1. Отторгнутое понятие

Вы заметили, что из речевого обихода исчезли слова «значительность» и «значительный»? Люди среднего возраста благополучно их забыли, а для молодёжи эти понятия и вовсе не существовали. И массового человека это вовсе не печалит. Если не имеешь представления о ценности золота, потеря золотого слитка не очень-то и огорчит.

Чтобы осознать легковесность современной культуры, я попытаюсь напомнить и заново осмыслить отвергнутое ныне понятие «значительности», без которого не обходились гуманитарии двух предыдущих столетий.

«Значительность» понималась ими как мера нравственно-интеллектуальных достоинств — и человека, и произведения искусства, и поступка. Отсчёт вёлся и вверх и вниз от нуля, а в качестве такового неосознанно принимали заурядность, обыденность, поверхностность.

В своё время Дмитрий Мережковский немало писал о нижней и верхней «безднах». Резон в его представлениях явно есть, но вместо велеречивых двух «бездн» я предпочту более простые слова — «глубина» и «возвышенность». Так вот, и в искусстве, и в философской мысли значительность определяется глубиной постижения основных явлений и свойств человеческого бытия — таких, как жизнь и смерть, добро и зло, любовь и ненависть, красота и уродство и тому подобное.

А возвышенность понималась как стремление выйти за пределы человеческой ограниченности — от сугубо животных свойств и потребностей ввысь ко всему духовному, ко взгляду на себя и на мир «с точки зрения вечности», к широким обобщениям, к мечтам о недостижимом.

Ярчайшие образцы возвышенного в искусстве — это, к примеру, картины Эль-Греко или Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского.

Примеры постижения глубин зла — это фантасмагорические образы Иеронима Босха и подпольный человек Фёдора Достоевского.

Разумеется, всё значительное создаётся значительными людьми.

Как видим, значительность — понятие серьёзное и предполагает серьёзное к себе отношение.

А массовому человеку всё серьёзное, а уж тем более трагическое — чуждо и неприятно. Оно не понимается, оно не воспринимается и не принимается (иначе говоря, для него просто не существует). Массовому человеку подавай «развлекаловку», «расслабуху», «ржачку». И его одобрение фильму, картине, спектаклю или книге выражается одним возгласом — «Прикольно!» И никакие синонимы ему не нужны! Да и нет их в его голове. Между «великим» и «популярным» как-то незаметно поставили знак равенства.

2. Девальвация двух эпитетов

Если слово «значительный» изгнано прочь из нашей действительности, то оценки «великий» и «гениальный» сыплются с утра до ночи из года в год изо всех микрофонов и экранов, не говоря уже о необозримых страницах газет и журналов.

Такого числа, а вернее, такой бесчисленности «гениев» и «великих» не знала ещё ни одна эпоха. Радоваться бы такому феномену, но мне что-то не радуется!

Наверняка ещё найдутся люди, знающие, за какие достижения в искусстве Фёдора Ивановича Шаляпина называют великим и гениальным артистом.

Но теперь, помимо великих творцов искусства, существуют и «гениальные махинаторы», и «гениальные демагоги».

Звания «великий» может удостоиться, скажем, ресторанный шеф-повар. По миру кочуют множества великих футболистов, теннисистов и прочих спортсменов. В своих правах на всемирную славу они ничтоже сумняшеся уравнены с Наполеоном и Ньютоном. А что уж говорить о битлах!

Их везде и всюду превозносят с таким же пиететом, как Чайковского и Баха.

Да нет, с гораздо большим! Бесчисленные эстрадные певички на полном серьёзе толкуют о своём, видите ли, творчестве. Если они и слушали записи Обуховой и Неждановой. достанет ли у них интеллекта осознать разницу величин?! Подстать певичкам «гениальные» композиторы, сочиняющие для них песенки-однодневки.

В представлении наших современников и горы, и пригорки одинаково высоки. Более того, пригорки для них и ближе, и милее.

Мы наблюдаем тотальную девальвацию таких некогда драгоценных эпитетов как «великий» и «гениальный». Безмерно размножившись, они безмерно умалились и опошлились.

3. Возвращаясь к значительности: среда её обитания

Значительность возможна и существует только для людей богатой и сложной ментальности, для которых добро и зло, праведность и греховность, красота и уродство, свобода и рабство — это категории из реальной жизни, а не отмершие словеса, как это представляется простецким порожним головам.

Понятие значительности могло возникнуть только в развитой гуманитарной культуре, порождающей феномен личности и дорожащей этим своим детищем. Примитивные дикарские племена, притом далеко не все, лишь изредка создавали выразительные и прекрасные произведения, да и то лишь в скульптуре и прикладном искусстве.

Это выглядит весьма скромно в сопоставлении с искусством великих культур прошлого. Среди зырян не появился Тютчев, как справедливо заметил Афанасий Фет.

Значительность художественного творения, значительность личности и человеческого поступка воспринимается только адекватным, так сказать, конгениальным зрителем, слушателем, читателем. Вне их ментальности всё самое прекрасное и весомое просто теряется в мировой множественности всего и вся, теряется навсегда или, в лучшем случае, на долгие годы и века. Это неизбежно происходит в результате упадка культуры с его измельчанием человеческих душ, опрощением вкуса, утратой исторической памяти и прочая и прочая.

Горе таланту, горе гению, появившемуся тогда, когда уже исчезла адекватная ему воспринимательская среда. Классически прекрасные сонеты Ронсара и Дю Белле более чем два столетия пребывали в полном забвении, пока их не открыл критик Сент-Бёв. И тут очень важно отметить и осознать, что его открытие осталось бы практически не замеченным, если бы в первой половине ХІХ века не существовало культивированной литературной среды. Прошло еще полтора столетия, и этими некогда знаменитыми поэтами теперь «занимаются» только несколько узких «ведов».

4. Присвоение звания «великий»

Напомню, что речь идёт о дотелевизионной и доинтернетной эре.

Значительность личности произведения искусства и научно-философской мысли присуща им и не отъемлема от них, она им имманентна. Но значительность остаётся закрытой для людей, пока её не увидит и не осознает некто воспринимающий. Автор значительного произведения или целого творчества бывал удостоен звания «великий» только тогда, когда не отдельные люди, а некое целое сообщество убеждалось в огромном влиянии этого творчества на свою социальную и интеллектуальную жизнь.

Социальная востребованность или невостребованность — это граница ,отделяющая талантов и гениев признанных, с одной стороны, от талантов и гением непризнанных, то есть не увиденных и не оценённых, с другой.

Бывало нередко и так: общество провозглашало великим творца, наделённого большим талантом, но не гениальностью. К примеру, гениальный поэт Жерар де Нерваль не был признан великим, а Виктор Гюго, человек огромного таланта и работоспособности, заслуженно провозглашён великим, хотя гениальных прозрений в его творчестве я лично не вижу.

5. В завершение

Хочу особо обратить внимание читателя на важнейший процесс: сегодня массовое искусство перерастает в так называемое элитарное, заражая его своими болезнями и одаряя своими уродствами. Элитарное приобретает всё большее сходство с массовым. Это одно из существенных проявлений энтропии актуального искусства, которое зачастую даёт повод назвать его «так называемым искусством».

В массовом восприятии сведена на нет иерархия качеств и величин в сферах художественного творчества и нравственности: большое и ничтожное, талантливое и графоманское, подлинное и мнимое, глубинное и поверхностное принимаются как равновеликие и равнозначные. Более того, первые составляющие этих пар всё сильнее, всё упорнее отторгаются, тогда как вторые всё охотнее приветствуются и усваиваются.

Мы ныне наблюдаем процесс перехода ещё не так давно живой развитой культуры в энтропийное мертвечинное состояние равновеликости значительных и ничтожных произведений.

Найдутся ли мыслители и творцы, способные этому противостоять?

Примечание автора:

Речь в тексте идёт о западной и европейской культурах.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>