала чувствам нежным”) написан словно лишь для того, чтобы поразить мрачно-насмешливой дерзостью….
А. Солженицын «Иосиф Бродский-избранные стихи»
Бродский временщик, его поэзия слаба.
Не музыкален,русской души в нём нет.
Средний поэт не более того.
Пошлость — эта вот статья, но это понять можно, зависть… А вот многие комментарии переплюнули и саму статью, Stogarov, Вам есть, куда стремиться.
Ублюдочно жить с отмороженным сердцем.
Радость ловить, разводя других.
Встретились вновь для совместного секса
Кукла ре-зИ-но-ва-Я и псих.
Нам притвориться вовсе не трудно.
Крошится в пыль неприступный гранит.
Как ведьму на площади — сжечь! Прилюдно!
За то, что ещё на тебя стоИт!
Когда ты захочешь, надеюсь, не встанет!
Лекаль — не лекаль, с головы — до пят.
Выдохлась ночь. Утро солнцем обманет.
Злость на прохожих выплеснет мат.
Только — ни ненависти! Равнодушия!
Влейте мне в сердце отравы бокал!
Кукле тихонько шепните на ушко —
Я от неё бесконечно устал.
Устал и сбежал. Выпьем за просветление!
Уснула в душе тихой сапой метель.
Попить надо чаю, но без варенья.
При-е-ха-ли… Я разлюбил – блядей!
Sic!