Разгадка Гоголя

«Я почитаюсь загадкой для всех; никто не разгадал меня совершенно».
Гоголь, письмо к матери, 1828

Принято говорить о загадке Гоголя. В 1909 году В. В. Розанов публикует статью, которая так и называется: «Загадки Гоголя».

В чем же их видит Розанов?

Итак, Гоголь несет нам хаос и дезорганизацию.

Василию Розанову вторит Николай Бердяев:

«Гоголь один из самых загадочных русских писателей…. Как и многие русские люди, он искал Царства Божьего на земле. Но искания эти принимают у него извращенную форму… У него было сильное чувство демонических и магических сил… Он ищет прежде всего спасения… У Гоголя было сильное чувство зла, и это чувство совсем не было исключительно связано с общественным злом, с русским политическим режимом, оно было глубже». [Н.Бердяев. Русская идея (Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века). Париж, 1946.]

Итак, к хаосу и дезорганизации добавляются поиски Царства Божьего на земле. Далее мы покажем, что в случае Гоголя это связанные вещи.

Обратим сразу внимание на «чувство (…) магических сил». Поскольку вслед за Андреем Белым принято отчего-то считать Гоголя мистиком. В статье «Гоголь» Андрей Белый пишет о «душе Гоголя; а страдания, муки, восторги этой души на таких вершинах человеческого (или уже сверхчеловеческого) пути, что кощунственно вершины эти мерить нашим аршином; и аршином ли измерять высоту заоблачных высот и трясину бездонных болот?.. приближение бездны духа к поверхностям дневного сознания (…) — обычное состояние высокопросвещенных мистов (…) состояние, которое являет мир совершенным и которое Достоевский называет «минутой вечной гармонии» — минутой, в которую испытываешь перерождение души тела, и она разрешается подлинным преображением (Серафим), подлинным безумием (Ницше) или подлинной смертью (Гоголь)».

Однако под мистикой принято понимать чувство непосредственного единения с Богом, «независимо от условий пространства, времени и физической причинности», то есть достигнутое в результате единения с Богом чувство гармонии, совпадение с Божественной волей разрешают все проблемы человека, делая их несущественными.

Ничего подобного нет в художественных произведениях Гоголя. Именно магия присутствует в повестях, составляющих «Вечера на хуторе близ Диканьки». Магический сюжет лежит в основе «петербургской» повести «Портрет».

Более важно для нас, однако, «сильное чувство …демонических сил» у Гоголя, о котором говорит Бердяев. Что есть демонизм?
За определением будет уместно обратиться к Лермонтовской энциклопедии:

«Демонизм — (…) отношение к миру, предельная цель которого — разрушение существующих духовных и материальных ценностей… Мысль о необходимости разрушить и пересоздать мир на основании свободы воли, обусловленная личной обидой носителя Д. на мироустройство, обосновывается им путем доказательств того, что мир «не состоялся» и что бессмыслица переполняет мир». [А. М. Песков, В. Н. Турбин Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); М.: Сов. Энцикл., 1981.]

К демонизму как пересозданию мира прямо примыкает обряд Черной мессы.

Заметим, что «основные темы древнейших ритуалов — это сотворение космоса (миропорядка) из хаоса, природный круговорот жизни и смерти… Таковы, в частности, мотивы ритуальных тайных действ (мистерий) в честь умирающих и воскресающих божеств» (H. Б. Мечковская, Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий М.: Агентство «ФАИР», 1998, 16).

Таким ритуалом несомненно является христианская месса (литургическое действо).

Относительно же Черной мессы можно встретить следующее пояснение:

«Магическое значение Черной Мессы покоится на убеждении, что Святая Месса включает в себя чудо перевоплощения, то есть магического или мистического изменения хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа. Если священник может влиять на это чудо в Святой Мессе, то священник или маг, также могут, проводя подобный ритуал (т.е. Черную мессу, — А.П.), влиять на подобные перевоплощения, но исключительно для злых умыслов».

Только Черная месса — это не «подобный» Святой мессе ритуал, а ритуал ей противоположный или вывернутый наизнанку, ритуал, где «+» заменен на «-». Священные предметы и действия в Черной мессе заменяются предметами и действиями непристойными, в качестве элемента Черной мессы называется принесение жертв, в том числе человеческих. Во время Черной мессы читаются христианские молитвы и тексты, но вывернутые наизнанку — от конца к началу. Это обращение вспять ритуала совершается для того, чтобы обратить вспять сам миропорядок, в том числе «природный круговорот жизни и смерти». Поэтому элементы Черной мессы используют воскрешающие мертвых маги-некроманты: «оттого Некромантия и получила своё название, что она имеет дело с телами покойных и добывает ответы у душ и призраков умерших и у подземных духов, завлекая их в трупы умерших особыми адскими чарами и инфернальными заклинаниями, зловещими жертвами и греховными возлияниями…» (Агриппа (Неттегсмейский) Тайная философия. Книга III, глава XLII. О способах, которые маги и некроманты полагают пригодными для вызывания душ умерших).

— Но при чем тут Гоголь? — может спросить читатель.

Вспомним сюжет «Тараса Бульбы»: Тарас провоцирует войну с поляками, чтобы заняться «настоящим мужским делом». В ходе этой войны он теряет обоих своих сыновей. Что делает дальше Тарас Бульба?

Его действия очень напоминают Черную мессу:

Складывается впечатление, что этими зверствами Тарас Бульба хочет обратить ход жизни вспять и воскресить своих сыновей.

Сыновья не воскресают и Бульба кончает жизнь самоубийством. (Как же еще можно объяснить поведение на поле боя командира отряда, который вдруг решает заняться поисками своей трубки?)

Смерть его также напоминает принесение жертвы во время Черной мессы, где она кощунственно соотносится со смертью Христа: поляки распинают Тараса на дереве и разводят под ним костер.

Черная месса свершается и в «Вечере накануне Ивана Купала». (Отметим, это первая опубликованная повесть Гоголя).

Герой хочет изменить ход событий, не дать погибнуть своей возлюбленной:

Однако за это ему приходится принять участие в страшном извращенном ритуале — убить маленького брата своей будущей жены:

В «Вие» внутри храма, по существу, происходит состязание Святой и Черной месс: герой «робко повел глазами на гроб. Сердце его захолонуло. Труп уже стоял перед ним на самой черте и вперил на него мертвые, позеленевшие глаза. Бурсак содрогнулся, и холод чувствительно пробежал по всем его жилам. Потупив очи в книгу, стал он читать громче свои молитвы и заклятья и слышал, как труп опять ударил зубами и замахал руками, желая схватить его. Но, покосивши слегка одним глазом, увидел он, что труп не там ловил его, где стоял он, и, как видно, не мог видеть его. Глухо стала ворчать она и начала выговаривать мертвыми устами страшные слова; хрипло всхлипывали они, как клокотанье кипящей смолы. Что значили они, того не мог бы сказать он, но что-то страшное в них заключалось. Философ в страхе понял, что она творила заклинания. Ветер пошел по церкви от слов, и послышался шум, как бы от множества летящих крыл. Он слышал, как бились крыльями в стекла церковных окон и в железные рамы, как царапали с визгом когтями по железу и как несметная сила громила в двери и хотела вломиться. Сильно у него билось во все время сердце; зажмурив глаза, все читал он заклятья и молитвы».

В «Страшной мести» своего рода Черной мессой являются действия колдуна, который выворачивает наизнанку семейные отношения: вместо того, чтобы, выдав дочку замуж, заботиться о внуках, колдун, желая жениться на собственной дочке, убивает зятя, насылает смерть на внука, а затем убивает и непослушную дочь.

[Мотив Черной мессы есть также в описании польской банды: «С ними и ксенз вместе. Только и ксенз у них на их же стать: … пьет и гуляет с ними и говорит нечестивым языком своим срамные речи».]

В финале повести смысл действий колдуна раскрывается именно как Черная месса: ее заказал казак Иван, убитый своим братом Петром, предком колдуна. Заказал он ее самому Господу Богу, который заказ Ивана выполнил. Цель этой Черной мессы в том, что она должна изменить естественный (с точки зрения общепринятых суеверий) порядок вещей, согласно которому умершие предки магически помогают своим потомкам. Действия колдуна привели к тому, что предки колдуна начинают испытывать к нему ненависть и грызут брошенного к ним потомка.

Отчего же мотив Черной мессы так настойчиво проявляется в повестях Гоголя из т.н. малороссийского цикла — его первых значительных произведениях, изданных в 1830—35 гг.?

(В скобках заметим, что сам Гоголь в «Авторской исповеди» 1847 года подозрительно забывает об этом бросающемся в глаза мотиве своих ранних произведений.

Критикует их он вот за что:

То есть зрелый Гоголь осуждает свои ранние произведения за несерьезность.

Это можно объяснить лишь крайней болезненностью для Гоголя указанных нами мотивов. Он всеми силами хотел теперь их скрыть. Добавим, что в течение почти 8 лет, окончив его за несколько месяцев до смерти, Гоголь писал труд «О божественной литургии». Как будто, словно Хома Брут, хотел противопоставить его прежде описанной Черной мессе).

Переформулируем выше заданный вопрос: как именно хочет изменить мир Гоголь, подсознательно обращаясь к такому способу его пересоздания, как Черная месса?

Мы считаем, что ответ на последний вопрос содержится в «Старосветских помещиках» — центральном, на наш взгляд, произведении Гоголя. (Недаром оно открывает сборник повестей «Миргород». Ведь считается, что Гоголь тщательно продумал порядок расположения произведений в сборнике. Следом за «Старосветскими помещиками» идут «Тарас Бульба» и «Вий»).

О чем же это произведение? Известно мнение В.Г. Белинского:

«Возьмите его «Старосветских помещиков»: что в них? Две пародии на человечество в продолжение нескольких десятков лет пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают… Вы видите всю пошлость, всю гадость этой жизни, животной, уродливой, карикатурной …автор нашел поэзию и в этой пошлой и нелепой жизни, нашел человеческое чувство, двигавшее и оживлявшее его героев: это чувство — привычка… чувство привычки жалкого получеловека…» (О русской повести и повестях г. Гоголя).

Вспомним, однако, Николая Бердяева:

Белинский же прямо декларировал:

«Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз мой… Что мне в том, что гений на земле живет в небе, когда толпа валяется в грязи?» (Письмо В. Г. Белинского к В. П. Боткину 8 сентября 1841 г.)

Поэтому жизнь старосветских помещиков, не принимавших участие в социальной борьбе, названа Белинским пошлой и гадкой. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>