Анатолий Рясов. Антонен Арто и смерть постдраматического театра. СПб.: Jaromir Hladik press, 2023. 120 с.

Выход книги об Арто можно всячески приветствовать, поскольку до сих пор на русском существует лишь одна монография переводчика «Театра и его двойника» Вадима Максимова (возможно, кстати, есть еще диссертационные работы? Они мне неизвестны, в книге тоже ни о чем таком не сказано). Да и переводов Арто, по сравнению с издаваемым «Галлимаром» более чем двадцатитомным полным собранием сочинений, на русском отнюдь не изобилие.

Касающаяся различных аспектов мира Арто, будь то проблема интерпретации его, попыток вписать в контекст мысли прошлого века, или же того самого вынесенного в название вопроса о постдраматическом театре (театр традиционный, следует вывод, Арто до основания все же не разрушил и не отменил, но его инновативность бесценна и сейчас), книга вряд ли претендует на всеохватность. Скорее, автор, как первый докладчик на конференции, очерчивает круг проблем, призывает, взывает даже к обсуждению.

Тем более что и главный посыл А. Рясова в том, что – Антонен Арто принципиально вне каких-либо контекстов и интерпретаций по природе своего письма и жизни (тут различия минимальные, а единство значительное). Автор берется говорить о нем даже не через такую давно известную риторическую модель, как отрицание, но – через провал, поражение. Вырисовывается тотальное экзистенциальное поражение письма, примерно как у Беккета (который тут не раз вспоминается и о котором выходила предыдущая работа Рясова в том же издательстве): «Try Again. Fail again. Fail better». «Писать об Арто — значит заранее потерпеть неудачу. Выбрав какую-то одну тему или ипостась (поэт, философ, теоретик театра), потеряешь остальные, а надеясь написать обо всем сразу, собьешься на перечисления, так что провал в любом случае предопределен. Каждое произведение Арто — это деталь некоего общего механизма, осколок, который сложно воспринимать в отрыве от остальных частей, но, взятые в совокупности, они оборачиваются указывающими друг на друга двойниками, упорно начинают сопротивляться всякой иерархии и вновь распадаются на неуловимые фрагменты, зияющие трещины и изломы».

Постулированное поражение исследователя начинается уже с попытки определить, кем был Арто. «Конечно, при желании в истории искусства не так уж сложно найти для Арто надлежащее место — назвать его знаковой фигурой французского авангарда или трактовать его наследие как своеобразный мост от философии жизни к постструктурализму (кем только не провозглашали Арто: единственным сюрреалистом, новым шаманом, последним гностиком, первым постмодернистом). Но за этими выводами — вернее, за желанием сделать их первостепенными для понимания феномена Арто — как будто бы скрывается подсознательная боязнь признания трансгрессивного взрыва». Так что уж говорить об адекватных интерпретациях. Они отвергаются сходу, впрочем, вполне обоснованно, справедливо и последовательно. «Надо заметить, что здесь едва ли выстроится и параллель с литературой нонсенса, дадаистами или футуристами». Что же касается сюрреалистов, с которыми Арто начинал, поселившись в Париже, и затем разругался (хотя с кем он не разругался?), то и тут расхождения предстают как даже вполне конкретные (Арто оказывается чуть ли не единственным, кто не обращается к технике автоматического письма, ему нужно точное, живое слово). Так и более глобальные: «…можно взглянуть на полемику Арто с сюрреалистами, корни которой стоит искать отнюдь не в организационно-политических разногласиях. Куда более показательным выглядит признание в письме Ривьеру: «Они не страдают, а я страдаю — и не только в духе, но и во плоти, равно как и внутри моей души, страдаю каждый день”». Не вписывается, то есть не поддается попыткам вставить его в эту парадигму, Арто и, например, в структурализм: «Почти одновременно с оформлением структурализма во влиятельное интеллектуальное направление Арто фактически объявляет ему войну, стремясь к преодолению принципа словообразовательных аналогий и агглютинаций; его анаграммы и глоссолалии направлены на разрыв привычных грамматических связей, на поиск уникального смысла через разрушение структуры. За неделю до смерти в интервью “Фигаро литтерер” Арто сформулировал это так: “Я хотел бы писать, не подчиняясь грамматическим правилам, найти способы выражения за пределами слов. И порой мне кажется, что я вплотную приблизился к этому… но все снова отбрасывает меня назад к норме”».

Итого, Арто ускользает от любых определений, любых попыток контекстуализации. Он дискретен, но при этом един. Как то самое тело без органов, он не распадается на конкретные части, но предстает явлением, объектом, да еще и каким.

Таковым, надо признать, становится и эта книга о нем – дискретной, напоминающей скорее небольшой сборник статей (части ее и выходили раньше в виде статей, в частности, в журналах «НЛО» и «Диалог искусств»). Сборником статей по итогам той открытой автором конференции – конференции одного исследователя. Посему возникают к выступающему и разные вопросы. Например, почему биография Арто дана совершенно минимально, впроброс буквально? Потому ли, что жизнеописание Арто («Антонен Арто. Взрывы и бомбы. Кричащая плоть» С. Барбера), хоть и не очень в качественном переводе, есть на русском, а книга Рясова рассчитана на знающих проблематику Арто? Но даже им, уверен, были бы интересны различные факты для тех же иллюстраций своих посылок, которые мог почерпнуть автор, державший, как он утверждает, в руках французское псс Арто (пруфом тут – небольшой аппендикс с собственными переводами). Да и возможный объем книги явно не был критически использован, лишние даже сотни страниц ей бы никак не повредили. Разбирается более или менее подробно только одно произведение Арто – его эссе «Ван Гог. Самоубитый обществом». Да, это обосновывается, например, тем, что это важная и при этом наиболее доступная для не знающих досконально иные произведения Арто работа (и тут, простите за занудство, противоречие с непривидением биографии – на кого все же ориентируется книга, на «широкий круг читателей» или же знатоков крюотического театра?). Авторский стиль точен, научен, но не наукообразен, действительно красив даже часто, выдавая в нем прозаика и, кстати, драматурга, но некоторые пассажи — вроде «выстраивая свое творчество на ничто, он словно заранее знал, что не найдет опоры, и его нескончаемые поиски являются в то же время затаенным желанием не находить ее, пусть и ценой безумия, увечий и даже смерти» — все же звучат излишне абстрактно и несколько выспренно. Так же возникла у меня и некоторая неуверенность касательно аналогий, привлекаемых А. Рясовым для объяснения необъяснимого – феномена Арто. Да, Беккет и Владимир Казаков очень многое скажут о (не)возможности театральных путей будущего, им тут самое место. Но вот Достоевский и Кафка… Да, конечно, объяснить титана через титанов гораздо благороднее, чем, скажем, просто наклеить на Арто бирку сюрреалиста и забыть на пыльной академической полке. И да, соположенные цитаты из этих авторов перекликаются с отрывками из Арто. Но, все же, столь ли много общего у него и Кафки, что их сравнение даст нам в целом на выходе, кроме одного, хорошо, весьма любопытного момента отношения к еврейству? Как и, увы, главы, блоки книги подчас производят впечатление того, что они не очень ладно стыкуются между собой, подогнаны для этого издания, а не предназначались изначально для единого здания мысли. Которое увенчала тема Арто и постдраматического театра – тоже, если уж подходить с позиций адвоката дьявола, решение довольно субъективное, ведь эта лишь одна из глав книги, возможно, очень важная для автора, но отнюдь не являющаяся определяющим вектором для всего исследования…

Но тут нужно сказать, что все эти придирки – отнюдь не желание признать книгу несостоявшейся, а скорее последствия некоторого разочарования от представления о том, какой могла быть книга автора, давно читающего, пишущего об Арто, возможно, живущего им (вспоминая поздние концертные выступления автора в составе его проекта «Кафтан смеха», можно углядеть в сценическом действе некоторые элементы театра жесткости – но это сейчас совсем другая тема). Не поспеши он сделать и выпустить ее сейчас (опять же понятный мотив, сам ловлю себя на желании что-то поскорее издать, пока, не знаю, не отрубили интернет из-за известных исторических событий). Хотя, возможно, эта небольшая книжка – лишь первый подход к какому-то большому тому потом?

Между тем, в ней и так уже много крайне ценного. Те же аналогии – не разработанные, но кажущиеся мне более справедливыми (так что, возможно, с теми же Достоевским и Кафкой — все дело вкуса и взгляда) – с Лотреамоном и Берроузом. Уже разработанные, картографированные линии водораздела с теми же структуралистами, о чем мы немного говорили выше. Приведены, к тому же, и важные констатации от других: «болезнь Антонена Арто была не из тех, которые с точки зрения психиатрии влекут за собой снижение интеллектуальных способностей» (Бретон) / «Речь идет не столько о том, чтобы построить немую сцену, сколько сцену, шум которой еще не успокоился в слове» (Деррида) / «Когда представление окончилось, нам было стыдно снова занять свое место в мире, где комфорт покупается ценой компромиссов» (Жид). Совершено и опровержение неверных констатаций других. Так, например, что такое понятие Арто, как тело без органов, известное сейчас в пресловутом общественном сознании скорее по «Капитализму и шизофрении» Делёза и Гваттари и делезианскому дискурсу – это не некое явление, перефразируя Паскаля, «границы которого здесь, а центр нигде», но, для самого Арто, это прежде всего тело, лишенное половых различий, свободное от проклятия жизни и ее размножения. Или еще вот, еще и еще важные для понимания Арто мысли вроде того, что «балийцы Арто — это вовсе не артисты Зондских островов, а умоисступленные актеры театра жестокости, пусть никогда и не слышавшие о его существовании».

«Если же попытаться всмотреться в движение Арто тем взглядом, которым сам он наблюдал за Ван Гогом, то мы, напротив, встретимся с отсутствием литературной генеалогии, с явлением, для которого ничтожно мало значение прошлого, для которого взаимодействие с традицией не играет принципиальной роли». Пусть так, даже и хорошо. Как и то, что у нас теперь есть еще один взгляд на Антонена Арто.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>