НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Юнг продолжает говорить о Рамане: «Цель у восточной практики та же, что и у западной мистики: центр тяжести смещается от Я к самости, от человека – к богу, что должно означать исчезновение Я в самости, а человека – в боге. Очевидно, что Шри Рамана либо действительно в значительной степени поглощен самостью, либо по крайней мере всеми силами в течение всей жизни стремится растворить свое Я в самости.

Если рассматривать самость как высшее проявление душевной целостности (т.е. как тотальность сознания и бессознательного), то фактически она предстает в качестве чего-то вроде цели психического развития, и притом помимо любых сознательных суждений и ожиданий».

Обратим внимание: Юнг считает «самость» всего лишь «высшим проявлением душевной целостности», «тотальностью сознания и бессознательного». Такой довольно узкий взгляд на Естество (а Оно далеко не укладывается в рамки подобных определений) характерен для ученого Юнга. Впрочем, взгляд на этот процесс обнаружения «самости» как на цель психического развития, которая при этом осуществляется помимо сознательных суждений и ожиданий, — свидетельство глубины интуиций Юнга.

В «Красной книге» это выражено так: «Вы не можете этому научиться, это может только развиваться в вас. Вы не можете этого желать, это забирает волю из ваших рук и волит само. Волящееся в вас наставляет на путь». Это описание процесса раскрытия Самости совершенно соответствует адвайтическому учению о неделании, о том, что «личность» ничего не решает и не делает (хотя и претендует на это, – ведь, собственно, и «ахамкара» буквально так и переводится с санскрита: «я-делатель»). «Делает» и «решает» внутри нас только «Естество» («Самость»), Истинное Я, а не вот эта вот маленькая иллюзорная эго-надстройка, преисполненная уязвимостей и страхов. (И делает она зачастую совсем не то, что видится нам делаемым.)

О том, что юнговские опыты не были лишены некоторых проблесков истинного видения, свидетельствуют и вот такие слова Филемона: «Не ваше помышление, но ваша сущность — отличимость. Посему не должно вам устремляться к различению, как вы о том помышляете, но к вашей сущности. Есть, по сути, одно лишь устремление, именно устремление к собственной сущности. Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вам знать о Плероме и ее свойствах, и придете вы к правой цели силою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено от сущности, то и приходится мне наставлять вас в знании, дабы сумели вы удержать в узде ваше помышление».

Тут Юнг вполне сходится с Раманой, в том, что не сознательные усилия (попытки отсеять от себя всё, что не есть «Я») приводят душу к очищению от наслоений, а то, что в адвайте называется «милостью» (то есть – божественной Любовью, которая одна только и «отворяет все двери»)… Филемон продолжает: «Когда же мы остаемся верны своей сущности, именно — отличимости, … мы тогда не низвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворенность». Верная мысль, вполне адекватная рамановскому само-исследованию, и тут же – снова страх ничто, страх растворенности…

Юнг спрашивает Филемона (который ведь тоже Юнг, ведь, вспомним, дело происходит в фантазиях Юнга), что же останется, собственно, от него в результате этого процесса индивидуации (мы уже задавали выше этот вопрос: «если луковицу «я» распотрошить слой за слоем, то что же остается в ее середине?»). А получает Юнг вот какой ответ: «Ничего, кроме твоей тени. Ты будешь рекой, которая разливается по землям»… Можно, наверное, истолковать это как «ты утратишь свои берега, потеряешь свое русло, станешь вездесущим». Тут у доктора Юнга опять возникает такой важный для него вопрос: «Но где остается моя уникальность?» Филемон отвечает: «Ты украдешь ее у себя». Вряд ли Юнг сам понимал, что тут имеется в виду. Филемон, будучи своего рода внутренней инстанцией-проводником, к Истине, «внутренним гуру» Юнга, говорит вполне на языке гуру: твое истинное Я – это Ты без «тебя». То есть Истинный Ты (который есть сама «Самость») украдешь свою уникальность у ложного «тебя» (у эго). Или, как сказал Рамана Махарши о сути того, что происходит в результате само-исследования: «Я устраняет «я», но остается как Я».

В «объяснительной записке» Юнг высказывает свою (как ученого) основную претензию к наставлениям Раманы так: «Критическая установка по отношению к этому естественному процессу позволяет нам задавать вопросы, которые, в сущности, заранее исключаются формулой «самость=богу»». Перевожу: если мы согласимся, что Самость – это Бог, мы не сможем подходить к ней с научных позиций, ставить под сомнения, препарировать, анализировать, раскладывать на составляющие и проч. Ведь «эта формула выявляет растворение Я в атмане как четкую религиозно-этическую цель, что можно видеть на примере жизни и мышления Шри Раманы. Разумеется, это же относится и к христианской мистике, которая и отличается-то от восточной философии, по сути дела, только другой терминологией. Неизбежным следствием этого выступает неполноценность и устранение физического и психического человека (живой плоти и ахамкары) в пользу пневматического человека. Шри Рамана, к примеру, называет свое тело «этой вот колодой»».

В словах Юнга при этом звучит явное осуждение, он не принимает подобного отношения к материи… А точнее – боится. Так что не удивительно, то, что сказано далее. О том, собственно, чем, по мнению Юнга, сущностно отличается научный взгляд на «самость»: «В противовес этому и с учетом комплексной природы переживания (эмоция + толкование) критическая точка зрения оставляет за Я-сознанием значимость его роли, – вероятно, понимая, что без ахамкары не было бы вообще никого, кто знал бы об этом событии. Без личностного Я Махарши, Я, которое эмпирически дано только вместе с принадлежащей ему «колодой» (=телом), никогда не было бы никакого Шри Раманы. Даже если согласиться с ним в том, что высказывается отнюдь не его Я, а атман, то все равно: это психическая структура сознания, также как и тело, дает возможность сообщать что-либо при помощи слов. Без физического и психического человека – конечно, весьма уязвимого – и самость будет чем-то полностью беспредметным…» Вот чего еще, кроме «только-святости», хотелось Юнгу. Остаться человеком (желательно гармонично развитой, психически сбалансированной личностью), остаться телом и «я-делателем»… Высказываться, быть услышанным, понятым, признанным. Такие простые и знакомые всем чисто человеческие желания. Возможно ли это при «само-реализации»? Чуть позже еще вернемся к этому моменту. А пока отметим, что Юнг снова лишь строит догадки, не понимая до конца, а как это вообще – растворить тело и ум и при этом разговаривать и воспринимать.

Говоря о «самости», аналитик упорно использует термин «самостановление» вместо «растворение». Такова в нем сила «чувства личного делания». «Априорно данный целевой характер самости и жажда добиться этой цели существует, как уже сказано, даже без участия сознания. Не признавать их невозможно, но нельзя обойтись и без сознания «Я». Оно тоже настоятельно заявляет о своих требованиях, и притом частенько громко или тихо противореча необходимости самостановления».

То есть несмотря на понимание, что процесс может завершится совершенно не в силу личных усилий, ученый, похоже, не готов признать, что маленькое личностное «я» не играет, по большому счету, вообще никакой роли и вообще не имеет важности. Например, для Раманы этого «я» не существует изначально, оно просто иллюзия. Равно как и физическое тело. В своих основных текстах (например, это «Сорок стихов о Том, что Есть») он совершенно ясно указывал на это: в состоянии глубокого сна без сновидений нет ни личности, ни тела, ни мира, они кажутся существующими только в состояниях бодрствования и сна со сновидениями, а раз есть состояния (глубокий сон, например), при которых их нет, значит, они непостоянны, преходящи, и, следовательно, они не существуют вообще, потому что то, что реально (есть), должно существовать всегда, непрерывно – в том числе в состоянии глубокого сна без сновидений. Рамана предлагает выяснить, что же это, и быть этим. То есть быть не телом-умом, а Тем, что одно только по-настоящему реально, так как существует во всех состояниях (даже и в глубоком сне, где нет ни тела, ни ума). Это и есть то, что мы называем Естество, «То, что Есть», Реальность, Self (То, что в переводах Юнга на русский названо «самостью», но, по-научному, пишется с маленькой буквы и, похоже, является все же не совсем той Самостью, о которой говорил Рамана).

В некоторый момент Юнг увлекся китайской (а потом и европейской) алхимией. В деятельности алхимиков он видел попытку «вырастить самость», зачав поначалу тело бессмертия («самости»), создав нечто, называемое «зародышем бессмертия», а затем постепенно вырастить этот зародыш, слившись с ним воедино. Все внешние алхимические процессы Юнг видел сводимыми к этому. И, конечно, это верный взгляд, однако тут легко впасть в ошибку, принимая алхимические образы и символы за нечто буквальное (что и делают многие поклонники даосской алхимии и даже ее непосредственные адепты из числа более поздних интерпретаторов). Ведь на самом деле никакой «зародыш бессмертия» в буквальном смысле невозможен. Самость не может быть зачата, не может родиться или возникнуть. Потому что Она всегда есть и никак не связана с динамической игрой гун проявленного мира (мира ци, мира становления, существующего только в состояниях бодрствования и сновидений, но совершенно отсутствующего в состоянии глубокого сна, — именно отсутствующего, потому что пребывая В ЭТОМ состоянии, вы там не можете их обнаружить, вы можете лишь спекулировать о том, что они там якобы были, когда просыпаетесь в состояние бодрствования). Что же такое тогда слово «зародыш» в алхимических текстах? Ответ прост: лишь метафора, поэтический образ, говорящий о необходимости той или иной подготовки ума, самоочищения перед тем, как раскроется То, что и так уже есть.

Сама же Самость (рамановское Естество, Атман, Истинное Я) – это не что-то такое, что требуется зачинать, вынашивать и рождать. Это несотворенная вечная и неизменная истинная природа – как сознания, так и бессознательного – само Осознавание. Естество уже есть – вне зависимости от того, осознаем ли мы Его (точнее себя как Его) или же находимся во тьме неведения относительно того, кто мы есть на самом деле. Во тьме бессознательного, в которое в таком случае, разумеется, включено и юнгианское «сознание», «сознательное Я».

Иллюзорное продвижение сознания к осознанному распознаванию этой Самости (Естьности, Истинного Я, Атмана, Естества) можно, конечно, изобразить как процесс – в том числе и как процесс объединения сознания и бессознательного или процесс принятия и растворения любых двойственных противоположностей (все эти парадоксальные теории были ядром построений Юнга). Но все подобные процессы и путешествия происходят исключительно в поле иллюзорного проявленного мира, который целиком и полностью есть не что иное, как плод воображения, основанный на ошибочном отождествлении Сознания с телом – того отождествления, из которого следует выделение многообразных отдельных от этого тела и друг от друга объектов (противоположных пар).

Итак, теперь нам уже совершенно ясно, что для Юнга понятие «самость» — это, в целом, не то же самое, что Атман (Естество, Истинное Я). В Адвайта-Веданте (и близких к ней учениях, в том числе в указателях Раманы Махарши) под Атманом понимается совершенно внеличностное чистое Сознание, единое с Абсолютом, или Богом и не знающее себя как нечто отдельное. Это чистое Я, которое одно и то же во всех формах (и при этом лишенное любых качеств и содержаний, кроме одного – оно Сознает, или, как это называют в Веданте, оно само-сияюще, сваям-пракашам). Это, можно сказать, не человеческое Я, а божественное Я. Для Юнга же его «самость» — это нечто глубоко индивидуальное, обособленное и отдельное, лишь подчеркивающее истинную (кристаллизованную и очищенную от всех наслоений «коллективного бессознательного») индивидуальность того или иного человеческого существа (отсюда и термин «индивидуация»). Он говорит о «самости» как об архетипе, то есть как о некой структуре, об одном из элементов бессознательного. Пусть даже это и верховный, всеохватный, центральный архетип, объединяющий все прочие, «бог внутри человека», но все же это структура, нечто поддающееся описанию, вычислению, расчленению, анализу. Вот принципиальное различие между Самостью и «самостью».

Соответственно и «индивидуация» — это вовсе не то же самое, что «само-реализация» в ведантических учениях или «просветление» в неоадвайте. Ведь просветление (само-реализация) – это выход за пределы собственной отдельности как некоего человеческого существа с такой-то биографией и прочими вводными, касающимися его тела и индивидуальных особенностей его психики. Да, человек, который осознал свою истинную природу (Естество), действительно в значительной степени очищается от груза бессознательных программ и в этом смысле становится «подлинным собой» даже на уровне своего (иллюзорного) проявления в этом конкретном физическом воплощении, — начинает ясно видеть свое «предназначение», начинает быть в высшей степени эффективным инструментом для проявления воли Бога (или просто Жизни, если кого-то смущает религиозная смысловая составляющая слова «Бог»). Человек перестает мешать тому, как Сознание (Жизнь, Бог) хочет играть в данном конкретном теле и что хочет проявить через этот конкретный инструмент, он перестает мешать и «путаться под ногами» со своими мелкими человеческими идейками о том, кем он должен быть, — но все это «раскрытие предназначения» и прочая мишура, связанная с формой конкретного проявления, есть скорее побочный (хотя и неизбежный, если тело остается жить после само-реализации) продукт, а не цель само-реализации. И уж точно это не достижение какого-то отдельного человеческого существа, который «взращивал» в себе какой-то там физический (или даже метафорический, — все равно не достижение) «зародыш бессмертия».

Словом, коренное отличие юнгианских понятий «индивидуации» и «самости» (с маленькой буквы) от ведантических «само-реализация» и «Естество» (Атман, с большой буквы – как Бог) в том, что для Юнга это были сугубо ментальные выкладки, которые он хотя и проживал на неком собственном опыте (о чем свидетельствует его «Красная книга» и другие тексты), не стали для него чем-то выходящим за пределы игр ума и воображения. Все его опыты были глубоко ментальными и иллюзорными. В то время как в Веданте речь идет о подлинном выходе за пределы ума (за пределы сознательного личностного «я» и бессознательных содержаний) посредством обнаружения своего истинного Я, Сердцевины, которая не отдельна от Единого Безграничного Целого, не связанного какой-либо формой и качествами, вне времени и перемен. И пребывания этим Я (Истинным Собой).

Но Юнг, конечно, интуитивно стремился обнаружить именно это, истинную Самость. Поэтому интеллектуальные мытарства Юнга, подробно и увлекательно описанные в недавно вышедшей книге Олега Давыдова «Шаманские экскурсы. Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», выглядят очень поучительно, показательно и занятно. Они свидетельствуют о том, насколько далеко может пройти человеческий ограниченный интеллект в попытке найти свой источник, в попытке объять необъятное. И как он, неизбежно натыкаясь на свою ограниченность, пытается уже мошенническими софизмами в упор не признать, что есть нечто гораздо большее, чем он. Яркий пример этого «мошенничества ума» (термин Льва Толстого) – та самая «объяснительная» Юнга по поводу Раманы.

Последняя ступенька, по которой ум еще может подняться по этой лестнице, — это осознание, что по своему хотению достичь этого никак нельзя. На этом, собственно, лестница почти кончается. В этот момент надо оказаться в присутствии Мастера (Гуру), полностью признать бессилие своего личностного ограниченного ума, сдаться и получить прямую передачу Знания (Джняны), которая не имеет ничего общего с интеллектуальным знанием.

И мы уже видели, что Юнг признавал, что человек сам по себе мало что может на пути «индивидуации». Вот даже еще его слова по этому поводу: «Объединение противоположностей на более высоком уровне… — дело совершенно не рациональное; столь же мало оно является предметом волеизъявления. Это — процесс психического развития, выражающий себя в символах». Однако того, к чему именно должно привести это «развитие», как и то, что «индивидуация» — это всего лишь этап, Юнг до конца, видимо, не распознал. «Делатель» в Юнге так и не умер, а до последнего пытался присвоить себе лавры обычной естественной работы эволюционирующего проявленного Сознания. (Юнг видел это присвоение. И даже описал его как архетип под названием «мана-личность». Но сам так до конца от этой структуры и не освободился.)

Иными словами, этот алхимический процесс преображения (в исихазме – «обожения») человеческого существа не делает кто-то отдельный (некий «алхимик»), его «делает» сама жизнь, — и даже не делает, ведь это естественный процесс, неизбежно идущий сам по себе, подобно тому, как река течет к океану, а физическое тело смешивается с землей.

И вот вместо сдачи, вместо признания бессилия человеческого интеллекта в его попытках охватить бесконечное, Юнг начинает выдумывать способы все же «протиснуться в рай» вместе с умом: «Осознанная воля не в состоянии достичь такого символического единства, ибо сознание в этом случае играет роль партии. Противной же стороной выступает коллективное бессознательное, которое не понимает никакого языка сознания. Поэтому требуется «магически» действующий символ, обладающий тем первобытным аналогизмом, который и воспринимает бессознательное. Это бессознательное может быть постигнуто и выражено лишь через символ, почему и невозможно обойтись без индивидуации символа. Символ, с одной стороны, есть примитивное выражение бессознательного, а с другой — идея, соответствующая высочайшей интуиции сознания». (Комментарий к «Тайне золотого цветка», 1928 г.)

Тут ученый доктор Юнг, по сути, признается, что наука бессильна и должна уступить место магии. Вместо чистого пути к Богу через отдачу себя Его воле, он выбирает магический путь манипуляций символами, которые принадлежат одновременно и сфере бессознательного, и сфере сознания. Ведь этот путь все же ближе к науке, чем «какая-то там» (в глазах Юнга) безликая мистическая сдача… Вероятнее всего, этот магический вариант (путь манипуляций, путь «мана-личности», «мага») подсказан Юнгу его ошибочным взглядом, будто Самость – это некий результат соединения «сознания» и «бессознательного» в единое целое. Такую «самость», вероятно, и впрямь можно вырастить, как это пытались делать некоторые алхимики. Но это не та Самость. Мы выше уже говорили о том, что истинная Самость не может быть ограничена таким слишком человечным на нее взглядом. Она вне процесса становления, вне процессов вообще. Юнг ошибался, поскольку никогда не прикасался непосредственно к Истине. Не встречал Раману. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>