Растко Петрович. Африка / Пер. с сербского Л. Савельевой и Ж. Перковской. М.: Гилея, 2022. 358 с.

Серб Растко Петрович – путешественник необычный. На момент написания книги он – писатель-модернист, публиковал популярные (все же, видимо, в узких кругах) романы, сотрудничал с известным авангардным журналом «Зенит». Да и в Париже, где он жил, общался с Жидом, Кокто, Пикассо, а, вернувшись в Сербию, популяризировал там дадаизм. А еще Петрович – поэт, влиятельный художественный критик, дипломат, художник, фотограф (в книге представлены его фотографии и акварели, за что отдельное спасибо), брат художницы Надежды Петрович, интеллектуал, эстет, в общем, воистину культовая фигура. Среди самых известных его произведений, кроме «Африки»: лишь условно относящийся к жанру травелога полифонический роман «Люди говорят», шуточно-фольклорная вещь «Бурлеск Господина Перуна, бога грома» и запрещенный вплоть до 60-х годов «День шестой» о так называемой Албанской Голгофе, полном смертей и ужасов отступлении сербов через Албанию и Черногорию после вторжения центральных держав в Сербию зимой 1915-16 во время Первой мировой войны.

И вот, как Гумилев, Растко Петрович отправился в Африку, страну своих детских мечтаний (конечно, не только его, примерно в это же время подросток Эрнст Юнгер бежит из Германии, чтобы вступить на черном континенте в Иностранный легион). Что, впрочем, укладывалось в логику обновления мира или хотя бы матриц его восприятия у авангардистов, напрямую коррелировало с некоторыми дадаистскими «примитивными» текстами. Издатель книги С. Кудрявцев в своем предисловии цитирует дадаиста Рихарда Хюльзинбека: «Мы – древние сказители, желающие все начать сначала». Или, как говорит один из персонажей самой «Африки», «все, что во мне молодого, – это суданец, а то, что старо, – парижанин». Африка, где это самое начало сохранялось в еще не полностью истоптанном и выдоенном европейцами виде и где Петрович рвется в самые дикие племена, послушать тамтамы, понять местные культы и мифы, подходила как нельзя кстати. Африканцы же, дети природы, вполне могли выступать такими же носителями неискаженной истины, как для ар-брюта – умалишенные и прочие ауткасты.

Растко Петрович путешествовал по Западной Африке, тогдашнему Судану, франкофонным областям. Несмотря на логистические трудности, намотал изрядные сотни, тысячи даже километров.

Африка, кажется, может вызвать две реакции, одинаково острые – резкую антипатию из-за отсутствия привычного западному человеку комфорта (странно называемого сейчас «цивилизацией», будто та сводится исключительно к бытовым удобствам) и совершенно иных местных обыкновений или же столь же внезапную и пожизненную влюбленность. Петрович с огромным энтузиазмом пополнил ряды очарованных странников. Буквально на первой странице, когда он еще на корабле, только подплывает, начинается его песнь: «Целые звездные хороводы разбегались от судна, теряясь в воде. Громадные шары света, похожие на факелы или солнечные мечи, тоже от нас бежали. Этот млечный путь, тянущийся за кораблем, завораживал. С одной стороны от нас проплывали невидимые нам Канарские острова. Большая Медведица была все ближе к горизонту, с другой стороны уже выглядывал Южный Крест. Это было во всем: иное небо».

И если в начале своей книги он больше придерживается жанра такого естественнонаучного отчета, дневника с фиксацией и классификацией всего увиденного, то дальше дает волю Африке, захватившей его полностью, черным вихрем впечатлений. Это столь непривычно близкое в южном полушарии небо со «звездами, самыми красивыми бриллиантами в мире», в считанные минуты падающая ночь, животные, совершенно другие характеры и обыкновения и – в каждой главе – эта невозможно красивая лепка лиц, фактура тел, природная грация, после которых на белые лица и фигуры смотришь, как на какое-то некрасивое недоразумение («лик белого человека разбит, как шлюпка после шторма, о скалы неисполненных желаний, забот, абстракций»). «Вся она – единый мускул, покрытый темной блестящей кожей: ее долгие и совершенные линии нигде не нарушает ни полнота, ни более выпуклая мышца. Она отлита с первой же попытки и отполирована густым воздухом и горизонтами. Это живая бронза, которая растет, как растение, и живет, как зверь».

И таких завороженных и очень поэтичных описаний будет масса. «Как будто черное ангельское крыло на мгновение ложится на берег» – о тени от корабля. Он сходит с него ради инициации, подобной той, что проходят местные жители. «У негров существует своя шкала познания тайн. Татуировки – лишь ее внешние признаки. Один рисунок разрешает иметь дело с женщинами, другой говорит о даре угадывать мысли плодов, третий – о способности укрощать воду и т. п.».

Не стоит, однако, думать, что здесь одна полная восторженная ослепленность. Путешествовал Растко Петрович в ту эпоху, когда ни о каком равенстве рас и речи не шло – лучшим методом внушения вдруг заблажившему аборигену считался крик и зуботычина. Петрович описывает панический страх и уважение к белым – его знакомый инвалид в дальних африканских далях, один среди группы атлетически сложенных носильщиков простым повышением тона и апелляцией к власти белого господина полностью повелевал ими. Отмечает Растко и подчас странных европейских персонажей, сбежавших в Африку отчего-то, перекроенных жизнью в ней не в лучшую сторону, сходящих, как полковник Уолтер И. Курц, с ума. С долей ироничной рефлексии отмечает и свой классический наряд, пробковый шлем и белый костюм, моментальную влюбленность во встреченную европейку и постоянно останавливающийся на наготе африканок взгляд…

Так что попытка объективного видения, в итоге, может считаться успешной. В него попадает как экзотическое (ведьмы, люди-пантеры), так и уродливое (местные не гнушаются есть крыс, даже землю, гниют от сифилиса и проказы, норовят обдурить белых). Фиксирует Растко Петрович и этнографическое – культы, маски (он их скупает), отношение к сексу, смерти. Пишет даже о местной литературе, эпосах – и это, право, дорогого стоит.

«Кто-то из авторов путевых заметок обмолвился, что Африка способна повергнуть художника в отчаяние. Красновато-рыжие африканские почвы, зелень холмов, синева дымки, теплая тусклая медь нагого тела превосходят любые фантазии живописца». А герой повести «Сад» Битова вдруг осознавал, какой огромный мир и какой непомерно маленький он в нем сам. Такой видится Африка и Растко Петровичу – таким большим, таким другим миром.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>