Мой отец был ребенком в стране, где в главном городе на площади выставили мумию мифического вождя для массового поклонения. С таким же успехом он мог бы жить во времена Хлодвига или Атиллы. Дед отца погиб на стародавней войне, унесшей жизни каждого десятого в стране.

Пионеры собирались в школах на линейки, поднимали флаг. Директор ходил, слегка прихрамывая, мимо шеренги школьников, и рассказывал им сквозь зубы, какие они ничтожества. Начинал директор тихо и презрительно, но с каждой минутой злился сильнее, не мог вынести, как эти ухмыляющиеся, прыщавые, голоногие ничтожества существуют, бьют стеклянные шкафы, чертят по линолеуму ботинками, смеются так, что дрожат стекла. Он возводил очи горе, тряс кулаком и кричал:

— Фашисты! Фашисты! ФАШИСТЫ!

Потом, должно быть, находил трясунец, стекала по подбородку пена, директор падал без сил, а пионервожатые несли его в школу, в красный уголок, где клали на стол, покрытый красной скатертью, головой к ленинскому бюсту. После звали удивленных пионеров, становились кружком над подрагивающим директорским телом и пели «Боже, Цека храни» Такой ежегодний катарсис.

Галстуки мой отец и другие пионеры не очень любили, и чуть что преступно cовали в карман. А на виду полагалось носить всякие редкие и красивые вещи, к примеру часы. В таких часах отец бегал по коридору, счастливый, солнце с каждым взмахом его руки вспыхивало на запястье, и вся школа расступалась перед ним. Пока он не влетел в директора.

— О? Что такое? Безобразие! Что ж ты делаешь, фашист? – удивился директор.

— О? А это что? Часы? Не положено! – деловито отобрав часы у пацана, директор ушел восвояси.

Этот эпизод мог бы стать символом отношения моей семьи и той хмурой страны, однако мать отца, моя бабушка, таки пустяки в расчет не принимала. Партия один раз ее обманула, сказав, что Сталин велик и честен, и больше бабушка этим людям не верила. Директор, гнида, наверняка побледнел, когда она пришла за часами. Бабушка была невропатологом, и всю жизнь тренировалась на чужих рефлексах. Часы вернулись, и так все загладилось еще на двадцать лет. Так вышло, что отец, единственный из семьи, был спокойным и сильным, но в советском аквариуме всю жизнь работал вхолостую.

Мне мало часов, коль скоро в свидетельстве о рождении написано «СССР». Там написано также и «русский», что ж, смотрите на русского. Уйти на войну, как дед, не погибнуть, но и не вернуться, скрыться в лесу, партизаном. Мне бы оружие и свободу, а там справлюсь и со спокойствием, и с силой. Часы? Вот тебе часы, только песочные. Чтобы не «Тик-так, мой фюрер», а только скрежещущий шелест песчинок, еле различимый, но застревающий в голове, чтобы эти палачи не избавились от безумия никогда, а я чтоб слушал тишину и не думал, что проклят веком, на исходе которого родился.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>