Пришло время огласить новые вопросы проекта Неудобная литература. Ведь с вопросами, которые я задавал в прошлом году, в целом все ясно. Часть итогов этого первого опроса я уже озвучивал здесь. А кое-что мне стало ясно как бы само собой лишь со временем – например, я вполне получил для себя ответ на вопрос, почему часть достойных публикации рукописей остаются незамеченными редакторами и издателями (чаще всего: просто – тонут среди других рукописей, потому что редактор – даже если он не лодырь – все равно не робот; но об этом чуть ниже).

Итак, все складывается из трех основных составляющих (и в зависимости от каждого конкретного текста одна из этих составляющих выходит на первый план, а другие могут в некоторых случаях вообще не играть никакой роли). Вкратце еще раз обозначу эти три составляющие. И дам ссылки на посты, в которых я подробно о них говорил:

1. Описанный Фрейдом механизм «вытеснения и сопротивления», который включается в редакторе издательства или журнала всякий раз, когда этот редактор сталкивается с «неудобной рукописью». Механизм этот активируется по той причине, что рукопись слишком резко и сильно меняет представления о том, что такое хорошая литература, и задает слишком высокую планку. Об этом я писал здесь.

2. Тот же самый механизм «вытеснения и сопротивления», но включающийся в добросовестном редакторе уже несколько по иной причине. А именно – в силу интуитивного понимания редактором, что предложенный текст не будет принят читателем, не найдет понимания (та самая «невозможность продать», см. все ту же ссылку, приведенную чуть выше) и даже, может быть, вызовет скандал (как это произошло с романом Елены Колядиной «Цветочный крест»). То есть публика не готова. А редактор просто улавливает ее настроения. Об этом речь шла здесь.

3. И третья причина – это лень редакторов. Посредственность, недобросовестность. Или (что не то же самое) загруженность редакторов. О посредственности, лени и недобросовестности хорошо сказал в своих ответах Виктор Топоров: «Что же до отказа подлинным талантам, то причина еще прискорбнее: их не только не умеют, но и просто-напросто ленятся распознать, потому что третьестепенные люди, занятые делом первостепенной важности, не могут не быть, вдобавок ко всему, лодырями и халтурщиками».

На этой третьей причине мне хотелось бы остановиться сейчас подробнее. Я еще тогда, говоря про значение издательского термина «невозможность продать», отметил, что редакторам издательств и журналов всегда приходится тонуть в потоках графомании, чтобы выловить все-таки что-нибудь достойное. Так вот, с тех пор, как я сделал проект «Неудобная литература», я стал получать множество писем от литераторов. Литераторы присылают мне свои произведения в надежде опубликовать их на Переменах, так как видят во мне живого и непредвзятого читателя-редактора, способного, по их мнению, как следует оценить их труды. Конечно, это честь для меня. Но я должен признать в то же время, что за этот год я стал прекрасно понимать редакторов, которые стонут от количества присылаемых им для оценки текстов. Человек просто физически не может столько читать да еще при этом объективно относиться ко всему читаемому. Даже если он не лодырь. Даже если он не халтурщик. Это действительно очень сложная работа.

Иногда при первом взгляде на рукопись становится ясно, что перед тобой текст, который можно вообще не читать. Тут все просто. Видно невооруженным глазом, что на такой текст не стоит тратить время. Иногда напротив – по первым же абзацам чувствуется, что к тебе принесло текст, по-настоящему талантливый. Тут тоже все понятно: нужно печатать. (Так, например, было с романом Валерия Осинского «Предатель», который мы на днях начнем публиковать.) Но ведь есть еще и другие тексты. И таковых – основная масса. Это тексты, про которые сразу так ничего и не скажешь однозначно – хороши они или плохи. Тогда текст приходится читать от начала и до конца внимательно. Обычно это не графоманские тексты, не бездарные, но, например, все-таки довольно посредственные, недотянутые, слабоватые. И вот тут я понимаю, что оказался в шкуре тех самых редакторов, на которых еще год назад нападал и которых пытался призвать к ответу насчет того, по какому такому праву они берут на себя и проч. и проч. и проч.

В общем, неудобное положение…

Поэтому сейчас у меня возникла решительная необходимость прояснить еще раз и, возможно, более точно и глубоко, что же конкретно я называю Неудобной литературой.

В частности, необходимость эта возникла от того, что некоторые писатели, присылающие мне свои тексты, думают, как видно, что именно их тексты – это как раз и есть та самая «Неудобная». И думают они так единственно уже по той причине, что им отказали где-то еще.

Не исключено, что так и есть, и что Вам действительно отказали потому, что Вы написали революционную и слишком сильную вещь. Вещь, ломающую стереотипы и открывающую новые (и не всеми желанные) горизонты. Вещь, которую «невозможно продать», потому что она затрагивает слишком неудобные для читателя темы. Не исключено. НО:

Прежде чем присылать мне эту рукопись, пожалуйста, как следует проанализируйте ситуацию. Подумайте над своим текстом, попробуйте взглянуть на него глазами потенциального издателя, редактора и даже читателя. Что конкретно могло бы их отвратить от Вашего текста? Что именно? текст слишком хорош и задает слишком высокую планку? текст затрагивает какие-то темы, которые читателю могут показаться неприятными и потому читатель не станет это читать? что это за темы? каковы причины отказа? Перечитайте свой текст критически и проведите его анализ, а еще лучше – психоанализ. Что такого Вы там написали, что вызвало отторжение? Если это нечто просто, как говорится, «неприличное» (например, у вас там «слишком много ненормативной лексики»), то это еще не значит, что Ваш текст – это Неудобная литература. Или если у Вас там пропагандируется межрасовая ненависть, восхваляются наркотики, воспевается педофилия или еще что-нибудь такое – тоже совсем не факт, что это к нам. Или, вполне вероятно, редактору не понравилось нечто болезненное в Вашем тексте (например, я получил несколько творений, авторы которых абсолютно точно изливали даже не просто свои психологические комплексы, но – физиологические недуги, – и это уже тоже, скорее всего, не наша история). А может быть это некий социальный нарыв, который пора бы уже действительно вскрыть и вынести на поверхность (мне представляется, например, что роман Колядиной задел публику именно по такой причине, а не по тем многочисленным причинкам, которые называли блоггеры и некоторые лит.критики). И вот, подумав об этом, ответив для себя на все эти вопросы, уже решайте, присылать этот текст для публикации на Переменах или нет. А, может быть, все дело в его литературных достоинствах? Я верю в Вас, Вы сможете осознать и понять, что там к чему :-)

А для того чтобы было проще ответить на все эти вопросы, я решил опросить писателей (на этот раз – только писателей). И задать им вопросы, отвечая на которые они имели бы возможность поделиться с нами своим опытом. Вот эти вопросы, которые я сегодня начинаю рассылать писателям.

При этом к писателям у меня просьба: ради чистоты эксперимента – не публикуйте нигде свои ответы до того, как ответы не появятся на Переменах. (По этой причине я собираюсь дождаться, пока все писатели, кому я направлю вопросы, пришлют мне свои ответы. И только после этого начну постепенно публиковать ответы каждого из них.)

Если Вы писатель и хотите ответить на эти вопросы, присылайте ответы мне на адрес gleb@peremeny.ru Интересные ответы я непременно опубликую.

Итак, вот вопросы. Я буду рад ответам любой степени развернутости.

Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)
Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:

— признание публики, выраженное в том, что Ваша книга издана и люди ее покупают, читают, говорят о ней?

— признание литературного сообщества (выраженное в одобрительных отзывах коллег и литературных критиков, а также в получении литературных премий и попадании в их шорт-листы)?

— или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим собственно не совсем писательским трудом?

Если да, то почему?
Если нет, то почему?

* * *

Читайте далее:

Где литературные агенты
Проза и стихи ВАСИЛИЯ ДОКВАДЗЕ. Ответы писателей: 1. ВЛАДИМИР ЛОРЧЕНКОВ
Все предыдущие части Хроники (Оглавление) — здесь.

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ДИМА МИШЕНИН «МОТОБИОГРАФИЯ»
УШЛЫЙ ПАКОСТНИК. ДРОМОМАНИЯ
ДЖАЗ НА ОБОЧИНЕ
ВСЕ Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Comments are closed.