Я никогда не была спокойна: роман / Амедео Ла Маттина; перевод с итальянского Наталии Колесовой. – Санкт-Петербург: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2024. – 464 с.

    «Жизнь, прожитая ради великого дела,
    лишена пустоты жизни отдельного человека»
    Анжелика Балабанова
    … … …

    «Но Господу угодно было совершить через меня, грешную, великое Своё дело»
    Игуменья Таисия (Солопова)

Эту колоритную даму, замеченную – по горькой иронии того, что называют словечком «судьба» (словечком, заметим, из лексикона рифмоплётов и иных болезных, не брезгующих азбучным набором кубиков a-la душа-любовь-закат-кровь), – итак, даму эту, замеченную многим более века назад как в компании «дуче», так и «вождя всех народов», современники и потомки маркировали весьма эмоционально. Тут и «святая Анжелика», и «невероятная Анжелика» (за преданность идеям борьбы и ревпафос, он же «революционная страсть»), и «Калиостро в юбке», и «падчерица русской революции», и «русская жена Муссолини», и «маркиза коммунистов», и «маркиза социалистов», и, по выражению пресловутого Ульянова-Ленина, «неудобная моралистка», etc.

Её будоражащая воображение биография – у имеющих воображение, разумеется, – во многом мистифицирована: начиная от даты появления на свет (омоложение документов: годом рождения, предположительно, можно считать и 1865-й, и 1871-й, и 1877-й или даже 1878-й…) до элементарного пересчёта детей в родительской семье. В мемуарах «Моя жизнь – борьба» 1 она, не моргнув, пишет (привирая, вероятно, из политсоображений: нужно было казаться хоть в чём-то «как все», то есть выходцем из вау-вау-многодетной семьи): «Моя мать родила шестнадцать детей, семеро из которых умерли. Я была самой младшей, и мои старшие сёстры уже были замужем, когда я родилась…», но на деле-с братьев и сестёр у будущего «товарища Балабановой» оказалось вчетверо меньше, как уточняют некоторые исследователи, вряд ли позволяя себе играть жареными фактами. Едва ли богатая образованная дама, дама по имени Анна Хофман, выбросит на ветер 144 месяца драгоценной жизни, положив их на адоворот беременностей, как какая-нибудь крестьянка (хотя нехитрое ремесло чадоделания в конце позапрошлого века, разумеется, было поставлено куда на более широкий поток, нежели нынче, а необразованные жёнушки и не подозревали, насколько ущербно их существование из-за «счастья» безостановочных, бессмысленных и беспощадных, что пресловутый русский бунт, родов).

Итак, детей в богатой черниговской семье было не шестнадцать, а условно четверо, но не это, конечно, главное в истории Анжелики-по-мужу-Балабановой (брак с меньшевиком, будущим членом Украинской Центральной Рады Михайло Балабановым быстро распался): Анжелики-урождённой-Ройзман, Анжелики-маркизы-социалистов… Автор её биографии «Я никогда не была спокойна», Ла Маттина, о том, правда, как раз не упоминает, ссылаясь в своём труде именно на её книгу «Моя жизнь – борьба», где кое-что, вероятно, имеет смысл делить на десять, и пусть: увлекательности чтения это не отменяет, да и где мы видели абсолютно правдивые мемуары! Синдром Мюнхгаузена, конечно, порок прегадкий, но здесь всё же не совсем он. Точнее, не только мифомания. Что же?..

Несколько слов об авторе исследования: Андрео Ла Маттина родился в Палермо, поэтому живёт предсказуемо в Риме – сложно, если не невозможно, охочему до реализации субъекту состояться в провинции, истинка не нова, пусть даже провинция и фигуристая, с пальмами, соборами да палаццо… Исключения, надо думать, редки. У автора этих строк есть как право, так и лево говорить так: душный в провинции воздух, и не спорьте, читатель, а ежли хотите, слушайте песню «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой… Но мы отвлеклись. Итак, Ла Маттина окончил юрфак, изучал журналистику в LUISS University of Rome, а в 2011-м опубликовал в Einaudi Mai книгу о жизни Angelica Balabanoff: именно такую комбинацию букв выдаёт автопереводчик, когда «серфишь» глубокие – и не очень – виртводы наимузыкальнейшего языка. Что ж, работа проделана колоссальная, и потому снимем пред текстом Андреа воображаемую шляпу/кокошник/паранджу/корону. Читается книга этого итальянца с тем самым любопытством, которое не покупается и не продаётся, хотя некоторые страницы, что уж там, пролистываются по диагонали: профпривычка, куда от неё, «и так всё ясно»! Но кто-то точно не будет перескакивать со строки на строку – настоящие читатели (те, которые сами не пишут и чужого не редактируют) ещё не перевелись, ну а с критика-с-секретом-полишинеля что взять? Вернёмся лучше к нашей героине.

Как ни странно, чтение книги Ла Маттина о пылкой «святой» революционерке (которая горько – очень горько! наигорчайше! – разочаруется в итоге и в Муссолини, и в Ленине) тут же запеленговало мемуары игуменьи Таисии (Солоповой)2 – избранные дневниковые записи известной русской инокини, настоятельницы Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря и, кстати, духовной дочери Иоанна Кронштадского, родившейся раньше «соцмадонны», в 1842-м, и покинувшей тело в 1915-м, тогда как легендарная Анжелика Балабанова почила в Риме много позже, в 1965-м… Что же общего у этих мемуаров, столь, на первый взгляд, полярных, кроме хорошего слога? (Оба автора, бесспорно, литературно одарены).

Во-первых, очертания детства и, отчасти, канва юности (разумеется, «общо», «классово»), – а ещё религиозность (у каждой своя, ибо что такое политика, тем более в контексте революционной поэтики, как не религия-с-ног-на-голову, как не культ, как не поклонение «святому»!). Итак, разновекторная религиозность женщин: женщин с точки зрения пресловутого гендера, хотя что такое «женщина», что такое «мужчина», что такое «гендер», наконец, как не уловка поднебеснутых маркетологов, рьяно пекущихся о размножении весьма несовершенного вида! Во-вторых – великая цель, которая не давала сломаться обеим, несмотря на все тяготы, и «тяготы» здесь не фигура речи (во всяком случае, и космополитка Анжелика Балабанова, и монахиня Таисия Солопова так считали – великая цель у них определённо была, благодаря ей и дышали). Вторая, невеста Христова, над- или нечеловеческими какими-то усилиями построила храм, впрочем, про её духовные подвиги надобно писать отдельно («Выстроился в три года, и окончился в удивление всем и, тем более, в моё собственное удивление…»). Первая же, ортодоксальная марксистка, прокляв в итоге обожаемого «Бениточку», радикально сменившего радужные социалистические миражи на фашистские флаги, ортодоксальная марксистка, не смирившись и с красно-люциферической диктатурой, окормленной любовно «дедушкой Лениным», тем не менее ясно транслировала идею (и верила в неё, как ни крути у виска нынче), что мирок сей может быть справедливым – нужно якобы лишь помочь ему эту самую справедливость обрести… Забавно, почти даже смешно, кабы не так грустно!

«Коллега Ленина» (комментарии излишни) и «наставница Муссолини» (кстати: будущий дуче – в прошлом учитель младших классов, а ещё играл на скрипке: увы, ничто не помогло не озвереть…) изначально боролась за женскую эмансипацию (хотя на дух не переносила феминизм, считая, что «…борьба за освобождение женщин была только одним аспектом борьбы за освобождение человечества. Именно потому, что мы хотели, чтобы женщины, особенно работницы, поняли это и то, что им нужно бороться не против мужчин, а вместе с ними против общего врага – капиталистического общества…»), отстаивала права и свободы простых рабочих, искренне надеясь на успех социалистической революции… О, сколько наивности! Как уточняет в своей книге Ла Маттина, «…в Италии социалистическая партия уже представляет собой арену борьбы между реформистами и максималистами. Русской студентке пока недостаёт опыта, чтобы решить, к какому крылу примкнуть. Для неё партия – союз апостолов и братьев, объединённых на пути к земному раю. Она ещё не поняла, какое чудовище эта политика и люди, занимающиеся ею».

Итак, ещё не поняла, какое чудовище: ибо союз апостолов и братьев. Вот к чему она стремилась, к какому союзу, о-ка-зы-ва-ет-ся, буквально покупая себе свободу, и это снова не фигура речи: отказ от наследства, небольшая – по договорённости – ежемесячная финпомощь брата; мать прокляла дочь, бросившую прекрасный дом, дочь, отказавшуюся выгодно выходить замуж и рожать, рожать, рожать, будто и дел других у неё нет… Травма на всю оставшуюся, недаром, отдавая богу душу, товарищ Балабанова прошепчет в римской своей квартире, прошепчет на русском: «Мамочка, мамочка…». Да и кого звать ещё, кому шептать, ежли насовсем умираешь, ежли навсегда, – замертво ль умираешь, заживо ль, не суть: ма-моч-ка. Одна такая на свете всём.

Из мемуаров Анжелики Балабановой: «Хорошие манеры, языки, музыка, танцы и умение вышивать – вот что требовалось от русской светской женщины…». Из дневника Марии Солоповой (в монашестве Таисии): «Мамочка, дорогая, не гневайтесь на меня; но я не могу не чувствовать, что не в состоянии буду жить в свете, я стремлюсь давно, и всей душой стремлюсь в монастырь…» – что ж, в так называемый революционный монастырь ушла от нисколько не интересного ей «света» и наша соцмадонна. Точнее, не столь «ушла от», сколь «пришла к»: фактически, как пришла однажды к своему богу Мария-Таисия – разница лишь в том, что русскую монахиню, в отличие от русско-итальянской революционерки, несмотря на многие печали монастырские, разочарование всё же не постигло.

Итак, Брюссельский и Лейпцигский университеты, Университет Лозанны, фанатичное увлечение марксистскими идеалами (чем не «Евангелие от Лукавого»?), пропагандистская работа в разных странах, калейдоскоп лиц, мест, идей… В советскую бытность её имя, среди прочих, замалчивалось, ведь «святая Анжелика» была, бесспорно, «человеком мира», существование которого в СССР если не совсем отрицалось, то явно порицалось… Полиглотство, бесспорно, сыграло в её человекомирии огромную роль, подарив массу драгоценных возможностей: она владела французским, немецким, английским, итальянским… Дома-то, в Чернигове, дурным тоном считалось изъясняться на «холопском» русском: «В нашей семье говорили в основном на иностранных языках. Свой родной язык мне пришлось учить тайком по книгам, спрятанным от матери и гувернанток… Когда мне было семь лет, я купила себе русскую азбуку и тайком в кровати читала “Анну Каренину”», – вспоминает Балабанова, так много сделавшая для реализации своей мечты под названием «социализм с человеческим лицом», но… Разумеется, прозрение пришло, пусть и поздно.

Товарищ Ленин, с которым они будто вчера пили чай в Горках, мёртв, остались только воспоминания: «Крупская не принимает участия в разговорах. Она с невозмутимым выражением лица кивает на все слова мужа. Но как только речь заходит о Каплан, её лицо неожиданно омрачается. А когда в четыре часа дня Ленин уходит отдохнуть, Надежда, провожая Анжелику до машины, обхватывает её за шею и разражается слезами: “Революционер, казнённый в революционной стране! Как же так, так не должно быть!”»… Любимый Муссолини, с которым они будто вчера создавали левую газету «Avanti!», тоже будет казнён годы спустя, а Балабанова, ставшая жёстким критиком сталинского террора, окончательно отречётся от прежних идеалов: это дастся ей вовсе не малой кровью – предательство ведь «вещь» трудновыносимая, особенно если в ход идут «великие идеи» самых близких… Особенно если эти «самые близкие» тебя долгое время используют: «Муссолини польщён и сразу видит в ней отличную возможность. Он никогда ещё не встречал такой умной женщины, да к тому же столь высокого происхождения, и она готова помочь ему. Для юноши из провинции Форли открывались невероятные горизонты. <…> Находясь рядом с Анжеликой, “дорогой Бенито” понимает, что попал в нужное общество и не должен выпускать из рук этого “драгоценного человека”, эту русскую». Мужлан не должен, но мужлан выпустил (а далее как по нотам: «мужлан должен умереть»), – точнее, птичка сама вырвалась, кое-что переосмыслив. «Когда Анжелика Балабанова, – пишет Ла Маттина, – разочарованная и возмущённая, порвала с Муссолини, он почти сразу свернул к политике государственного вмешательства, а потом взял курс на фашизм».

Анжелика не красавица, о да, зато какая харизма! И что такое какая-то там «некрасавица» в сравнении с её умом и талантом?.. Но надо ли сравнивать? А как – не сравнивать? Будущий итальянский диктатор, между прочим, однажды саркастично заметил: «Если бы при социализме допускалась литургия и религиозные ритуалы, святая Анжелика социализма должна была бы занять значительное место в политическом эмпирее, имевшем Маркса как создателя неба и земли…», amen.

А вот как «святая Анжелика» вспоминает первую встречу с другим будущим диктатором: «У Ленина не было никаких внешних черт, которые заставляли бы выделять его среди революционеров его времени. На самом деле из всех русских революционных вождей он внешне казался самым бесцветным. Его выступления в то время также не произвели на меня никакого впечатления ни своей манерой подачи, ни своим содержанием…». Далее Ла Маттина: «Анжелика поражается, насколько педантичен этот железный человечек… В 1907 году она и представить себе не может, чем станет этот тридцатисемилетний симбирец, один из многочисленных говорливых интеллектуалов, наводнивших Западную Европу и мечтающих о революции. Между прочим, он не пользуется хорошей репутацией. Из-за злобности Ленина выкинули из верхушки европейской социал-демократии, главным образом, из немецкой…». Тем не менее летом 1917-го товарищ Балабанова уже восхищалась товарищем Лениным и называла его «величайшим умом», единственным, кто способен привести Россию к коммунистической революции. Лишь годы, которые «святая Анжелика» проведёт позднее в США, подтолкнут её к мысли, что социализм – это либо демократия, либо её отрицание, а все ленинские теории – подножный корм для перверзий сталинизма. Убедится она и в том, что режим, накрывший кровавым колпаком Россию в 1917-м, – просто «чудовищная карикатура на то, что Маркс и Энгельс обозначили термином “коммунистический”».

«Святая Анжелика» в отчаянии: отныне она отождествляет большевизм с фашизмом и – да, по-прежнему пишет стихи… Круг меж тем сжимается, оборачиваясь уж лентой Мёбиуса: лентой пустоты, старости, болезней. Самое ужасное: Балабанова почти ничего не видит! И: Балабанова не кается – да и зачем? Кому? Её программа-максимум выполнена, а от бога вестей нет: «Я не хочу никакой реабилитации. Я была первой, кто выбрал для себя не только Свободу, но и великую, неизмеримую привилегию остаться верной Социализму и, думаю, должна гордиться всеми теми, кого я, может быть, побудила последовать моему примеру. Я никогда не была спокойна. Но сегодня я обрела покой. Я умираю».

Когда-то Леннон иронизировал, имея в виду, разумеется, Йоко Оно: «Я всегда был уверен, что за спиной каждого знаменитого идиота стоит великая женщина». Что ж: за «знаменитым идиотом» Дали стояла Гала, за Набоковым – Вера, за Феллини – Джульетта, за Риверой – Фрида, за Дедкой – Репка, за Сартром – Симона (ну или так: Жан-Поль за де Бовуар)… За спиной же «дуче» Муссолини – и, в меньшей степени, за «вождём мирового пролетариата» Лениным, – стояла, увы и ах, социалистка-«ангел» Анжелика Балабанова, почти эротично вылепившая его политкарьеру собственными мозгами… Анжелика Балабанова, о! Возможно, игуменья Таисия, дворянка из рода Пушкиных, и молилась бы за вас, знай она вас, товарищ соцмадонна, ибо что ещё остаётся монахиням? Впрочем, не наше это дело… Прощайте же – и спасибо за смелость! (P.S. Как хорошо, что вы оттуда читаете).
___________________________________

1. Балабанова А. И. «Моя жизнь — борьба. Мемуары русской социалистки 1897-1938»: М., 2007. Книга известной во всём мире «падчерицы русской революции» (изначально написанной на английском и переведённой на многие языки) повествует о жестоком периоде европейской истории, начиная с конца XIX в. и заканчивая 1930 гг. «Дамка» международного рабочего движения, Товарищ Соцмадонна, как называет её автор этих строк, была связана со многими небезызвестными персонажами, в том числе с Муссолини, Либкнехтом, Цеткин, Лениным, Троцким, Зиновьевым и пр.

2. Игуменья Таисия (Солопова) «Автобиографические записки»: Иоанно-Богословский храм (Леушинское подворье), СПб., – Издательство «Отчий дом», М., 2019. (В книге используется, заметим, написание «игумения»).

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: