В 1988 году, в перестроечные времена, на экраны советских телевизоров вышел фильм режиссера Владимира Бортко «Собачье сердце». Нельзя сказать, что режиссер так уж сильно сместил акценты написанной в 1925 году повести Булгакова, однако после фильма Бортко на фоне развернувшейся в СССР критики советского строя смысл булгаковского «Собачьего сердца» стал восприниматься как «острая сатира на большевизм». (Добавочным аргументом в пользу такой трактовки был запрет на публикацию «Собачьего сердца» в СССР вплоть до 1987 года.) При этом «труженик и творец» профессор Преображенский выглядел положительным антиподом по отношению к желающим «все поделить» Шарикову и компании Швондера.

В последовавшие годы в публицистике звучали голоса, спорившие с такой трактовкой повести Булгакова. Они отмечали моральную нечистоплотность и «социальный дарвинизм» Преображенского, но, в общем-то, не выходили за рамки споров о природе советской власти.

Между тем, если Булгаков писал «сатиру на большевизм», зачем ему понадобилось превращение в человека пса Шарика? Оно в таком случае выглядит излишним. Неужели Булгаков хотел провести аналогию между низшими слоями общества и животными?

Для «сатиры на большевизм» лучше подошел бы следующий сюжет: Клим Чугункин попадает в дом профессора Преображенского (скажем, как жених прислуги Зинаиды), его пытаются окультурить, однако из этого ничего не выходит: Чугункин солидаризируется с компанией Швондера и, в результате, изгоняется обратно. Преображенский в этом случае омолаживал бы советских чиновников, но без опытов над животными.

Давно подмечено, что Булгаков при создании «Собачьего сердца» отталкивался от вышедшего в 1896 году романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро». Вот уж где можно при желании отыскать очевидную сатиру на социализм и марксистские догмы построения справедливого общества!

Доктор Моро хирургическими и медикаментозными методами делает из животных людей, но стойкого очеловечивания не происходит: подвергнутые вивисекции звери со временем выходят из под контроля, убивают доктора и возвращаются в животное состояние.
Неужели Булгаков при создании «Собачьего сердца» механически заимствовал сюжет Уэллса и «для оживляжа» ввел в свою повесть историю преображений Шарика?

Легко заметить, что данное Борменталем объяснение начальной цели опыта над Шариком выглядит крайне неубедительно: «Показание к операции: постановка опыта Преображенского с комбинированной пересадкой гипофиза и яичек для выяснения вопроса о приживаемости гипофиза, а в дальнейшем и о его влиянии на омоложение организма у людей». Ведь для омоложения железы животных подсаживают людям, а вовсе не железы людей — животным. Недаром сам Преображенский говорит о своем опыте: «Я заботился (…) об евгенике, об улучшении человеческой породы». Булгаков явно намекает на истинную цель эксперимента, которую затем констатирует и Борменталь: «Перемена гипофиза даёт не омоложение, а полное очеловечение».

«Наука ещё не знает способов обращать зверей в людей. Вот я попробовал да только неудачно, как видите», — говорит Преображенский милиционерам в конце повести.
В чем, действительно, состояла эта неудача, обсудим ниже.

А сейчас обратимся опять к роману Уэллса.
«Я желал — это было единственное, чего я желал, — изучить до конца пластичность живого организма», — говорит доктор Моро о цели своих опытов. Он явно лукавит.

Вот гимн, который поют созданные доктором Моро существа:

— Его рука творит.
— Его рука поражает.
— Его рука исцеляет.
— Ему принадлежит молния.
— Ему принадлежит глубокое соленое море.

Они считают доктора Богом. Это и есть истинная цель его эксперимента — создание существ, которые будут относиться к своему создателю, как к Богу.
Такого же отношения ожидает Преображенский от Шарикова.

Заметим, что пес Шарик до операции в мыслях называет Преображенского «божеством», а по возвращении в состоянии пса — «высшим существом».

Это высшее существо вкладывает в Шарика душу — т.е. гипофиз, который дает «полное очеловечение». «У него уж не собачье, а именно человеческое сердце», — говорит Преображенский. Ясно, что речь о душе.

Повесть следовало бы назвать «Собачья душа», да сын профессора Духовной Академии Михаил Булгаков, видимо, просто не мог произнести столь кощунственные слова, поэтому заменил их на «Собачье сердце».

В чем же состоит истинная неудача профессора Преображенского?
Ведь очеловечивание Шарика вполне удалось.

Да, он несколько прямолинеен с женщинами, но так это еще не обучился культуре, то есть умению не выставлять на показ свои, так сказать, греховные пристрастия. Зато зарабатывает на хлеб насущный, пусть на неприглядной, но вполне человеческой должности. Хочет склонить к сожительству машинистку, используя свое служебное положение? Ну так за это есть статья уголовного кодекса именно что в отношении людей. То есть Шариков опять действует пусть прямолинейно, но по-человечески.

Измышляет неуклюжий донос на Преображенского? Ну так «измышляет» же и, похоже, почти самостоятельно. Кроме того, готов бороться за свои права, которые выглядят вполне оправданными. Не тушуется перед Преображенским и Борменталем, отстаивает свое мнение.
Заметим, что в повести Швондер и компания, которые направляют борьбу Шарикова за его, так сказать, эмансипацию, в отличие от фильма Бортко, вовсе не выглядят внештатным подразделение карательных органов: «Все молодые люди и все одеты очень скромно». Среди них «персиковый юноша», который оказывается женщиной.
Судя по всему, это молодые идеалисты.

Так, повторим, в чем же неудача Преображенского?
В том, что высшие силы, возможно, иронически, устроили так, что Преображенский произвел Шарикова по своему образу и подобию.

Ведь Преображенский — изрядный прохиндей. Доходы он получает не только от морально нечистоплотных людей, но и от прямых преступников, сожительствующих или намеренных сожительствовать с несовершеннолетними (эпизод с приемом этого последнего пациента в фильм не попал). С пациентки, гоняющейся за распутным молодым любовником, профессор беззастенчиво сдирает 50 червонцев за операцию без огласки у себя на дому. При этом в разговоре с Зиной подчеркивает, что колбаса для Шарика куплена за целых рубль сорок (в фильме упоминание о цене колбасы из диалога выпало). Без зазрения совести использует в своих интересах покровительство высокопоставленных чиновников-пациентов. Прибегает ко лжи (ведь ни о каких револьверах речь у Булгакова не идет): «Сейчас ко мне вошли четверо, из них одна женщина, переодетая мужчиной, и двое вооружённых револьверами и терроризировали меня в квартире с целью отнять часть её». Резко отрицательно относится к подселению в дом, где находится его квартира, нуждающихся в жилье, то есть демонстрирует повадки жлоба. Людей Преображенский подразделяет на «массу всякой мрази» и «десятки выдающихся гениев, украшающих земной шар», несомненно, относя себя к последним. Все поучительные разговоры Преображенского — это также разглагольствования жлоба, считающего, что схватил бога за бороду среди нищей после революции и гражданской войны страны.

Вот Преображенский и получает для создания человеческого существа, которое должно считать его Богом, гипофиз (то есть душу) не Спинозы, как хотел бы Борменталь, а уголовника Клима Чугункина. Чем, по-видимому, объясняется строптивость Шарикова и его нежелание учитывать чьи-либо интересы, кроме своих собственных. Шариков антикультурен, что сталкивается со стремлением Преображенского «выглядеть культурно» при всей неприглядности собственной деятельности и поведения. Благодарности и почтения по отношению к Преображенскому Шариков не испытывает (что не удивительно при совершенных над ним болезненных манипуляциях). Профессора он называет не божеством, а папашей. При этом Шариков, какой он ни есть, не намерен мириться с отводимой ему ролью существа низшего сорта. (Похоже, в этом видит Булгаков основное свойство человеческой души). Преображенский же и Борменталь стараются навязать Шарикову эту роль, причем методом террора, несмотря на прежние речи Преображенского:

«Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный и даже коричневый!»

Так что, на наш взгляд, повесть Булгакова имеет лишь косвенное отношение к сатире на власть большевиков. Сатира эта, прежде всего, на желание человека сделаться Богом. Типы, подобные профессору Преображенскому, характерны при любой власти и любой эпохе. Неприглядная советская жизнь, которую изобразил Булгаков в «Собачьем сердце», это сатира на род человеческий как таковой. Просто творчество Булгакова пришлось на советский период и другой окружающей действительности у него не было.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>