Татьяна Горичева. Пустыня растет. М.: Библио ТВ, 2023. 224 с.

Новая книга Татьяны Горичевой, небольшой том ее дневников последних лет. И мне кажется, что этот дневниковый стиль – оптимален для философии нашего века. Ведь не изобрести новую философскую систему, да и надо ли (надо, скорее, – работать с теми теориями, что есть, что могут помочь нам и как в этом таком сложном сегодня мире). Дневник – на острие откровения, на максимуме (само)познания. Он – это разговор, а где, как не в разговорах, проговаривается истинное, скрещиваются клинки мнений. Это – та максимальная свобода, где философическому дышится вольготнее всего.

Записи эти – обо всем. О, конечно, надвигавшейся тогда на страны тени от черных крыльев ковида. Татьяна Михайловна оказалась отрезана в Париже, где живет, от поездок в любимый Петербург. Ковид «закрыл» некогда бурлящий Париж, люди так охотно отказались от рукопожатий, объятий, общение заменили иконками Zoom’a. «Паника, фобии – отчего? Так не к лицу это празднику Парижа. И ясно, что люди боятся добровольно и охотно. Страх “любим”, это последняя форма “эротики”. А ведь этого желали многие: меньше потреблять, прекратить “круассанс” (рост производства и потребления)». И это становится для философа еще одним свидетельством того, как декларирующее на каждом углу свой гуманизм, открытость и прогрессивность человечество легко может стряхнуть все эти цивилизационные достижения (вспоминается Шаламов с его максимой о том, что всю цивилизованность легко вымывает пара недель голода, побоев и тяжкого рабского труда).

Горичева пишет – и тем более в ковид – о встречах. О том, какие это буквально аккумуляторы, батарейки для жизни – тепло человеческого участия, единение в мысли, просто совместные хлеб и вино, гельдерлиновские Brot und Wine. И являет при этом настоящее, живое, деятельное христианство: почти в любом, самом навязчивом, иных, раздражающих даже и резко навязываемых взглядов человеке она отыщет добрую черту, наградит отличающей характеристикой. Если и решит дальше, по возможности, избегать общения. В тех же друзьях и соратниках, соработниках, сомысленниках – а Горичева очень и очень погружена в экологическое даже не движение (не позволяют уже, увы, здоровье и возраст, хотя и так явно и страстно хочется), но в ноосферу – она видит настоящих праведников. Возможно – так оно и есть. Точно – возможностям, открытостям подобного взгляда надо поучиться, tempus deliberandi.

И философия животных, уже давно развиваемая, возвещаемая Горичевой, – она тоже очень живая. Не только Татьяна Михайловна жалеет ползущих в смерть по асфальту отравленных пчел, относит домой и выхаживает упавшего на нее в парке птенца голубя, берет из приюта самых старых котов и больных собак (слепой Бося, вернейший друг), не только пишет книги, выступает, говорит о равенстве людей и животных, возвращении к утраченной гармонии, апокатастасисе, но и – опять же посмотрим хотя бы на этот взгляд, поразимся ему, если не научимся. Вот о спасенных щенках:

«Но щенки – это целая мистерия. Это – “опасное чудо” (А. Платонов). Они навсегда застрянут в памяти… Они кажутся волчатами. Но потом я различила некоторую лохматость – кто-то из родителей был длинношерстным. Красивые и гордые, они держатся друг друга, облизывают друг друга. С морд братьев слизывают и остатки пищи. Четко распределены обязанности: самый внимательный и волевой всегда начеку, всегда “в позе готовности”. Он внимателен к человеку и следует за ним. Второй: лохматый. Удивленная морда. Немного хитрит. Третий – черненький, слабенький. Спит, а двое других оберегают его. Между собой разговаривают. Но тихо. Не рыдают, не требуют, не скулят. Целый боевой отряд, которым можно гордиться. И любоваться до самозабвения». Так и на людей не каждый смотрит.

Животина, пишет Татьяна Горичева, дает урок, научает нас настоящей любви. Бескорыстной, абсолютно преданной, прощающей последнюю жестокость хозяина. Мы должны не презирать скотину, но учиться у нее. Так, например, «шимпанзе по комплексности (по наличию и взаимодействию большего числа переменных, чем у человека) возвышаются над “сложным” человеком. Сегодняшний человек деградировал до неузнаваемости. Сказать о “свинстве” или “озверелости” человека – это сделать ему комплимент». А еще, если вспомнить Даниила Андреева, отнюдь не истреблять, но образовывать животных.

Не раз встречается на страницах имя Даниила Андреева – и это показательно, о многом говорит. Несмотря на то, что, разумеется, Горичева цитирует очень многих, от древнеперсидских трактатов до самых последних публикаций по философии, нейрофизиологии, разному (как тут не поразиться любознательности, открытости, жажде к жизни! Особенно когда у гораздо более молодого и здорового поколения видишь лишь равнодушную, сытую отстраненность от всего), можно выделить и целую линию. Таких ересиархов мысли. Которые в «авангарде христианства», как пишет Анастасия Гачева применительно к самой Горичевой в послесловии столь емком и развернутом, что, в принципе, возможность любых иных откликов-рецензий отменяет, не сравниться с. Итак, среди самых важных для разговора Горичевой мыслителей: Симона Вейль и Пьер Тейяр де Шарден – от христианства, да (хотя и не признаны оным), от той мысли, что идет, не воцерковленно и не институализированно, до края и за него – Бакунин, Арто, Хайдеггер, Юнгер и Чоран.

Идет в своей мысли и Татьяна Горичева туда, где, при поверхностном прочтении, при прочтении с закрытым умом и сердцем, ее, скорее всего, обвинят в ереси, радикализме, в чем-то еще (ведь сегодня так актуально наклеить клеймо, обвинить, зачеркнуть раньше, чем просто задуматься, что есть другое мнение и оно может быть не менее оправданно, чем собственное). Она да, склонна не то что рушить каноны и шаблоны, а говорить свою мысль, немодную, неудобную, мысль – вопреки.

Например, по поводу фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего, что они тогда в Ленинграде 70-х (а Горичева была более чем активно тогда вовлечена во все процессы: вела кружки, выпускала журналы, делала то, что сейчас назвали бы акциями, православного и феминистского толка) «никогда не говорили о деньгах, о загранице, о тряпках, никогда ничего не продавали и редко что покупали. Презирали фарцовщиков, перекупщиков, торгашей. Нам было все равно, что есть, во что одеваться. А настроение у нас было бодрое, веселое, бесшабашное. <…> И Герман, и Довлатов – чужие нам люди, они по существу конформисты и всегда чего-то ждут от “власти”, они вполне благополучные гедонисты». Или вот такой подход к Лакану: «Я рассказала, что Лакан определял работу психоаналитика как спуск в некий адский холод, из этого холода, к тому же, нужно уметь вынырнуть на поверхность. Я рассказала о православном опыте, о знаменитом высказывании старца Силуана: “Держи свой ум во аде и не отчаивайся”. Этот опыт встречи с адским Ничто (страхом, а не боязнью – Хайдеггер) – опыт 20-го века. И в христианстве мы находим много соответствующих “состояний”».
И, кстати, нельзя разделить мысль Горичевой на «по поводу», о пресловутом актуальном, и о философском, теологическом, вечном. Она – одна, как един и мир, его сиюминутное и вечное. Таков, например, комментарий по поводу недавних столкновений в Екатеринбурге, когда на месте сквера хотели построить православный храм, жители выступили против: «Большинство – против церкви. За природу. Но мне кажется, что конфликт уже не первый раз создан искусственно. В России, стране с наибольшим числом христианских мучеников, хотят противопоставить Церковь и Жизнь. (Теперь ведь мученики – это воздух, вода, деревья, животные. Они молча и стремительно умирают). А молодое поколение приучается к мысли об исконном дуализме между “официальной” верой и беззащитной землей. Хуже того, что для многих зоозащитников (раньше на Западе, а теперь и у нас) христианство вообще – враг всего живого. Тогда как Господь сказал, что Он есть Жизнь».

Споры есть, конечно. Даже не ведя, но констатируя их, Татьяна Михайловна призывает в пределе к другому взгляду, возможности единства. «Для многих православных невдомек, что огромное множество католиков резко восстают против соединения христианства с трагическим. Я чуть не поссорилась с моим другом (умницей, эрудитом) Герхардом Адлером. Он отказался даже разговаривать на тему “трагического”. Герхард считает, что Христос и Воскресение изначально победили трагедию. В христианстве осталась только “драма”. Но я считаю, что наша жизнь трагична. Хотя бы потому, что человек погружен в заброшенность (Gefallenheit). Будучи заброшенным в этот мир, мы должны жить, хотя и знаем, что умрем. Мы должны делать добро и вообще “быть нравственными”, хоть и знаем, что “грош нам цена”». Татьяна Горичева спорит, продолжает спорить с тем, с кем никто, кажется, и не спорил. Она – видит не просто иначе, а глубже, до примордиальных основ, до настоящего растворения в Другом, единства с ним и миром. «Социализм не прав с самого начала: он придумывает разобщенность, а потом предлагает бороться за единение. Христианство противоположно социализму. Другой не мешает мне, а расширяет меня, делает сильнее и совершеннее. Рай есть. Только нужно о нем подумать».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>