ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Глубокая бессознательная связь любви и страсти с гибелью и страданием присутствует в подавляющем большинстве текстов Лермонтова. В своей влюбленности его герои чувствуют не вакхический восторг или небесную гармонию, но безотчетный страх. Они полны ожидания некой катастрофы, и их предчувствия, разумеется, оправдываются. Так или иначе их любовь стоит им обоим или кому-то из них жизни. Так, в “Кавказском пленнике” (1828 г.) любовь плененного русского воина и молодой черкешенки приводит обоих к гибели.

Любовь к прекрасной деве из “Баллады” (“Над морем красавица-дева сидит…”) стоит жизни ее возлюбленному. По ее просьбе он ныряет в морскую глубину за дорогим кораллом и исчезает в ней: “С душой безнадежной младой удалец / Прыгнул, чтоб найти иль коралл, иль конец. / Из бездны перловые брызги летят, / И волны теснятся и мчатся назад, / И снова приходят и о берег бьют, / Но милого друга они не несут”.

Героиня стихотворения “Незабудка” (1830 г.) просит влюбленного в нее рыцаря принести ей чудесный голубой цветок. Это прекраснодушное желание красавицы оборачивается для него гибелью: “Уж близко цель его стремленья, / Как вдруг под ним (ужасный вид) / Земля неверная дрожит, / Он вязнет, нет ему спасенья!..”

Герой юношеской поэмы “Джюлио” покидает свою возлюбленную Лору, отправившись на поиск приключений (мотив бегства от любви). Девушка удивлена, как будут удивлены позднее возлюбленные самого Лермонтова, оказавшись на месте Лоры: “Зачем тебе! — воскликнула она, — / Что даст тебе чужая сторона, / Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?..” В странствиях он забывает любимую девушку, но однажды видит ее призрак. Ошеломленный, он вспоминает о своей любви к ней и спешит вернуться домой, но…

И вдруг пред мной беседка. Узнаю
Зеленый свод, где я сказал: “люблю”
Невинной Лоре…
Но страх пустой мой ум преодолел.
Вхожу, и что ж бродящий взгляд узрел?
— Могилу!..
Не ужасом, но пасмурной тоской
Я был подавлен в миг сей роковой!..
Так вот что я любил!.. так вот о ком
Я столько дум питал в уме моем!..

В драме “Испанцы” (1830 г.) Фернандо любит Эмилию. Но она пребывает в каких-то мрачных предчувствиях: “Ко мне ужасные теснятся мысли; / Вчерась я видела во сне, что ты / Меня хотел зарезать”. Фернандо говорит ей о своей любви, но и ему эта любовь приносит лишь боль и предчувствие гибели: “Мой ангел, ангел… ты понять не можешь, как / Любовь твоя меня терзает. / О, если счастье неба будет / Иметь так много горечи, как этот / Единый поцелуй, то я бы отказался / От рая добровольно. Ах! Эмилия! / Ступай ты лучше в монастырь, / Ступай в обитель — скрой себя от света, / Умри!.. предвижу много страшного!.. / О, если б никогда ее не знал я!” Их предчувствия оправдываются, и Эмилия гибнет от кинжала Фернандо.

Герой драмы “Menschen und Leidenschaften” Юрий томим страшными предчувствиями. Его друг Заруцкий предлагает ему отвлечься: “Я помогу тебе — на то и созданы гусары: пошалить, подраться, помочь любовнику — и попировать на его свадьбе”. На что следует характерный лермонтовский ответ: “На свадьбе? — кровавая будет свадьба! Она никогда не будет мне принадлежать, зачем же называть ее — я хочу погасить последнюю надежду — я не хочу любить, — а все люблю!..” Юрий безосновательно подозревает свою возлюбленную в измене (она его остерегает: “Юрий! Юрий!.. я предчувствую ужасное…”), его проклинает отец. Он принимает яд и умирает.

В драме “Странный человек” в уста Владимира Лермонтов вкладывает знаменательное высказывание о женщине: “Люди! люди! и до какой степени злодейства доходит женщина, творение иногда столь близкое к ангелу… О! проклинаю ваши улыбки, ваше счастье, ваше богатство — все куплено кровавыми слезами. Ломать руки, колоть, сечь, резать, выщипывать бороду волосок по волоску!.. О Боже!.. при одной мысли об этом я чувствую боль во всех моих жилах…” Слова эти, относящиеся к барыне, измывавшейся над своими крестьянами, советские лермонтоведы восприняли излишне прямолинейно: как обличенье помещичьих жестокосердия и самодурства. Предполагаю, что и сам автор желал бы, чтобы его поняли именно так. Но за этим осуждающим пафосом скрывается в действительности боль самого Лермонтова, его “кровавые слезы”, ибо улыбки, счастье и любовь женщин оборачиваются для него страданием и предчувствием гибели. И эта жестокая барыня — родная сестра его хтонических жен, несущих смерть: от Жены Севера, убивавшей взглядом (“Кто зрел ее, тот умирал”), до демонической Тамары, сбрасывавшей своих любовников в бездну после ночи страсти.

Неудивительно, что в ходе развития драмы “кровавые слезы” появляются у самого Владимира и вызываются они возлюбленной героя. Он безнадежно влюблен в Наташу. Она “создала земной рай” для его сердца. Но девушка к нему равнодушна. Владимир безутешен: “Эти нежные губы, этот очаровательный голос, улыбка, глаза — все, все это для меня стало яд!.. Как можно подавать надежды только для того, чтобы иметь удовольствие лишний раз обмануть их! Женщина! стоишь ли ты этих кровавых слез?” Владимир сходит с ума и умирает. Его возлюбленная выходит замуж за друга героя. Драма завершается характерной лермонтовской ремаркой: “Каково! Похороны в один день с свадьбой Загорскиной” (мотив кровавой свадьбы).

В “Балладе” (“В избушке позднею порою…”) юная славянка поет колыбельную своему младенцу в ожидании любимого мужа. Тот приходит смертельно раненный и умирает на пороге дома.

В поэме “Ангел смерти” герой, в котором угадывается автор (“Он на земле был только странник, / Людьми и небом был гоним… / Любил он ночь, свободу горы, / И все в природе — и людей, — / Но избегал их…”), Зораим влюблен в Аду: “Одно сокровище, святыню / Имел под небесами он; / С ним раем почитал пустыню”. Ада умирает, но ангел смерти дарит ей жизнь ради их любви. Но несмотря на этот подарок судьбы, Зораим бежит от своего счастья — он ищет славы в бою (“Что жизнь? — давай мне чашу славы, / Хотя бы в ней был смертный яд.”). Герой погибает в смертельной схватке, ангел покидает тело девы.

Любовь и смерть присутствуют в поэме “Измаил-Бей”, герой которой также бежит от счастья и любви на войну. Его возлюбленная Зара тайно следует за ним, переодевшись мужчиной-воином, и даже “отбивает” его от смерти (“О, пощади его!.. Постой!.. / я вижу ясно, / Что ты пришла меня лишить / Того, кого люблю так страстно, / Кого слабей нельзя любить! / Ступай! Ищи других по свету… / Все жертвы Бога твоего!.. / Ужель меня несчастней нету? / И нет виновнее его”.). Но в конце концов Зара исчезает без вести, а Измаил-Бей погибает от пули вероломного брата.

В черновых набросках Лермонтова присутствует фрагмент сказочной повести, отсылающей ко временам князя Владимира, — фрагмент, весь сотканный из сновидений поэта. Перед нами предстает образ героя, в котором легко угадываются авторские черты: “… умный, но честолюбивый и гордый; пылкость его была во всем; он много наслаждался, и все начинало ему надоедать, говорили, что он не христианин и что волшебная сила над ним владеет”. Однажды ночью он видит призрак девы: “… вдруг является тень девы и зовет его жалобно, умоляя спасти ее; он следует за нею; выходит из ворот; она исчезла, взяв от него клятву, что он спасет ее, и сказав, что она под властью чародея”. Этот мотив чудесной девы, которую герой пытается спасти от мрачного чародея, девы с очевидными чертами призрачного вечно милого образа, которым был одержим сам автор, позднее в “реалистическом” контексте Лермонтов использует в повести “Штосс”.

Витязь отправляется на поиски загадочной девы и встречает иноков, погребающих тело неизвестной девушки: “Он взглянул, и сердце его забилось; он не заплакал, но чувство, полное муки и тайного удовольствия, пролилось по его сердцу; — он любит мертвую? — нет это одно расстройство воображения… Витязь удаляется… и вечером засыпает… видит страшный сон. Поутру его будет поцелуй; дева которая манила его, стоит перед ним и ведет в свой хрустальный чертог; там все полно неги, но витязь не любит ее; мысли его летят к умершей, сердце ноет, и он должен подавлять его”. Дева рассказывает витязю, как он может вернуть ее к жизни с помощью “цветка жизни”.

Герой отправляется в опасное странствие и видит двух воронов: “что? ужели вы мне предвещаете смерть?” Витязь проходит через ряд испытаний, которые могли стоить ему жизни, но все же добывает волшебный цветок. Чудесная дева “выходит из воды; он отвергает ее ласки, говоря, что не любит ее; она просит один поцелуй прощания, и только что поцеловала, как исчезает с хохотом и визгом”. Прекрасный сад тут же превращается в преисподнюю, “витязь сидит на берегу пропасти”. Он видит призрак отца, который говорит ему, “что злой дух преследует витязя, ибо он язычник”. Этот злой дух — типично лермонтовский “дух изгнанья”, рок, проклятье. Герой принимает из рук отца чудодейственный крест и отправляется с ним к могиле девушки, которую он любит: “… и вдруг видит не гроб, но широкое подземелье; и дева при блеске свечей спит на подушке; она спит, ибо дышит; он выносит ее оттуда в исступлении любви; кладет на лошадь и скачет в Киев; приезжает туда вечером и приносит ее в церковь, где народ слушал вечерню; прикладывает крест к ее груди, и она оживает; и падает в его объятия; — их венчают; но он позабыл креститься; когда кончился обряд, и он выходил из церкви, чей-то голос ему напомнил вдруг об этом, говоря: “ты не будешь счастлив!” — на другой день свадьбы она умерла; — он скрылся”.

Очевидно, что витязь этой сказочной повести — сам сновидец Лермонтов. Он пытается вернуть к жизни “призрак милый” своей юной матери. Но все его титанические старания оборачиваются иллюзией и сверхъестественной насмешкой (“Но тщетно спорил я с судьбой: / Она смеялась надо мной…” — “Мцыри”). Прощальный поцелуй призрачной девы повергает его в ад — всегда за “прощальным” поцелуем милого призрака следует пробуждение Лермонтова и его возвращение из прекрасного мира сновидений к мрачной суровой реальности.

Мертвая девушка, которую пытается спасти витязь, — дева, которая предназначена ему судьбой. И именно поэтому она обречена на гибель. Видение иноков, погребающих ее, таким образом, — предвидение витязем своей судьбы. Его вопрос самому себе: “Он любит мертвую?” — следует понимать не иначе как: “Он любит ту, что обречена умереть?”. Ибо его рок, его “проклятие”, выраженное здесь в его “язычестве”, — терять тех, кого он любит.

Герои многих произведений Лермонтова задаются подобным вопросом. Так, в поэме “Боярин Орша” Арсений, увидевший вместо любимой ее прах, восклицает: “Так вот все то, что я любил! / Холодный и бездушный прах, / Горевший на моих устах, / Теперь без чувства, без любви / Сожмут объятия земли. / Душа прекрасная ее, / Приняв другое бытие, / Теперь парит в стране святой, / И как укор передо мной / Ее минутной жизни след”.

И, наконец, характерная лермонтовская концовка сновиденческой повести — свадьба, переходящая в похороны возлюбленной.

В поэме “Литвинка” Арсений влюбляется в младую литовку Клару. Она становится его любовницей, но вскоре бежит от Арсения с ночным незнакомцем. Арсений вне себя: “… и не подвижен стал, / Как мраморный кумир, как бы мертвец, / С открытым взором встретивший конец!” Спустя какое-то время они встречаются на поле боя. Арсений демонстративно отбрасывает оружие, и погибает под ударами воинов Клары: “И три копья пронзили эту грудь, / Которой так хотелось отдохнуть, / Где столько лет с добром боролось зло, / И наконец оно превозмогло”.

Здесь обращает на себя внимание сравнение героя, которому изменила возлюбленная, с мертвецом. Измена как метафора смерти ярче всего выражена в творчестве Лермонтова в сказочных сюжетах о возвращении домой покойника, возлюбленная которого изменила ему с другим. Так, в “Русской песне” (1830 г.) героиня боится возвращения умершего возлюбленного, который уличил бы ее в измене. В стихотворении “Любовь мертвеца” (1841 г.) покойник призывает возлюбленную оставаться верной ему. В “Госте” герой погибает на войне, его невеста выходит замуж за другого. Мертвец приходит на свадьбу (мотив кровавой свадьбы) и требует своего:

Трепещут все, спасенья нет,
Жених забыл свой меч.
“Ты помнишь ли, — сказал скелет, —
Свою прощальну речь:
Калмар забыт не будет мной;
С тобою в храм и в гроб с тобой!
Калмар твой пал на битве — там,
В отчаянной борьбе.
Венец, девица, в гробе нам:
Я верен был тебе!..”
Он обхватил ее рукой,
И оба скрылись под землей.

В романе “Вадим” подобный сюжет представлен в виде некой были: “… однажды мать сосватала невесту для сына, давно убитого на войне. Долго ждала красавица своего суженого; наконец вышла замуж за другого; на первую ночь свадьбы явился призрак первого жениха и лег с новобрачными в постель; “она моя”, говорил он — и слова его были ветер, гуляющий в пустом черепе; он прижал невесту к груди своей — где на месте сердца у него была кровавая рана; призвали попа со крестом и святой водою; и выгнали опоздавшего гостя; и, выходя, он заплакал, но вместо слез песок посыпался из открытых глаз его. Ровно через сорок дней невеста умерла чахоткою, а супруга ее нигде не могли сыскать”.

То, что этот “мертвец” представляет позицию автора, не вызывает никаких сомнений. Это сам Лермонтов, “умерший” для всяких новых чувств, для счастья и любви. Ассоциативная связь измены с потерей любимого человека и собственной “смертью” представлена в монологе героя поэмы “Корсар” (1828 г.), потерявшего свою возлюбленную:

Всегда любя уединенье,
Возненавидя шумный свет,
Узнав неверной жизни цену,
В сердцах людей нашед измену,
Утратив жизни лучший цвет,
Ожесточился я — угрюмой
Душа моя смутилась думой…
Моя тем участь решена,
С тех пор покоя я не знаю,
Но с тех же пор я омертвел,
Для нежных чувств окаменел.

Как “живого мертвеца” изображает себя Михаил Лермонтов и в стихотворении “Русалка”. Он витязь, спящий мертвым сном и безучастный к любви речных дев: “Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем, / Остается он хладен и нем; / Он спит, — и, склонившись на перси ко мне, / Он не дышит, не шепчет во сне”. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>