Арина Обух. Муха имени Штиглица. — Москва: Издательство Аст: Редакция Елены Шубиной, 2019. — 349. ISBN 978-5-17-115209-3

Петербургский текст русской литературы истоптан вдоль и поперек. Каждый уголок Питера запечатлен и увековечен в произведениях не только классиков, но и современников: Сергей Довлатов, Андрей Битов, Валерий Попов, Александр Кушнер и многие другие. Казалось бы что еще можно добавить к этому внушительному собранию сочинений?

Молодая питербурженка Арина Обух рискнула, я бы даже сказал, дерзнула. Недаром кто-то из критиков назвал ее Алисой, живущей в собственной Стране Чудес. Надо сказать, что дерзновение не осталось незамеченным. «Рыжей» (недаром в аннотации упомянута улица Пестеля) уже «делают биографию», она — частый гость форумов Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, недавно вышла и книга.

И правильно, кстати, делают.

Не заметить талант Арины может только слепой:

Звонок — и строгий голос:
— Так. Ты про Муху пишешь?
Я вздохнула, выдохнула — и с его стола упали листы бумаги…
Тут нет ничего удивительного, за исключением того, что вздохнула я в Питере, а листы упали у него в Москве.
— Да не хочу я писать про Муху!
— Муха — это фон; пиши про себя.

Каждый прозаик и поэт пишет про себя, но питерский еще чуть-чуть про город. Можно сказать, что героиня этой книги не рыжая Алиса, которая щеголяет холщовой сумкой с надписью «корюшка», а Питер: художественно-промышленная академия имени Штиглица (в просторечье «Муха»), Соляной переулок, Эрмитаж, Шпалерная, Пантелеймоновский мост и т.д.

Но она, словно и не пишет, а вышивает, как учили в Мухе:

Я заправляю ткацкий станок. Кручу вал. Протягиваю нити основы в ремизки… закрепляю на переднем валу… отматываю. И когда вертикальная система нитей уходит куда-то за горизонт огромного ткацкого станка (это только мне неинтересно или всем?), начинаю ткать, впуская первую синюю нить утка? сквозь основу. Чувствуя себя то Макошью — богиней ткачества и распорядительницей судеб, то просто ткачихой, спустившейся с антресолей…

Может быть, это особенность именно питерского мировосприятия — собирать текст по кусочкам, как лоскутное одеяло, из туманных обрывков, воспоминаний детства, васильковых кишиневских отрезов, исповедей, сновидений и реальности, так похожей на сон?

Кстати, о Кишиневе, где ее считают своей. Родилась она в Питере, но в детстве ее родители ненадолго переехали в Кишинев. С тех пор, она и в Кишиневе не чужая. Книга жизни молодой писательницы едва поспевает за ее прототипом.

Думаю, что Кишинев уже на очереди. Улочки этого бессарабского города настолько незабываемы и красочны, что Арина в контексте Кишиневского текста русской литературы напишет свою главу. Питер, как и Рим — открытый город. Писатель из Питера вписывается в любой интерьер художественного пространства, тем более, вооруженный мольбертом.

Тем более композиции ее научили в «Мухе»:

— Запомните: главное в вашей жизни — это композиция. Не будет композиции, ничего не будет…

Кто-то из критиков заметил, что Арина «порхает, как бабочка». Способ освоения окружающего пространства, из тени в свет перелетая, с одного цвета на другой — самый плодотворный.

Ее цветопись завораживает:

Чтобы вывести синий цвет из себя, нужен дополнительный цвет. У синего это оранжевый. Такое соединение цветов называется «комплиментарным». Оба эти цвета как бы делают комплимент друг другу, становясь контрастнее, ярче. И оба сияют…

Пусть будет меньше заунывности в нашей прозе молодых, серого и черного, пусть всегда будет солнце, рыжая Алиса из Питера, блуждающий призрак и отзвук литературы Серебряного века!

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>