Прощая дурных, не губите честных
Саллюстий

Среднего роста, ладно скроенный, лёгкий на подъём, с жилистыми крестьянскими руками-граблями; седая голова, свисающие книзу почти седые усы, открытый взгляд зорких серых глаз; такая же открытая улыбка играет на лице и вас приветствует. Таков он сейчас — егерь Владимир Алексеевич Воропаев. Хозяйство у него большое, дел невпроворот, вот он и крутится, на то он и хозяин. К счастью, не один. С ним рядом, уже почти 40 лет, Любовь Ивановна, хозяйка — голубоглазая, гостеприимная, такая же приветливая, бойкая на язык, щедрая на юмор, руки всё умеют, в голове всё держится — от огорода, цыплят и щенной суки до внуков и внучек, писарских дел по оформлению охотничьих путёвок, домашнего уюта, гостиничных забот на кордоне, принимающем охотников и рыбаков… Детей у них четверо, две дочери, два сына; внуков — шестеро, тоже пока поровну, но скоро ждут седьмую внучку.

В предках у Воропаевых потомственные крестьяне. Деды жили здесь же, на Кубани, дальше родословная молчит, потому что вовремя не расспросили. Но, судя по фамилии и по другим косвенным, но весомым признакам, прикочевали они с Дона. Случалось в жизни нашей егерской семьи всякое, но Бог хранил их, потому что они сами хранили в своих душах Бога; они чисты перед Ним, перед людьми, перед самими собой. Тем и жив был — и прежде, и сейчас — русский крестьянин = христианин. За то Всевышний наградил его мощью в руках и теле, трезвым рассудком, стойкостью в невзгодах, и дал сил терпеть, ох, как многое терпеть, и ох, как много сил на это нужно. Чего только не было за эти 40 лет, на если попросить наших егерей что-нибудь интересное рассказать, то первое, о чём они вспомнят, это истории об их совместном с «тварями земными и птицами небесными» житии и общежитии.

Робин Гуд. Конец августа. Вызрела кукуруза и, чтобы урожай собрать, в большом её массиве нарезают просеки. Просеки нарезаны, теперь можно ломать и собирать початки. Ранним утром, только встало солнце, все уже в сборе: в маленьком тракторе Т-16 за рычагами Алексеич, рядом Любовь Ивановна, в тракторной телеге, куда будут набрасывать початки, дети. Подъезжают к кукурузе и поворачивают влево, в просеку. Просека узкая, меньше двух метров, и своим тракторным составом они закрывают выход из неё. Хоть и поднялись они рано, но в кукурузе, припрятавшей в себе молочно-восковые лакомства, первыми не были. Перед трактором, в 10-15 метрах стоит толпа: впереди дикая свинья, это мамаша, следом несколько подсвинков и дюжина разрисованных как зебры поросят. Алексеич тормозит. В толпе минутное замешательство, потом свинья сворачивает в кукурузу, за ней подсвинки и поросята. Все, кроме одного.

Этот последний выписывает круг перед трактором, отбегает метров на 15 назад и устремляется вперёд — на трактор. Т-16, хотя и скромный, но всё же трактор, он железный, в нём тарахтит дизель, не переставая валит дым из выхлопной трубы… Но Робин Гуд его не боится, он помнит, что он защитник обиженных и оскорблённых. В двух метрах от трактора он резко тормозит, опять делает круг и повторяет атаку. Ещё и ещё… Семья Воропаевых, родители и дети, заворожённые, молча на него смотрят… Из кукурузы доносится мамин короткий рык. Робин Гуд останавливается, шагом идёт к кромке кукурузы, последний раз оглядывается и, лягнув задними ногами воздух в сторону трактора, скрывается в зелени.

Сафари. В конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века Россия, тогда ещё Советский Союз, начала трещать по швам и открываться. Самый рисковый и предприимчивый Западный люд искал и находил щели, проникал и утверждался. Их уже зазывали, сулили «золотые горы», но взамен просили денег, инвестиций. Мутная текла вода…

В охотничьих делах американцы были первыми, кто появился на Кубани в охотугодьях. Среди них Сэм и Билл были самыми первыми, оба двухметровые, осанистые, всегда с улыбками; говорили по-русски, хотя и плохо, а потому с ними была переводчица, но на охоте все спокойно обходились без неё. Пришли они во всеоружии, с пятизарядными винчестерами, экипированные как на картинке, в шляпах, патронташах и охотничьих сумках, с фото — и кинокамерами. Их прямиком направили в образцовое хозяйство нашего егеря Алексеича.

Цель у американцев была вполне определённая: реклама охотничьих богатств России, и Кубани в частности. Тогда было что рекламировать: в угодьях, где принимал их Алексеич, поголовье гусей по осени, к началу охотничьего сезона, оценивалось в 7-8 тысяч, сейчас их не более 250. Под этот рекламный проект губернская власть выдала им разрешение на неограниченный отстрел водоплавающей дичи — гусей и уток. На охоте они были всего один день, добыли на двоих 244 гуся и 126 уток. И снимали – снимали – снимали, несчитанные сотни метров рекламных роликов.

Но стреляли аккуратно, чем вызвали уважение Алексеича.

«Налетают гуси, Семён, то-есть Сэм, стреляет: один выстрел, второй, третий. Падают три гуся. Больше не стреляет. Почему?, — спрашиваю, — у тебя же ещё два патрона».

«А вдруг подранок? — отвечает Сэм, — надо добить, а в стволе пусто. Может уйти».

Алексеич одобряет: «Разумно». И продолжает: «Сколько их после этой рекламы перебывало тут — немцы, итальянцы, англичане, французы… Эти два американца, Сэм, Семён то-есть, и Билл были самые разумные».

«Почему Семён?» — спрашиваю я.

«Да он сам так сказал, при первой встрече».

«Может, они русские? — говорю я. — Не знаешь, кто у них в предках?»

«Да вроде американцы. Хотя… — начинает сомневаться Алексеич. — Когда уезжали, вытряхнули из своих огромных сумок прямо на пол всё, что у них там оставалось: патроны, припасы, какие-то консервы, в общем, всё. «Это тебе, Вольдемар», говорят, «в хозяйстве сгодится».

«Загадка, Алексеич, — говорю я, — вот и ломай себе голову теперь. Такой присказки «в хозяйстве сгодится», кроме как в русском ни у кого нет. То-есть подобное есть у всех, но чтобы американец пустил в оборот глагол «сгодится» — в такое поверить трудно, похоже, ментальная память из подсознания его выудила».

«Да-а… — задумчиво говорит Алексеич. — Никто после них на такое не сподобился. Подбирали всё, до бутылок с остатками виски на донышке»…

* * *

В нашем сафари мы забрались в плавню. Напомню цифры численности гусей в одних и тех же охотугодьях: 7-8 тысяч в начале 90-х и 200-250 сейчас, в 2009-м: за 20 лет поголовье гусей урезали в 30 раз. Конечно, реклама своё дело сделала, и охотнички постарались. Но главная причина и беда не в этом — а в том, что новые времена и новые хозяева, если будет позволено их так назвать, придвинули плавню вплотную к катастрофе. Она ещё живёт, если можно назвать это жизнью; точнее будет — плавня умирает. Кубанский ландшафт «плавня» разделяется на два ландшафта подчинённого порядка: плавня при лиманах и плавня при степных реках и речках. Последний исчезает на глазах и много уже мест, где он исчез, где плавня превратилась в застойное и непроточное болото. Причины деградации ландшафта изложены в главе 3, не стану повторяться. Что-то с этим нужно срочно делать… Бедственная участь плавни — это забота государственная, а не только егеря Воропаева, безымянного хирурга из «Монолога прохожего», геолога Игоря Васильевича из «Пасынков России», сотен селян, жителей хуторов и станиц, подписавших не одно уже обращение к властям разных уровней вплоть до Москвы.

Среди них егерь Воропаев был, наверно, самым настырным и упрямым. Больше года он не оставлял попыток достучаться до местных властей и найти для плавни справедливость. Теребил журналистов, добился острой получасовой передачи на городском телевидении, вынудил заниматься плавней местных думцев, экологов и прокуратуру… Конечный итог нулевой: как было, так и осталось — из плавни воду забирают, откармливают своих карпов, толстолобиков и кукурузу бондюэль, в плавню воду не пускают…

Вот заключение с названием «О принятых мерах» из «Департамента биологических ресурсов и охраны окружающей среды Краснодарского края» от 18.08.2008, № 42-1818/08-04:.. «Установлено, что на момент проверки регулирование воды водопользователями ООО «Кубанские консервы» осуществляется согласно установленных норм, шандоры подняты и необходимый пропуск воды осуществляется»…

Несложно догадаться, что приказ «поднять шандоры» ушёл из Департамента заблаговременно, с телефонным звонком, а то и со спецкурьером. Упреждающую формулу выдумывать не пришлось, она известна ещё со времён Григория Потёмкина с Екатериной II, а потом Гоголя: «Пренеприятное известие, господа. К нам едет ревизор»…

У егеря Воропаева сохранились две фотографии из кошмарного для плавни 2008 года. Комментировать их нечего; всё исчерпывается одним словом — катастрофа.

В 2010 году Всевышний над плавней сжалился и послал дожди, много дождей. Их не хватило, чтобы прорвать шлюзы и дамбы и освободить из плена Бейсуг, Кирпили и остальные наши степные речки-бедолаги, но плавня на какое-то время вздохнула свободно…

***

Пионером нанотехнологий в России был вовсе не Президент Медведев. Первыми были рыбаки-любители, освоившие электроудочку. Тут же пальму первенства у них перехватили рыбаки-хищники, быстро наладившие почти промышленный промысел. Оценив его добычливость, забили тревогу егеря, но было уже поздно. На Кубани в небольших лиманах, прудах и ставках рыбу выбили за год, и браконьеры подались на простор – в плавню и крупные лиманы. Тут выяснилось, что электрошок резко снижает, если не ликвидирует, репродуктивные способности нашей ихтиофауны, и тогда забили тревогу не только егери. Прокатились суды, приговоры были суровыми: изымали плавсредства, штрафовали, арестовывали имущество, сажали в тюрьму… Прыти поубавилось. Помогло и ещё одно обстоятельство: прошёл слушок, что электроудочка исподволь развивает импотенцию не только у жертв, то-есть рыб, но и у самих добытчиков. «Слыхал, у Гришки жена ушла, уже и хахаля завела? – От Петра тоже ушла, живёт с детьми у родителей…» Рыбаки народ суеверный, такое наказание они посчитали справедливым, и это было пострашнее штрафов и судов… Но иные промышляют электорудочкой до сих пор, совсем уж тайно, из-под полы, их презирают даже свой брат – рыбаки.

Малые пруды спасли потом частники, приватизировавшие и заново зарыбившие их. Но при этом они с нещадной силой навалились на плавню, начав воровать у неё воду. Плавня стала умирать…

Любопытно, что у истоков эры тонких технологий, подарившей миру чудо-удочку, стояли повзрослевшие и уже почти респектабельные воспитанники Дворцов Пионеров, получившие там нужные навыки в кружках радио-электротехники. Респектабельность не помешала им, однако, примкнуть к хищникам.

Город-на-воде. Серёга – браконьер честный, он ловит только сетями и к электроудочке никогда не прикасался. И не браконьер он вовсе, а потомственный рыбак, и промышляет тем, чем всегда промышляли его предки. Браконьером же его считают местные и прочие власти и егеря, которым эти власти вменили в обязанность так считать. Егеря, однако, в сути дела разбираются и наказывают обычно только зарвавшихся. Серёга не зарывается и своё место знает. Сети у него калиброванные, недомерков он не ловит; сам не торгует, а отдаёт рыбу скупщику, тот мелочь не возьмёт. Недомерков ловят на законных основаниях неводами промысловые бригады, часто бывшие колхозы. Эти загребают неводом всё, что попадётся, включая раков, а потому на рынках не убывают щурята-«карандаши» и судачки по 20-30 сантиметров длиной, весом по 200-300 грамм, и рачата с палец величиной. Браконьерством никто из «компетентных» органов это не считает, хотя Серёгу за такое упекли бы в тюрьму.

…Сегодня Серёга с выездом припозднился, в лодку сел уже в сумерках, брови нахмурены – много забот: барахлит двигатель – пора чистить; в лодке открылись течи – ослабли заклёпки, вовремя не подклепал; к дальней сети нужно проталкиваться через камыши в тесной урме; сети перебирать придётся в темноте…

Серёга добавил газу и по узкому проходу в монолитной стене высоченного камыша заспешил в лиман, через полчаса он будет на месте. Перед самым выходом в лиман что-то смутно его насторожило, в воздухе висела какая-то необычность. Он выключил мотор и дальше пошёл на шесте, оставалось метров 200-250. И странно…темнота перед ним отступала, впереди был свет, негустой, тусклый – но свет. Что за чёрт, сзади, по бокам ночь, чернота, спереди зыбким маревом на него надвигался свет. Серёга струхнул, вспомнил про НЛО. По инерции он продолжал толкаться шестом.

В устье проход, бывший канал, вливаясь в лиман, резко расширялся… Серёга обмер. По всей 3-4 километровой глади лимана светились, гасли и вспыхивали, и сияли фонарики, фонари, а то и почти прожекторы. «Как в городе ночью» – мелькнуло у него в голове. Он остановился, закурил, смотрел, слушал… Шлепки, барахтанье, возня в камышах, сухие резкие щелчки тупыми ударами неслись по воде… сливаясь в общий приглушённый неясный ропот; всё это было фоном к обволакивающему рассеянному зареву, повисшему над лиманом. Звёзд не было видно… Станица работала электроудочками, лиман Степнянский шагнул в эру инноваций…

Разбой довершили промысловые бригады с неводами; через несколько лет лиман опустел, белорыбицы (лещ, сазан, судак, сом, амур…) не стало, но ещё есть окунь, краснопёрка, карась и щука – ждут более тонких технологий.

* * *

Президент Д.А.Медведев специальным Указом назначил отдельным предметом в школе «экологию»; и то правда, «лучше поздно, чем никогда». Но местным чиновным крохоборам, большая часть которых скрыто или явно имеет долю в эксплуатирующем плавню бизнесе, как и сросшимся с ними собственно бизнесменам, нет дела ни до Президентских указов, ни до плавни, ни до её народа, живущего в ней и рядом с ней — крылатого, плавающего, четвероногого или двуногого народа, чьи стоны одна только плавня и слышит. Язык не поворачивается назвать этих деятелей предпринимателями, воистину «businessmen», хотя они прикрываются сословностью и козыряют тем, что они «средний класс». Никакой это не «средний класс»; если ориентироваться на терминологию Л.Н.Гумилёва, это субпассионарии: «человек – пассионарий живёт, чтобы работать ради своей идеальной цели… Индивид, называемый субпассионарием, живет, чтобы не работать и ориентируется на потребление за счёт других людей» (Л.Н.Гумилёв, В.Ю.Ермолаев «Горе от иллюзий». В сб. «Ритмы Евразии». М. «Экопрос».1993. с.179).

Через 20-30 лет, если в школьной практике сохранится дисциплина «экология», из наших школьников проклюнутся новые чиновники и деловые люди. Допустим, они будут законопослушнее, и вдруг, нечаянно, умнее. Но плавня ждать не может, и 20-30 лет подобных издевательств, скорей всего, не выдержит. Всё это плохо укладывается в голове. Как так: полтора десятка дорвавшихся до пирога нуворишей, сосут из плавни свои прибыли, попирая при этом право на самоё жизнь у тысяч её обитателей; государство Россия прощается с одним из своих уникальных ландшафтов; протестуя, вопят в голос сотни, если не тысячи , аборигенных жителей окрестных станиц и хуторов… — и никому до этого нет дела!

Наш егерь в защиту плавни своё дело сделал — как мог, как ему позволили, его больше никто не слышит и не слушает. Ему обидно — за плавню, за себя, за весь свой многолетний беспорочный труд, почти теперь напрасный, потому что плавня всё равно умрёт. «Прощая дурных, не губите честных» — это призыв римлянина Саллюстия из I века первого тысячелетия н.э. Нашего егеря вам уже не погубить… Но растут дети, внуки…

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>