Фамицкий А. minimorum. М.: Грин Принт, 2020.

Есть мнение, что литератор всю жизнь пишет одну и ту же книгу. О ком бы и о чём он ни говорил, выходит о самом себе. Пожалуй, что-то в этом есть. Помните, как было у Сергея Есенина?

Соловей поёт — ему не больно,
У него одна и та же песня.

Вот и у Андрея Фамицкого — одна и та же песня. И его это устраивает.

Не меняется инструментарий — лёгкий и невесомый (оттого что многажды использован) постакмеизм. Всё те же темы — прорабатывание собственных детских травм да поиск зеркал в культурном пространстве, в которые можно заглянуть и ещё разок отрефлексировать свои проблемы.

На новом уровне — лишь концептуальное составление сборника «minimorum». В нём пять разделов: старые стихи 2015—2016 годов; переводы русскоязычных поэтов (Сергей Шестаков, Феликс Чечик) на белорусский язык и белорусских поэтов (Наста Кудасова) на русский; новые стихи, написанные после книги «Жизнь и её варианты» (2019); переводы с английского языка (Леонард Коэн, Боб Дилан, Уистен Хью Оден, Филип Ларкин, Альфред Эдвард Хаусман); и, наконец, несколько эссе о прозе жизни.

Книга намеренно и даже манерно — чёрная-белая. И каждый переход от раздела к разделу представляет собой стильную (по-другому и не скажешь!) чёрную страницу.

Главная интонация, которая сохраняется на протяжении всей книги, — не бодрая, но достаточно (само)ироничная песенка, что поётся поэтом, переживающим трагедию за трагедией. Вот Фамицкий рефлексирует над «Вишнёвым садом» и его постановкой, прорисовывает разочарованного Чехова, но при этом умудряется найти какое-то пусть и нелепое, но всё-таки утешение:

один сценарий съел, другой порвал,
а третий взял пилу, на то и ноша…
как всем известно, это был провал,
но все тебя запомнили, Антоша.

И даже строчные буквы в рамках этой книги воспринимаются как признак подавленности или даже затравленности. Но так лучше — они помогают погрузиться в «minimorum».

Эта затравленность возникает и в эссе о премии «Лицей». Фамицкий припоминает Ежи Леца: «…принять лавровый венок — значит выдать размер своей головы»; и ставит эпиграфом фейсбучную реплику поэтессы Любови Глотовой: «А Ф. мне не конкурент, ибо я на сей раз не была в игре». В 2018 году разгорелся целый скандал: часть литературного сообщества, которая — как бы это помягче выразиться?.. — занимается больше жизнетворчеством, нежели творчеством, была изрядно фраппирована результатами голосования жюри. А после ещё долгое время “валяла в грязи”.

Но то был, конечно, детский сад. Карнавал. Чтобы принимать в таком действе участие, надо иметь иной характер — взрывной, площадной, юродский. Как, например, у Вадима Шершеневича. Тот, перепевая Александра Блока, зарисовывал отвратительный карнавал, а после и сам погружался в него:

Слёзы личиной глухою закрою,
С хохотом маску надену свою!
Глупые маски! Стремитесь за мною,
Слушайте: пошлости гимн я пою.

Как известно, если нельзя прекратить безобразие, надо его возглавить.

Фамицкий же, повторюсь, иного склада. Не Арлекин, а Пьеро. Ему ближе отчасти Борис Рыжий, когда-то сказавший, что «трагедия поэта в том, что он поэт». И он несёт в себе эту трагедию:

лежит на злополучном поле
и смотрит, смотрит в облака,
уже не средоточье боли,
не просветление — пока.

но вот уже топочут кони,
жужжат французы о своём,
и что такое в этом стоне,
что мы дышать перестаём?

Как вы поняли, французы, кони, злополучное поле, взгляды в облака — в итоге дают нам в качестве лирического героя не кого иного, как Андрея Болконского. Вот оно зеркало, в которое смотрится Фамицкий. Ещё один раздавленный, затравленный молодой человек. И тоже Андрей. Его ранило — и он теперь, обессилевший, пытается припомнить пройденный путь: всё ли было ладно, всё ли хорошо? И ответ, конечно, его печалит, потому что “в этом стоне” вся трагедия мальчишки, погнавшегося за Тулоном — за своей мечтой — и вскоре осознавшего, что всё это великая блажь.

Такие же чувства, видимо, бродят и в нашем поэте. Уехал из Белоруссии покорять Москву и вроде добился своего, а вроде нет. Эй, дорогие мои, по ту сторону экрана или книжного листа, кто из вас знает об Андрее Фамицком?.. Вроде и пишет, и печатается, и издаётся, а счастья нет. И мэтры русской литературы жмут руку, а всё равно иной раз проскакивает коварная мысль: а не графоман ли я?

И всё та же слезливая и ироничная интонация Пьеро — о!..

Что делать с этим? Писать стихи.

я сделал всё, что сделать мог,
с такой овцы хоть шерсти клок,
и я не тот, кто врёт напропалую.
а если всё пошло не так,
пред пастырем предстану наг,
и пусть из губ прольётся аллилуйя.

Дорогой Андрей, пиши и ни в коем случае не переставай это делать. Музыка будет вечной, если ты будешь менять батарейки.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>