Марина Ахмедова не писатель. По крайней мере, сама она в своих нижепубликуемых ответах на анкету Неудобной Литературы сообщает именно об этом: «Я не писатель, я – репортер». Однако есть по этому поводу и другие мнения. Да и вообще, что такое писатель, что это за титул такой? Процитирую тут в связи с этим одну из книг Неудобной Литературы, «Побег» Суламифа Мендельсона, один из персонажей, напившись после того, как его запинали доморощенные литературные критики, говорит, обращаясь к главному герою:

«Тебе не надо оправдывать никаких званий — «писатель», бл! — ты сел, изучил язык: один, другой, третий… — и ты свободный человек, а сколько-бл времени мне пришлось потратить на этот проклятый марлинский!? — бляха муха! С твоим лицом ты можешь пойти куда угодно и что угодно сделать; а у меня не лицо — мошонка. Я не могу так больше жить, понимаешь? Я же знаю: они не роман мой ругали, а мои прыщи и морщины — мол, не лезь, мошонка, не в свое дело! — а кто они сами? что они сделали? Я — «не писатель вовсе», а они? — ублядки! — «писатели»?..

— Брось, Марли! — увещевал я его. — Ты совсем распустился! Что за мундир такой — «писатель»?.. или, может быть, риза? — брось, мы-то ведь знаем с тобой всему этому цену»

(Полностью см. тут.)

По образованию Марина лингвист, работает в журнале «Русский репортер». Часто бывает в рискованных командировках. Об этом и пишет. У Марины вышло две книги (причем одна из них — совсем недавно). Это «Женский Чеченский Дневник» и «Дом слепых». Обе про дела на Кавказе.

Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

Среди моих таких нет, возможно, потому что я вращаюсь в журналистской среде, и многие мои друзья и коллеги – хорошо пишущие люди. Скорее, начинающие авторы страдают оттого, что их не издают. Думаю, действительно сложно, не имея знакомых в издательстве, обратить на себя внимание, просто пробиться к редактору и показать ему свой текст. К счастью, у меня все сложилось. Моя первая книга «Женский чеченский дневник» не была коммерческой и, тем не менее, я обратилась в АСТ, выслала туда рукопись, и через пару месяцев мы подписали договор. Не могу сказать, в чем причины отказов со стороны издательства, у меня нет такого опыта, но могу предположить, что это – либо хороший, но некоммерческий текст, либо не устраивающий редакторов по исполнению.

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть, это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)

Этого я не знаю. Я могу только сказать, на какие темы я сама писать не буду, но лишь потому, что знаю: эта тема – не моя, и я с ней не справлюсь за отсутствием опыта. Мне не близки темы про маньяков, про женщин-шопоголиков, какие-то примитивные любовные истории, в которых, кроме «слез и соплей», ничего больше. Я не думаю, что темы моих первых двух книг были приятны или удобны читателю. Я была бы меньше удивлена, если бы издательство отказалось публиковать «Женский чеченский дневник». Книга напоминает о неприятном, о том, что было не так давно, на что мы не обращали внимания. Она действительно ставит читателя в неудобное положение. Но это я так думала, а читатель решил по-другому.

Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

Для меня с первых страниц уничтожаются книги, в которых – «сю-сю». Я не умею читать книги в уменьшительно-ласкательном тоне. Но мне и на этот вопрос сложно отвечать, я всегда читаю хорошие книги. Например, недавно прочла книгу Мюриель Барберри «Элегантность Ежика», и всем друзьям ее рекомендовала. Что касается интонации… ну, это здорово, когда она есть. У книги должен быть свой ритм, внутреннее дыхание, в которые читатель попадает, будто в струю, и на этой струе «плывет» от начала до конца. Например, когда я писала свою третью книгу «Хадижа» (это дневник смертницы, который выйдет в сентябре), я с самого начала подсела на какую-то чужую мне самой интонацию сельской девочки, с акцентом говорящей по-русски, и, к счастью, до самого конца с нее не слезала.

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

Нет, я, вообще, ничего в уме не держу, когда пишу. В начале книги, практически с самых первых предложений, появляется та самая интонация, и я просто записываю мысли, приходящие на ее волне. Но я не пытаюсь чем-то управлять и не боюсь, что читателю что-то не понравится. В процессе я меньше всего думаю о читателях: живу жизнью своих героев, остальные мысли сами собой отсекаются. Когда книга издана (хотя, неловко отвечать на ваши вопросы: у меня всего две книги пока), мне, конечно, интересно, что скажет о ней читатель. Но не до того.

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:

— признание публики, выраженное в том, что Ваша книга издана и люди ее покупают, читают, говорят о ней?

Ну, конечно! Это же так естественно хотеть, чтобы твоя книга была издана, и чтобы люди ее покупали, читали. Можно лицемерить и говорить – «для меня это не важно». Можно развиваться и писать в стол. Можно стать отшельником и творить вдали ото всех, ни для кого, а ради искусства, так, чтобы твоя работа была найдена после смерти и прославила тебя, когда ты уже об этом не узнаешь. Но сегодня я знаю так мало современных писателей-отшельников… Может быть, потому что в мир пришли высокие технологии и связали нас всех повсюду, и мало осталось таких мест, где можно спрятаться. Я не знаю. Знаю только, что радуюсь, когда люди читают мои книжки.

— признание литературного сообщества (выраженное в одобрительных отзывах коллег и литературных критиков, а также в получении литературных премий и попадании в их шорт-листы)?

Отвечаю честно. Я не знаю никого из литературного сообщества. Да мне это и не надо, я не писатель, я – репортер. И не вижу никакой корысти в том, чтобы вращаться в литературном сообществе. Если бы увидела, может быть, пошла бы туда вращаться. Но у меня и так все есть. Хотя это не значит, что я откажусь, если мне, например, предложат поучаствовать в каком-то конкурсе.

— или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Я буду стараться, и я уже старалась донести свои книги до людей. Мне доставляет огромное удовольствие сам процесс творчества. Вдохновение – замечательное переживание. Но одно другому не мешает.

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим не совсем писательским трудом?

Ну, если на это уходит львиная доля его времени, то, конечно, не должен. Тут вопрос – чего он хочет? Чтобы его узнавали на автобусных остановках или чтобы читали его книги. Я хочу, чтобы читали мои книги… их реклама не висит в вагонах метро, но люди каким-то образом ведь должны узнавать о появлении новинки. В журнале «Русский Репортер» всегда анонсируют выход моих книг. И некоторые мои коллеги из других изданий также делают это по моей просьбе. Думаю, это – нормально. Так естественно для писателя хотеть, чтобы его читали…

* * *

Далее: Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература

Скоро: ответы Дмитрия Бавильского, Елены Колядиной, Игоря Яркевича, Дениса Драгунского, Сергея Болмата и других.

А пока предлагаю ознакомиться со следующими материалами, если вы еще этого не сделали раньше:

— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>