В этом очерке пойдет речь о несправедливо забытой персоне. Речь о Пашине, великом революционере, который прославился своими регулярными покушениями на Царя, причем их количество дошло до рекорда.

Поначалу он не был известен широкой публике, ибо после каждой неудачной попытки свершить суд над Государем нашим Императором фортуна возвращала ему долг, помогая ловко скрыться. Но седьмое покушение, наконец, заставило говорить о Пашине вслух: в тот день вместо специально изготовленной для этого случая бомбы он по ошибке бросил в карету Царя обычную кошку.

Сложно с точностью сказать, как так получилось, специалисты расходятся здесь во мнениях. Одни говорят, что это было его фирменное невезение, другие ссылаются на рассеянность Пашина, тогда как третьи твердят о Божьем вмешательстве. Находились и те, кто заявлял, будто это вовсе никакая не ошибка, а именно так все было задумано, но их сразу окрестили врагами революции. Сам Пашин от комментариев отказался.

Но вернемся к седьмому покушению величайшего революционера всех времен. Осознав, какую смешную ошибку он совершил, Пашин настолько сконфузился, что даже не пытался бежать. Царь пожалел незадачливого убийцу и велел его не задерживать, более того, написал ему письмо с утешениями, ибо «сам не раз попадал впросак в молодые годы». Тогда казалось, что звезда Пашина воссияла лишь для того, чтобы тут же погаснуть, ведь никто не верил в его возвращение. Но Пашин не сдался. Не успела краска сойти с его лица, как он уже думал о новых покушениях. А так как он не любил долго думать и сидеть без дела, то они вскоре полились на Царя как из рога изобилия, одно нелепее другого.

Хочется в подробностях рассказать о покушении за номером двадцать три. Как о наиболее характерном случае. В тот вечер Царь в обществе двенадцати дам сидел в своем кабинете и со скучающим видом смотрел за окно. Вдруг он заметил человека, притаившегося у забора, и к своей величайшей радости узнал в нем Пашина. В светлую (пусть и слегка затуманенную алкоголем) голову нашего Монарха тут же пришла идея немного развлечь приунывших дам, и он приказал пригласить к нему молодого революционера. Как ни странно, никто из его окружения не стал противиться этой прихоти; они считали, что Царю гораздо больший вред наносят врачи, а не Пашин, тогда как «бедный мальчик скорее сам убьется». Понадобилось немало времени, чтобы уговорить героя этого очерка войти во дворец. Когда же он, наконец, предстал перед Государем нашим Императором, то, по словам одной из присутствовавших там дам, Пашин явно чувствовал себя не в своей тарелке и «не знал на что смотреть». На вежливую просьбу Царя продемонстрировать ему и его гостям свой талант революционера Пашин ответил жестким отказом: «Вы мне не указ!» — молвил он. Затем, немного подобрев, пообещал это сделать у забора дворца на следующее утро, но Государь все же настоял на своем, и к необъятному ужасу дам, наш герой достал револьвер.

«Когда он целился в Царя нашего батюшку, вид у него был такой, словно он приставил дуло к своему виску, а не угрожал другому. Обреченный какой-то, предчувствовал будто что-то нехорошее» — так рассказывала об этом одна из свидетельниц. А нехорошее действительно произошло и как обычно для одного Пашина – когда молодой человек нажал на курок, револьвер, вместо того чтобы выстрелить, предательски взорвался в руке. Один из осколков попал в глаз многострадального Пашина, вследствие чего революционер был в срочном порядке доставлен в больницу. Царь счел своим долгом лично присутствовать на операции по замене глаза стеклянным протезом. «Я должен был это предвидеть!» — в отчаянии восклицал в больнице Монарх. Так началось сближение двух заклятых врагов.

Покушения, конечно, не прекратились, но после очередной неудачной попытки Пашин отныне подходил к Государю нашему Императору, чтобы переброситься парой слов. Иногда тот приглашал молодого человека к себе выпить водки, на что всегда следовал вежливый отказ, ибо «революция должна проходить на трезвую голову». Случалось, что Царь на долгое время покидал столицу или даже Отечество, и в эти дни Пашин не мог скрыть тоску. Когда ему предлагали опробовать свои силы на ком-нибудь еще, в ответ он лишь презрительно усмехался (к слову, никто кроме него не осмеливался покуситься на жизнь помазанника Божьего, и не из страха перед последним, но из уважения к уже тогда легендарной персоне Пашина, что определенно продлило срок Государю). Да и Царь, судя по словам его семьи, был сам не свой в разлуке с Пашиным и даже побиение камнями юродивых не веселило его. Благо, эти отъезды происходили нечасто, и количество покушений в довольно короткие сроки перевалило за пятьдесят. По этому случаю Царь даже устроил бал, на который, естественно, был приглашен и сам «виновник» торжества. Пашин не проигнорировал это событие, чем многих удивил. Более того, он пролил скупую революционную слезу во время тоста Государя, который тот поднял за своего оппонента. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться.

Не за горами было сотое покушение, к которому, по намекам Пашина, тот готовился особенно тщательно и планировал буквально поразить толпу. «Более ярко и оригинально еще никто не покушался на чью-либо жизнь, чем это сделаю я», — заявлял он в несвойственном для себя восторге. Что примечательно, сам революционер не сомневался в том, что «юбилей» состоится, то есть даже не верил в успех предстоявшей сотой попыток. Но и здесь его постигло разочарование. Через несколько дней после девяносто девятого покушения Царь подхватил простуду, от которой его немецкие врачи лечили старым добрым кровопусканием, причем так рьяно, что выпустили тому всю кровь. И Государь наш Император к великому горю его страны, а особенно Пашина, скончался. Перед смертью Царь буквально умолял привести к нему Пашина, дабы тот подарил ему смерть достойную хорошего Государя, смерть от рук своего народа. Вся дворцовая свита ринулась тогда на поиски великого революционера, но тому было не суждено исполнить свою мечту, а заодно и последнее желание непризнанного им Монарха, поскольку сам находился в госпитале: во время последнего покушения его немного потоптала лошадь из царского экипажа. Обе ноги Пашина были сломаны, но молодой человек был готов бежать к Царю хоть на костылях, и сдерживать его пришлось чуть ли не всему больничному персоналу.

К вечеру врачам кое-как удалось привести Пашина в чувство, и тот на протяжении нескольких месяцев оставался спокойным. Даже слишком спокойным – ни с кем не разговаривал, все смотрел в одну точку, разве что иногда делал из картона коробочку и подкараулив главного врача, бросал в него свою смешную поделку, не вызывая, впрочем, особой суматохи. Другой на месте Пашина наверняка бы остался в лечебнице до конца своих дней, но наш герой в очередной раз продемонстрировал сильный характер: впоследствии он все же вернулся к своей революции, пусть и не с таким рвением, какое кипело в нем раньше, а на его лице навсегда отпечаталось чувство утраты. В основном он читал лекции молодым революционерам, причем всегда собирал полный зал — некоторые даже лезли в окна, чтобы взглянуть на него. Но главным достижением Пашина считается его литературный труд под названием «Моя борьба», вдохновивший впоследствии многих будущих революционеров.

У многих из вас может возникнуть вопрос: на престол взошел новый Царь, пытался ли Пашин убить его? Ходили упорные слухи, что великий революционер вот-вот совершит свое отложенное сотое покушение, и что оно действительно будет особенным. В каждом трактире и светском салоне говорили лишь об одном, тогда как газеты с энтузиазмом подогревали интерес к этой теме, печатая различные сообщения с острыми заголовками. Да и сам Царь II также не раз высказывал надежду на то, что сотое покушение состоится, ведь ему хотелось чувствовать, что помимо короны он унаследовал и главного врага своего старшего брата. Но Пашин, уставший от всех этих разговоров, в конце концов выступил с заявлением, развеявшим всякие домыслы на этот счет: «Новых покушений не будет. Моя борьба на сегодня закончена. Не знаю, победой или поражением, но закончена точно. Раз и навсегда».

27 апреля 2020 г.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>