На мгновение свет замирает. Словно Солнце моргнуло. Это за окном пролетела птица. Потом снова, как всегда, яркий свет. Свет, который заставляет закрывать глаза.

Я лежу на кровати, под низким небом квартиры. «Признайся, — шепчу я сам себе на ухо, — признайся: таким ты не хотел быть никогда.» Я охотно признаюсь. Солнце снова моргает: легкое движение ресниц, прекрасное, как полет птицы. Солнце нынче не то, что раньше. Такое отстраненное, забывчивое солнце. И я уже не тот. Тоже отстраненный и забывчивый. Я забыл, что я такое. Ведь это не «я» шепчу себе на ухо, а кто-то шепчет мне на ухо мое «я»…

Иногда мне кажется, что я — камень, падающий в необозримую пропасть, песчинка пыли на дороге в огромном Городе. В Городе дорог. На перекрестке всех Путей. Я — пыль под ногами ангелов, столпившихся на острие магнитной иглы в компасе перемен. Но ведь на самом деле, весь этот Город-дорог — всего лишь песчинка. Что же тогда я?

Все, что я делаю, предает меня. «Признайся, — шепчу я сам себе на ухо, — признайся: таким ты не хотел быть никогда.» Настоящий свет я вижу, только зажмуривая глаза. Когда Солнце моргает. Когда пролетает птица без крыльев — птица-камень, горящая птица, падающая в темный колодец космоса. Птица-комета с огненными волосами-ароматами. А настоящая тьма — когда солнце врывается в окно, разбивая волшебное зеркало на тысячи красок и поверхностей. Темнота, тьма. Может быть, я тоже тьма? Я обнимаю эту тьму, лежа на спине, и слушаю свое — и такое чужое — дыхание: шепот легких, которые говорят на небесном языке. «Со-хам, со-хам»… Я слишком тяжел, чтобы понять шепот легких. Так мертвое тело сразу становится невыносимо тяжелым, когда из него горящей птицей, падающем камнем вылетает душа.

Как может летать камень? Я — нелепица. Невыносимый собственной тяжестью гроб кросспостмодернизма. Чертежи голема, зашифрованные в форме пневматического онлайн-дневника. Я живу, пережевывая себя каждый миг: так песочные часы, вывернутые лентой Мебиуса, с журчанием стекают в собственную воронку. Чтобы пройти в угольное ушко, нужно стать ниткой. Только ты сам можешь родить себя второй раз. Это и называется — выбрать свою смерть.

Нет смысла прыгать, если не прыгать выше головы. По-настоящему хочется только бесконечности. Только вечность вместит мою радость и мою грусть, в которых нет ничего моего. Моей второй матерью может быть только одна — давно смежившая веки вечность, бредущая по колено в бреду, потерявшаяся и забытая, забывшая ставить вехи в глухой темноте бытия, старая горбатая вечность, потерявшая дорогу в тумане на перекрестке дорог. А ведь дорога — вот она — только протяни руку — дорога-межа, все та же, что раньше: позолоченная временем стена, между тем, что слева и тем, что справа. Лезвие, по которому ползет время.

Солнце последний раз моргнуло и закрыло глаза, огненные глаза с огненными ресницами. Проваливаясь в воздушные ямы сновидений без памяти, я лечу, как летают сухие листья. Как летают птицы без крыльев. Птицы без клювов. Птицы без лап.

Сухие листья, спящие меж пожелтевших страниц старой книги, я слышу ваш запах. Ваш шепот, свистящий, как клапаны церковного органа. Он, словно волосы дыма, ладаном льется — запах волос возлюбленной, которую я любил всегда — и никогда еще не видел, я, ветряной рыцарь. Какие лица наденешь ты, чтобы встретить меня там? Где-то там, между. Где-то там, за межой..

Годы, сброшенные как одежда. Сны, сочащиеся как дождь сквозь бумагу пожелтевших страниц, капля за каплей стирая слова — букву за буквой. Последней буквой будет «я». И потом — только слова, отмытые до белизны. Снова чистые. Столько всего, и ничего «я». Взмах крыльев бескрылой птицы. Аромат ладана — хлопок одной ладони.

В конце концов, «я» — это просто один-единственный шепоток легких. Легкая волна звука, пробежавшая по океану тишины.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>