Итак, вместе с Александром Карасевым, Олегом Павловым, Виталием Амутных, Андреем Бычковым и другими современными писателями мы пришли в конце прошлого выпуска Хроники к выводу, что в России сейчас с литературой творится форменный швах. Настоящая литература в условиях российского рынка вытеснена на обочину, ее просто невозможно становится создавать, потому что писатель умрет с голода, если будет создавать что-то настоящее (а не халтуру на потребу массовому читателю или, например, не массовому, а премиальному, что тоже предполагает некоторую степень искусственности и фальши, не имеющей отношения к настоящему искусству). Повторю слова Александра Карасева: «Платят за халтуру, бойкие имитации, конъюнктуру, рыночную и премиальную» и «искусство оценивается не как искусство, а как товар. То есть, искусство проигрывает имитационному продукту».

«Критика и толстые журналы и все структуры, которые заявляют о поддержке литературы, работают сейчас на самом деле на оболванивание потребителя».

И выходит, таким образом, сейчас «литература в России уничтожается» и «сейчас страшные вещи творятся, настоящее преступление, коллективное самоубийство. Великая культура, литература России уничтожается. Страна переводится в разряд колонии, сырьевого придатка» (Александр Карасев).

Тема очень интересная и важная. Для многих читателей нашей Хроники (для писателей, для критиков, для издателей и редакторов) – это в буквальном смысле вопрос жизни и смерти. Вопрос выживания. И вопрос внутреннего выбора и самоопределения. Как быть дальше?

И, похоже, это развязка хроники проекта Неудобная Литература.

Напомню, с чего я начал эту хронику. Есть несколько книг, которые я издал в толстом веб-журнале «Перемены». «Побег» Суламифа Мендельсона, «Блюз бродячего пса» Олега Стукалова, «Кукушкины детки» Олега Давыдова. Книги эти, на мой взгляд, достойны всяческого внимания – в первую очередь, внимания литературных критиков (как бы они их не оценили, но написать-то о них должно бы быть их профессиональным долгом) и издателей (а разве не следует непременно и как можно скорее издать все хорошие книги?). Казалось бы, книги эти — настоящие, не фейк и не графомания, а настоящая литература. Но когда я увидел, что на эти книги, изданные и открытые для общего доступа на Переменах, почти никто из литературного сообщества не обратил внимания (точнее многие писатели-то обратили, и даже похвалили некоторые тексты, а вот ни один литературный критик и ни один издатель – не заметил, а позже, когда заметили, сделали вид, что не замечают). Что-то тут явно было не так. И я захотел (для себя в первую очередь) разобраться, ответить на вопрос – а почему так получилось? Или эти книги не так хороши, как мне кажется?

Я перечитал их. Потом ознакомился внимательно с некоторыми литературными новинками, о которых пишут наиболее известные литературные критики (Данилкин, Топоров, Пирогов и другие). И увидел, что книги, изданные мной, по многим своим качествам даже не то что там лучше или, например, «не уступают», а – много лучше и глубже и… и так далее. И тогда я провел два опроса (первый см. тут, а второй начался тут). И вот второй опрос приводит нас к такому результату: в России не издают хороших книг и не обращают на них внимания, потому что вообще вся культура у нас в глубоком кризисе. А «критика и толстые журналы и все структуры, которые заявляют о поддержке литературы» — получается, работают на то, чтобы этот кризис усугубить (некоторые работают сознательно, а большинство – интуитивно, то есть чтобы просто покушать).

Как так получилось? Давайте очень бегло посмотрим на историю российской литературы. Кто в какие времена платил русским писателям и за что? На что они вообще жили? Чем зарабатывали? И за счет чего (или за чей счет) жила и развивалась русская культура? Кто издавал, покупал и читал толстые журналы в начале XIX века, потом в середине, в конце золотого века, затем в серебряный, а потом после революции и, наконец, в наше время? Образованному читателю, конечно, достаточно уже прочитать эти вопросы, чтобы понять, к чему это я клоню.

Энергетический выплеск, который принято называть «великой русской литературой», был связан с именами дворян. То есть людей, у которых деньги, в общем-то, водились. И которые могли себе позволить на досуге сочинять. Некоторые из них временами даже жили на гонорары. Но это немногие. В основном денег литературные занятия дворянам не приносили. Или почти не приносили. Вообще зарабатывать на жизнь этой «великой литературой» стало возможно только во второй половине XIX века (хотя профессиональные литераторы на Руси появились еще в XVII веке, при Алексее Михайловиче, но вот они-то уж никак не могут быть нами рассмотрены как представители великой русской культуры, потому что, по сути, это были польские и белорусские педагоги-просветители, типа Симеона Полоцкого, которые писали нечитабельные, совершенно далекие от русской языковой стихии вирши и, попросту говоря, вешали лапшу на уши сильным мира сего).

Итак, существование феномена великой русской литературы было с самого начала связано с существованием аристократии и было обусловлено уровнем ее финансового состояния и уровнем их образования. Пушкин что-то там зарабатывал своими стихами, но на самом деле это было немного. И кто покупал эти стихи? Те же образованные дворяне… Зарабатывали тогда, как и сейчас, не столько авторы, сколько издатели. А среди авторов и в обществе был укоренен даже такой стереотип, что автору зарабатывать сочинительством как-то несколько неприлично, и попытка делать это расценивалась многими едва ли не как святотатство. Оттого-то зарабатывавший Пушкин и возвращался то и дело к теме «рукописи» и «вдохновения». Чтобы объясниться. Он довольно часто делал это и в личной переписке. В письме к Казначееву Пушкин писал: «Я уже победил свое отвращение писать и продавать стихи ради насущного хлеба; главный шаг уже сделан: если я и пишу под влиянием капризного вдохновения, то на самые стихи, раз они написаны, я смотрю уже как на товар — по стольку-то за штуку».

Еще раз: аристократов (и вообще людей образованных) было сравнительно немного. Большая часть населения России была безграмотной. Все дальнейшее представляло собой с одной стороны постепенное превращение литературы в продукт. А с другой – инструмент для социального переустройства мира. Что и привело в итоге к таким событиям, как отмена крепостного права и революции. Кульминацией этого процесса можно считать публикацию романов Достоевского в журнале «Русский вестник», на гонорары от «Русского вестника» Достоевский буквально жил. А позже – публикацию романа Толстого «Воскресение» в журнале «Нива», за которую Толстому заплатили какую-то баснословную сумму (что-то вроде 40 000 рублей). Толстой, к тому моменту принципиально не бравший гонораров за свои труды (он мог себе позволить), передал деньги сектантам-духоборам (8 000 духоборов благодаря этой помощи смогли переселиться в Канаду).

Все это, однако, не означает, что тогда были созданы какие-то лучшие условия для жизнедеятельности литераторов, чем сейчас. Просто сейчас ситуация сложнее: она усложнена тем, что писателей сейчас в принципе больше. Как и читателей. При этом вкусы этого читательского большинства на порядок иные, чем вкусы платежеспособного (хотя и не такого массового) образованного читателя XIX века. Это корень проблемы.

(Кстати, делами духоборов вместе с Толстым активно занимался будущий соратник Ленина, будущий революционер, будущий управляющий делами Совета Народных Комиссаров Владимир Бонч-Бруевич, который в 1933 году займет почетный пост директора Государственного литературного музея в Москве.)

И уже тогда, в XIX веке, издатели платили не сообразно таланту, а сообразно читательскому спросу. Например, та же публикация толстовского «Воскресения» принесла «Ниве» громадные тиражи, ведь имя «Толстой» уже тогда было мощнейшим брендом. В одном из писем Достоевский жалуется: «Чтобы сесть мне за роман и написать его, надо полгода сроку. Чтобы писать его полгода, нужно быть в это время обеспеченным… Ты пишешь мне беспрерывно такие известия, что Гончаров, например, взял 7,000 рублей за свой роман, а Тургеневу за его «Дворянское гнездо» сам Катков давал 4,000 рублей, т. е. по 400 рублей за лист. Друг мой! Я очень хорошо знаю, что я пишу хуже Тургенева, но ведь не слишком же хуже, и наконец я надеюсь написать совсем не хуже. За что же я-то, с моими нуждами, беру только 100 рублей, а Тургенев, у которого 2,000 душ, по 400 руб.

От бедности я принужден торопиться и писать для денег, следовательно, непременно портить» (гонорарную историю Достоевского см. тут).

А вот, для примера, любопытные цифры. За столько были проданы права на посмертные издания сочинений некоторых русских классиков:

В книге А.А. Бахтиярова «История книги на Руси» (издано в 1890 г.), откуда сосканирована эта страница, сказано: «Русские классические писатели при жизни получают, сравнительно, небольшое вознаграждение за свои сочинения: львиная часть барышей выпадает на долю откупщиков русской литературы. При жизни знаменитого писателя спрос на его сочинения еще только устанавливается, тогда как после его смерти этот спрос бывает вполне определен, скорость распространения его сочинений в публике тоже мало-помалу выясняется.

<…> Русские писатели, даже самые знаменитые из них, проникают в общество туго. Причина этому — нелепые традиции наших книгопродавцев. Откупщики русской литературы, довольствуясь рентой, получаемой за дорогие издания, предназначенные для богатого класса и аристократии ума, совсем не выпускают дешевых изданий для низших слоев общества, например, для мещан, разночинцев, крестьян и т. д.
В этом отношении, они стерегут наше национальное достояние, наше умственное богатство, не пускают его в оборот для широкого распространения в народе».

Думаю, что насчет «нелепых традиций наших книгопродавцев» Бахтияров погорячился. Если бы издатели были уверены в том, что народ станет покупать эти дешевые издания классиков русской литературы (Белинского и Гоголя с базара понесет), то, можно быть уверенными, книги такие были бы изданы. Просто не было спроса. Некрасовская мечта еще не сбылась. Как не сбылась она, в сущности, и сегодня. Нет, это, конечно, в некоторых кругах престижно – иметь дома собрание сочинений Гоголя. Но Некрасов же не это имел в виду.

О чем все это говорит? О том, что любая хорошая литература в любое время – в принципе, не что иное как «неудобная литература». Ее никому особенно не надо. Ни читателям, ни издателям. А если надо, то только очень небольшому кругу ценителей. Либо – посмертно. Когда ценители успели уже авторитетно распиарить писателя. Чтобы заработать. Итак, повторим этот вывод: «любая по-настоящему хорошая литература – это неудобная литература». Интересно звучит, не правда ли? И главное точно. Стоит лишь вдуматься.

* * *

Но это еще не конец. Далее: разговор о том, с чего начать знакомство с книгами проекта Неудобная Литература.

А пока можно перечитать предыдущие выпуски Хроники Неудобной Литературы:

— Стада смыслов, или литература без магии
— Ответы Фарида Нагима
— «ДАТЬ НЕГРУ». ПОВЕСТЬ ЛЕОНИДА НЕТРЕБО
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Маргариты Меклиной
— Ответы Алексея Шепелёва
— Ответы Сергея Болмата
— Роман как (само)психоанализ (к началу публикации роман[c]а Натальи Рубановой)
— Ответы Натальи Рубановой
— Ответы Елены Колядиной
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Роман «Предатель», Часть Третья. Ответы писателей: ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ
— Ответы Игоря Яркевича
— Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро
— Ответы Дениса Драгунского
— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

НАТАЛЬЯ РУБАНОВА. «СПЕРМАТОЗОИДЫ»
ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>